На этом Измаил посчитал свою лекцию оконченной и оставил свежеобращенных вампиров на главу по безопасности. Будто у него и так забот мало. Впрочем, на извечно неподвижном лице нельзя было причитать ни тени недовольства.
— Вася, — представился он близнецам. Исаия назвался, не моргнув и глазом, а вот Илья, услышав имя смазливого азиата, долго и вдохновенно ржал.
— Это нервное, — кратко пояснил Исаия.
— Я так и понял, — отозвался Вася.
…
Ева видела рысь. Среди ночи и хвойного леса хищник мягко, бесшумно крался на широких, мощных лапах. Неотрывно он смотрел прямо на девушку немигающим, пустым взглядом бледных, желто-зеленых глаз.
Он охотился.
Пугающий и грациозный зверь завораживал. Еве до одури хотелось коснуться его, погладить, похлопать по бокам, ощутить мускулы под этой густой, длинной шерстью.
«Интересно, можно ли сделать рысь домашним животным?» — с этой мыслью Ева проснулась.
Она лежала на боку в кровати. Было темно, но девушка по одному только запаху поняла: это не ее дом и постель тоже не ее. Тяжелая, теплая рука лежала на ее талии, и это уже было слишком. Ева напряглась, затаив дыхание. Сердце в испуге заколотилось пойманной птицей.
Девушка дернула руками, и запястья тут же заныли. Она вспомнила, при каких обстоятельствах ей нанесли раны, и страх немного, совсем чуть-чуть отпустил.
Сосредоточившись на ощущениях, Ева предположила, что руки ей перебинтовали. Она еще раз как следует проморгалась, но в комнате стояла непроглядная темень.
В голову лезли нехорошие мысли, и чтобы их поскорее развеять, Ева тихо, на грани слышимости произнесла:
— Измаил.
— Да, — отозвался обладатель руки на ее талии. — Ты узнала меня, — вампир теснее прижал ее к себе, но Ева была в одежде, так что ничего страшного. Пока что.
— Я сказала наобум, — из чувства противоречия возразила она.
— Не лукавь, — в темноте его голос звучал слишком интимно — по коже девушки поползли мурашки. — Ты знала, что это я.
Не то, чтобы знала, — мысленно рассудила Ева, — просто надеялась, что это будет кто-то знакомый. Даже если и псих.
— Как Исаия и Илья? Они в порядке? — задавая этот вопрос, девушка сама ощутила, как сердце подскочило к горлу. Она ведь их не потеряла, да? Ведь не потеряла же?
— Они живы.
Она выдохнула, не заметив, когда успела задержать дыхание. Живы. Они живы. Господи, спасибо.
— Где они?
— Ты скоро их увидишь.
— Почему здесь так темно?
— Предпочитаю отдыхать без света.
— Ты — вампир. Ты и так живешь без света.
— Соглашусь.
Ева помолчала, тщательнее подбирая последующие слова.
— Ты… кажешься куда адекватнее, чем был у меня дома, — не могла не заметить она.
— Что же мне на это сказать? — задумчиво проронил Измаил. Он не двигался, Ева тоже.
— Я не умираю?
— Нет.
— Мы с братьями можем уйти?
— Пока нельзя.
— Ты отпустишь нас?
— Не отпущу.
— Измаил?
— Да?
— Я… тебя ненавижу.
— Это пройдет.
— Чтоб ты сдох, — в сердцах выдохнула Ева, окончательно уверившись, что от вампира ей теперь нипочем не отвязаться.
Пролежав в тишине какое-то время, Ева пришла к неутешительному вердикту: от нее разило потом, кровью и антисептиком. Почему-то в темноте, когда невозможно положиться на зрение, все остальные чувства обостряются. Ей не нравилось, как от нее пахло, не нравились незнакомые запахи в помещении, не нравилось, что она не знала, где находиться, и рука вампира на талии тоже совсем не нравилась. Измаил не лапал ее, ничего лишнего себе не позволял, но невинной девице просто некомфортно было с посторонним у себя за спиной. Тем более, посторонним вампиром. И более того, посторонним вампиром со сдвигом в мозгах, напавшим на ее братьев.
Да, определенно, у нее было достаточно причин свалить в душ подальше от Измаила.
Пришлось вампиру подниматься, включать для нее свет и провожать в ванную.
Как Ева и предполагала, находились они в его спальне — комнате, что будет больше всей ее квартиры. Удивительно пустая — кроме кровати здесь не было ни единого другого предмета. Только фрески повсюду: на стенах, на потолке; на полу — мозаика из дерева. Толком их рассматривать она не стала, в приоритете был душ.
Ванная комната оказалась соседним со спальней помещением. Черная и белая плитка в шахматном порядке покрывала все пространство ванной. Самой ванны не было, только современная и так нелюбимая Евой душевая кабина. Ей нравилось полежать в воде с пеной и морской солью, почитать книжку, послушать музыку и просто порелаксировать — кабина отменяла все.
— Полотенца и халат в твоем распоряжении, — Измаил указал на хромированную полку рядом с кабиной. На ней аккуратно были сложены три белоснежных махровых полотенца, рядом на крючке висел такой же белый махровый халат.
— Как в отеле, — с нервным смешком прокомментировала Ева.
— Пожалуйста, не торопись, — вежливо сказал он ей перед тем, как выйти.
На двери девушка заметила щеколду и немедленно ею воспользовалась, запершись. Так, на всякий случай.
Намывалась она долго и тщательно. Бинты с рук пришлось снять, а потом еще какое-то время ловить ртом воздух при виде розоватых тоненьких полос на месте ножевых порезов. Ева пощупала их — кожа неприятно чувствительная, но не более. Совсем как тогда, с шеей. Да, у нее один раз уже все зажило, но отчего-то она думала, что это временный эффект. Надо будет спросить Измаила.
Покинув душевую, Ева завернула волосы в тюрбан из полотенца и принялась высушиваться вторым. В процессе пара ниток на ткани зацепились за подвеску-паука, и девушка едва не оторвала его вместе с куском мяса. Глубоко вонзился гаденыш.
Об этом тоже следовало спросить Измаила.
Когда Ева вышла из ванны, на кровати ее уже ждал один из любимых сарафанов сочно-зеленого цвета и, кхм, нижнее белье. Какая-то сволочь забралась к ней домой и копалась в ящике с исподним. Конечно, свежая одежда очень кстати, но копаться в ее вещах!
Увы, возмущаться было поздно и некому. В спальне Ева была одна. Подобрав одежду, она вернулась в ванную и оделась. Там же, у зеркала, в специальном гнезде висел фен.
Действительно, как в отеле.
Немного подсушив волосы и собрав в кучку свои грязные джинсы с футболкой, она вернулась в спальню.
Где с подносом еды ее уже ждал Измаил.
— Пожалуйста, перекуси, — он опустил поднос на кровать и присел рядом, пристально разглядывая свою гостью. — После ты встретишься с… теми двумя.
— Если тебе так противно называть их моими братьями, — обратила она его внимание, — можно просто Илья и Исаия.
— Как пожелаешь, — равнодушно согласился вампир.
Ева на него прищурилась, но на кровать присела и взяла с подноса тарелку с куском говяжьей отбивной, украшенного колечками лука и мелко нарезанной зеленью. На подносе остались соусница, пара булочек с кунжутом и чашка черного чая с долькой лимона и кусочками рафинада на блюдце. Пахло все изумительно.
Там же находились и столовые приборы, но резать мясо на кровати было неудобно. Наплевав на то, что о ней подумает Измаил, Ева взяла мясо прямо руками, обмакнула его край в соус и с наслаждением откусила. Потом отщипнула от булочки, отпила чай. Зверский голод поднял свою голову, и девушке пришлось бороться с собой, чтобы есть медленно и с достоинством.
Измаил наслаждался зрелищем. Он следил за каждым ее движением, подперев щеку рукой и чуть улыбаясь. Его пристальное внимание смущало и нервировало, но в то же время именно сейчас он напоминал Еве простого человека, каким, возможно, когда-то был.
Мысль об этом принесла с собой грусть, и девушка не смогла подавить печального вздоха. Не по возрасту большая, тяжелая грудь, поднялась и опала, подвеска показалась в квадратном вырезе сарафана, зацепилась о край и заставила хозяйку вздрогнуть. Ева опустила на нее взгляд, на синие вены причудливым узором растянувшиеся от паука, будто сюрреалистичные нити паутины. На белой, нетронутой солнцем коже это смотрелось и красиво, и страшно.
— Я правильно поняла: в этой штуке была кровь какого-то древнего вампира? — осмелилась она нарушить почти уютную тишину.
— Правильно.
— Хорошо, — как же трудно ей было собраться с мыслями. — Я теперь тоже вампир?
— Нет, ты — Ева, сосуд. Ты можешь обратить любого человека в вампира, но только не себя.
— Илья и Исаия станут вампирами? — спросила Ева, позабыв все объяснения Филиппа.
— Не станут, а уже стали.
— Ч-что… что ты имеешь в виду?
Измаил склонил голову особым птичьим движением, неподвижные туманно-серые глаза разглядывали девочку перед ним с нервирующим интересом:
— Сейчас двенадцатое июля половина первого ночи.
— Я проспала сутки!?
— Да, — одно мягкое, тягучее «да».
