Первым заговорил Квилп:
— Нужно, сэр Оксеншерна, создать вокруг рубежей Украины такие условия, чтобы Хмельницкий согласился. Вы можете припугнуть его, что в противном случае окажете помощь Польше против него. Вы можете повлиять на него через султана.
Сэр Уильям Квилп даже пожал плечами, как бы желая подчеркнуть этим, что ои крайне удивлен беспомощностью канцлера в таком простом деле.
Тут Оксеншерна еще больше удивил Квилпа — и не только Квилпа, но и Гектора Шоньо.
— Случайно стало нам известно, что великий лорд-протектор Англии сэр Оливер Кромвель обратился с посланием к гетману Хмельницкому. Не мог ли бы сэр Квилп, если такое послание не является государственною тайной, уведомить нас о содержании его? И не считает ли высокочтимый сэр, что послание протектора могло бы в какой-то мере улучшить наши позиции?
Сэр Уильям Квилп покраснел. Злобные огоньки вспыхнули в его прошитых красными прожилками глазах. Гектор Шоньо даже рот раскрыл от удивления. Карл едва сдерживал смех и победоносно посматривал на растерявшегося Квилпа.
— Личная переписка лорда-протектора не имеет государственного значения, — проговорил после длительного молчания Квилп.
— Для меня новость, что лорд-протектор и гетман Украины старые знакомые, — развел руками, как бы сожалея о своем невежестве, Аксель Оксеншерна.
Шоньо язвительно улыбался. Наконец ему посчастливилось стать свидетелем Квилпова поражения! На его глазах сбили спесь с кичливого британца. Но, вспомнив, что все же Квилп союзник, Шоньо поторопился сказать:
— Если Хмельницкий не примет ваших предложений, это охотно сделает кто-нибудь иной, кто захочет стать гетманом Украины по воле его величества короля Швеции.
Замечание француза обеспокоило канцлера:
«Неужели они знают о моих планах относительно Выговского?»
Оксеншерна на всякий случай поспешно перевел речь на другое:
— Что высокие послы посоветуют нам относительно займа в Ватикане?
Высокие послы облегченно вздохнули. Беседа наконец входила в подготовленное русло.
— Было бы желательно, — сказал Шоньо, — чтобы господин канцлер от имени вашего величества пригласил в Стокгольм из Варшавы нунция Иоганна Торреса. Тогда дело с получением не только займа, но и субсидии будет решено.
— Странный совет, господин посол! Кто же не знает, что нунций Торрес — наставник короля Яна-Казимира!
Оксеншерна жестом подчеркнул свое удивление.
— Ах, господин канцлер, можно подумать, будто вы лишены чувства юмора! — любезно укорил Шоньо. — С той минуты, как шляхта Речи Посполитой начала ткать интриги против Яна-Казимира и искать поддержки в Москве, папа и его нунций…
— Вам угодно сказать, — перебил француза Оксеншерна, — что преподобный отец Иоганн Торрес оказался при другой ситуации?
— Именно так, господин канцлер, — сухо ответил Квилп.
Оксеншерна с выражением лица, подобающим такому важному предмету, перешел к основному.
— Было бы весьма желательно, и такова воля его величества, — канцлер почтительно склонил голову перед королем, — чтобы ваши высокие правительства дали нам заверения в грамотах, скрепленных государственными печатями, что, в случае если мы продвинемся на земли России, Польши и Украины, ни Франция, ни Англия не будут чинить нам препятствий заключением явных пли тайных договоров против нашего короля. Одновременно просим высокие правительства оказывать полное доверие нам. Конечно, мы возьмем на себя соответствующие обязательства, дабы интересы Франции и Англии были обеспечены.
— Да, — решительно произнес Карл, — это наша воля. Только три государства должны владычествовать в мире — Англия, Франция и Швеция.
Карл откинулся на спинку кресла и с видом победители взглянул на послов, канцлера и Горна.
— Я прошу, сэр, карту, — обратился сэр Квилп к Оксеншерне.
Карл удивленно взглянул на канцлера. Но тот спокойно приказал адъютанту:
— Граф Пипер, карту.
Пипер проворно разостлал на столе карту и поставил но сторонам высокие пятисвечники.
Сэр Квилп наклонился над картой. Не отрывая от нее глаз, нащупал на столе нож.
— Прошу вашего внимания.
Оксеншерна, Горн и Шоньо нагнулись тоже, только король счел недостойным своей высокой особы приподыматься, и фельдмаршал Горн небрежно выдернул пз-под ладони Квилпа карту и разостлал ее перед Карлом. Тогда Квилп, уже обращаясь исключительно к королю и ткнув кончиком ножа в карту, твердо сказал:
— Правительство Англии поручило мне уведомить наше величество, что в Архангельске будет постоянно находиться наша эскадра и гарнизон пехоты с артиллерией. Вся торговля, какую ведут наши негоцианты, будет беспошлинна и беспрепятственна, и вы, ваше величество, будете надлежащим образом обеспечивать интересы Англии.
Не без учтивости, но достаточно решительно Гектор Шоньо, отодвинув острыми локтями сэра Квилпа, кончиком золотой лорнетки обвел изрядный кусок на карте, пояснив:
— В этих провинциях весьма значительны интересы короля Франции.
— То есть южные московские земли, Украина, Крым, Азов? — Фельдмаршал Горн ударил кулаком по столу. — Я солдат, проклятье сатане и слава моим гвардейцам, но не слишком ли многого вы хотите, господа высокие послы?
Возможно, в другой раз Горну дорого обошлось бы такое вмешательство в беседу с высокими послами, но сейчас, Зевс его побей, он высказал то, что думал король, что висело на кончике языка у канцлера.
— Что вы, господни фельдмаршал! Побойтесь бога! Ведь Ливония, Лифляндия, Эстляндия, Новгород, Москва, Киев — ваши. — Маркиз Гектор Шоньо смеялся мелким смешком, поигрывая лорнеткой.
«Сейчас я могу обещать им все, — мелькнула мысль у Карла, — лишь бы они не мешали мне и не ставили препятствий».
Аксель Оксеншерна, как бы угадав мысль короля, торжественно проговорил:
— Чтобы не дать русским племенам объединить свои силы в одном Московском государстве, под скипетром одного царя Московского, чтобы держать эти дикие народы в безмолвном подчинении и надлежащих границах, его величество король Швеции Карл Десятый Густав сделает все зависящее от его особы.
— Мы согласны, — прохрипел Карл. — Мы ожидаем подтвердительных грамот. Пипер, вина!
Пипер наполнил густой мальвазией пять высоких кубков.
— За великого завоевателя и полководца короля Швеции Карла Десятого Густава! — вскочил Шоньо.
Звон серебра пощекотал сердце Карла. Французы, черт их возьми, что ни говорите, а разбираются в тонкостях, каких не постичь его министрам…
…Послы откланивались, как положено по чину, пятясь, отходили к дверям, и когда граф Пипер закрыл за ними дверь и задвинул бархатную портьеру, из дверей напротив в кабинет короля вошел человек. Щуря глаза на яркий свет, он неровным шагом, по которому сразу можно было узнать ездока, долго пробывшего в седле, прошел на середину комнаты и поднес два пальца к черной, залепленной брызгами грязи шляпе.
— Иоганн Бромберг! — воскликнул растерянно Карл.
— Я, ваше величество.
— Какие вести?
— Недобрые, ваше величество. Корпус Роттенбаха разгромлен московитами под Завихвостьем. Хмельницкий разбил наголову Потоцкого и обложил Львов. Три дня назад казаки и московиты взяли Люблин. Все дороги на восток и на юг захвачены московитами и казаками…
Карл побледнел. Одним прыжком он очутился перед Бромбергом и резко ухватил его за плечо.
— Дальше, дьявол! Говори все…
Точно подломившись под тяжелою рукой короля, Бромберг упал на колени.
— Еще прибыл гонец из Чигирина… Воды! — простонал Бромберг. — Три дня я не слезал с коня… росинки во рту не было…
Горн протянул офицеру недопитый кубок. Одним духом Бромберг жадно выпил вино.
— Что же привез гонец? — тихо спросил Оксеншерна.
— Генеральпын писарь Выговский приказал на словах передать, что кавалер Оливерберг де Грекани в Чигирине взят под стражу.
— Все?
— Да, господин канцлер.
Бромберг тяжело поднялся. Граф Пипер тронул его за плечо. Стараясь по звенеть шпорами, оба они оставили кабинет.
— Кто этот Оливерберг? — Карл, сжимая кулаки, остановился перед канцлером.
— Оливерберг де Грекани — это аббат Даниил, — ответил Оксеншерна.
2
Долго не гаснул свет в королевских покоях. В мрачных залах под высокими сводами звенели шпоры королевских генералов и офицеров. Гвардейцы у главного входа то и дело отпирали и запирали ворота.
Министры, призванные посреди ночи во дворец к королю, безмолвно исполняли его приказания. Поднятые с постели в третьем часу ночи негоцианты Генрих Циммер и Артур Виттенбах, будучи привезены во дворец короля, сгоряча охотно согласились дать взаймы Карлу двести тысяч риксталеров — так повлиял на них ночной визит гвардейских офицеров.