Король Карл должен признать: его канцлер поистине хитер и ловок. Не зря министры и генералы короля прозвали Оксеншерну «рыжий лис». Вспомнив об этом, Карл повеселел. он даже захохотал. Заплывшие салом щеки поползли кверху, и выпуклые глаза скрылись под багровыми веками. Оксеншерна облегченно вздохнул, однако предусмотрительно отступил в сторону и, убедясь, что под рукой у короля ничего тяжелого нет, не без едкости заметил:
— Дипломатия, ваше величество, требует тонкого ума… и времени.
— Времени! — хрипло возопил Карл, пренебрегший первой половиной сентенции канцлера. — Ах ты, рыжий лис! А кто мне обещал месяц назад двести тысяч риксталеров? Тридцать дней прошло уже. А где талеры, спрашиваю тебя? Где твое слово, собака? Эти мешки с деньгами, треклятые бароны и вонючие торгаши, хотят владычествовать в новых провинциях, а дрожат, как ростовщики, над каждым талером. Будь у меня эти деньги — Варшава, Украина, Москва давно стали бы моими провинциями.
Карл как бешеный вскочил с кресла и, сжав кулаки, размахивал ими перед носом канцлера, на губах которого, однако, не исчезла снисходительная и все понимающая улыбка.
— Пора им понять — я не королева Христина, мне не поплачешь в подол, дьявол их побори! — Карл внезапно снова захохотал и весело подмигнул канцлеру.
В кабинет вошел адъютант короля граф Пипер. Низко поклонившись королю, он почтительно доложил:
— Ваше величество, посол Великобритании сэр Уильям Квилп и посол Франции маркиз Гектор Шоньо прибыли со дворец и ожидают приватной аудиенции, как было условлено с вами.
Оксеншерна облегченно вздохнул. Как бы невзначай, он спросил Пипера:
— Сколько времени, как они тут?
— Полчаса, господин канцлер.
— Дьявол! — заорал Карл. — Почему же ты не доложил вовремя?
Граф Пипер растерянно развел руками и, пятясь к дверям, проговорил:
— Ваше величество, господин канцлер приказал продержать их в приемной с полчаса…
— А, — хлопнул себя ладонью по животу Карл, — я понимаю твои шутки, Аксель! Проси их, Пипер. — Карл надменно кивнул головой и широко развалился в кресле, разглядывая себя в зеркале над камином.
Ей-богу, он сам себе нравился. Всклокоченные волосы без парика, узкий лоб, два рубца на нем — следы неприятельских сабель, короткие, прокуренные табаком усы, кожаный камзол, тесно обтягивавший широкие плечи, ботфорты козловой кожи выше колен… Именно таким должен быть король шведов, самодержец необозримых северных провинций, гроза Балтики, храбрый адмирал самого могущественного флота на севере, завоеватель и рыцарь… Карл еще долго любовался бы собою, но высокие послы в сопровождении фельдмаршала Горна вошли в кабинет.
Приватная беседа носила далеко не приватный характер.
Багроволицый, точно налитый до самых волос вином, Горн обливался потом и нетерпеливо постукивал каблуками под столом.
Карл едва сдерживался, чтобы не наговорить послам обидных и язвительных слов. И только Оксеншерна плел кружева фраз и, как опытный пловец, покинув свой берег, миновал грозные волны и водовороты, направляясь к цели.
Уже сумерки синими тенями приникали к окнам дворца. Молчаливые слуги зажгли вдоль степ свечи перед зеркалами. Поставили на стол округлые графины с мальвазией и тонкогорлые бутылки рейнского вина, вареную спаржу, жаренных на свииом сале каплунов и мясо молодого оленя, прошпигованное чесноком.
Фельдмаршал Горн потянулся было к мальвазии, но поймал строгий взгляд короля и опустил руку.
Сэр Уильям Квилп, поглаживая пальцами седые бакенбарды, неторопливо говорил, как бы взвешивая каждое слово:
— В Лондоне, ваше величество, на вас возлагают надежду как на мудрого и отважного защитника Запада от грубых московитов. Война ваша с польским королем рассматривается и в Лондоне и в Париже как прелюдия к более значительным событиям. В конце концов с Яном-Казимиром можно договориться, если вы того пожелаете.
— Позволю себе заметить, — вмешался маркиз Шоньо, — король Франции его величество Людовик Четырнадцатый поручил мне посоветовать Яну-Казимиру отказаться от всяких претензий на шведскую корону, и в этом случае вы, ваше величество, смогли бы заключить перемирие с польским королем. Что касается ваших претензий на некоторые территории Польши, то эти претензии разрешить в вашу пользу очень легко. Такой выход приветствовал бы и сам папа Иннокентий.
— Святейший пана Иннокентий, — вмешался Аксель Оксеншерна, — отказал нам в займе. Будь у нас в прошлом году деньги, с Москвой было бы покончено, Лондон и Париж были бы в безопасности.
Карл одобрительно кивнул канцлеру. Его Аксель, рыжий лис, попал в цель. Ого! Теперь, может быть, француз заговорит про заем.
Гектор Шоньо принялся озабоченно искать что-то в кармане и, обрадовавшись, что нашел, с ласковою нежностью раскрыл на ладони табакерку. Двумя пальцами взял щепотку табаку, затолкнул ее в ноздрю, с наслаждением понюхал, зажмурясь, и, неторопливо пряча табакерку под недобрым взглядом Карла, сказал:
— Видите ли, господин канцлер, заем вы просили в прошлом году, а в прошлом году была другая ситуация. Это, надо полагать, было еще до того, как царь Алексей с Хмельницким взяли Смоленск, а сегодня московские и украинские солдаты стоят во всех городах Белой Руси и Литвы, осадили Львов, и польская чернь сдается на милость царя Московского. Кто знает, не пойдет ли Хмельницкий вместе с московитами на Швецию…
— Ему бы лучше отказаться от Москвы и стать под корону короля Швеции, — не удержавшись, сказал-таки Горн, глотнувший наконец добрый бокал мальвазии.
— Золотые слова, господин фельдмаршал! — На губах у сэра Уильяма Квилпа появилось нечто похожее на улыбку. — А почему бы вам не подсказать такую мысль этому Хмельницкому? Ведь вы имеете там такое доверенное лицо, как почтенный аббат Даниил…
Карл свирепо метнул глазами на Оксеншерну. Вот тебе и секретные беседы доверенного лица, в карман которого вкатили уже не одну тысячу риксталеров!
Наклонившись вперед, британский посол сделал вид, что не заметил гневного взгляда Карла, и многозначительно добавил:
— Позволю себе смелость обратить внимание вашего величества, ваше внимание, сэр Оксеншерна, и ваше, господин фельдмаршал, на обстоятельства, которые в настоящее время имеют большое значение для наших государств. — Уильям Квилп пожевал бритыми губами и с подчеркнутой доверительностью в голосе продолжал: — Намерения короля Яна-Казимира вступить в переговоры с Москвой лишены основы. Это лишь тактическая игра дворянства, чтобы отвести глаза московитам.
— Скорее черта побреешь, чем им глаза отведешь! — буркнул Горн.
— Ваша правда, господин фельдмаршал, — согласился Квилп. — Больше того, мы должны сделать все зависящее от нас, чтобы принудить Хмельницкого разорвать Переяславский трактат! Если мы примем меры, чтобы повлиять на Москву и царя, то в ваших руках остается Хмельницкий; полякам он не поверит, но вам, ваше величество, вам, господин канцлер, этот возомнивший себя князем бунтовщик поверит. Думаю, что паше величество со мной согласится: на берегах Балтики должно существовать только королевство, которое процветает под вашей благодетельною монаршею рукой, и такое королевство — Швеция.
— Разумная речь, — поддержал Квилпа маркиз Шоньо.
Довольная улыбка заиграла на жирных, толстых губах Карла. Даже от сердца отлегло. Значит, Лондон и Париж не косятся на его намерения прибрать к своим рукам земли Московского царства и Украину. Конечно, он не верит послам ни на ломаный грош. Но, как сказал этот вертун француз Шоньо: «Теперь такая ситуация». Что ж, пожалуй, эта ситуация будет его счастьем. Карл важно молчал, надувал щеки. Пускай поболтает Оксеншерна. Дело короля — сказать последнее слово. Он кивнул Оксеншерне — пусть говорит — и раскурил длинную почерневшую трубку.
Некоторое время Карл даже не слышал канцлера. Его мысли привлек совет послов — ускорить установление хороших отношении с Хмельницким. Выходило, и здесь рыжий лис опередил этих дипломатов. По было никакого сомнения — этот князь без роду и племени Хмельницкий будет весьма польщен тем, что сам могущественный король Швеции предлагает ему союз и поддержку. В эту минуту Карл услыхал вопрос своего канцлера, обращенный к высоким послам, который заставил и его насторожиться:
— А что, если Хмельницкий не нарушит Переяславского трактата и не отступится от Москвы?
Аксель Оксеишерна, выговорив эти слова, испытующе поглядывал то на сэра Квилпа, то на маркиза Шоньо.
Первым заговорил Квилп:
— Нужно, сэр Оксеншерна, создать вокруг рубежей Украины такие условия, чтобы Хмельницкий согласился. Вы можете припугнуть его, что в противном случае окажете помощь Польше против него. Вы можете повлиять на него через султана.
