— Ночью рискнем, — заявил он, вставая. — Как детские ясли.
— Сиди, сиди, раз усадил, — тряхнул головой полковник, — Рискнем… Со смекалкой надо рисковать.
Догадался теперь и Крошка:
— Нам, значит, дарите курган?
— Дарю, — подтвердил Громов, щуря глаза.
— В таком случае разрешите составить план.
Полковник отрицательно покачал головой.
— Не стоит, пожалуй. План вот тут. — Он постучал пальцем по лбу. — Основная задача ляжет на одного человека. Думаю, что этим человеком будет Семененко.
И он стал подробно объяснять план действий. Окончив, спросил:
— Замечания?
— У меня есть предложение, — сказал Крошка. — Надо добавить еще одного человека — сапера. По пути к кургану придется делать проход в минном поле. Самому Семененко не стоит отвлекаться на это. Впереди, по-моему, должен ползти сапер.
Громов на какое-то мгновение сдвинул мохнатые брови, но тут же расправил их и даже улыбнулся.
— Согласен. Сапера дам. Вижу, что удар по заднице пошел впрок твоей голове.
Крошка покраснел. До каких пор полковник будет зло иронизировать над ним? Еще две недели тому назад группа разведчиков во главе с Крошкой в ночной разведке наткнулась на вражескую разведку. Их разделял бугор. Те и другие разведчики стали перебрасываться через бугор гранатами. Немецкие гранаты разорвались позади, и их осколками пять разведчиков, в том числе Крошка, были легко ранены в ягодицы. Пришлось отойти. Вернувшись, разведчики пошли в санроту, спустили брюки и попросили сделать им перевязку. Докладывая начальнику штаба, Крошка сказал, что ранено пять разведчиков, но умолчал, в какое место. Однако на другой день командир санроты проговорился начальнику штаба, а тот сказал полковнику. Громов вызвал Крошку и пригласил присесть. Тот сел на краешек стула. Громов обошел его вокруг, кидая насмешливые взгляды и покачивая головой, потом сказал: «Расскажи, пожалуйста, как вы дошли до жизни такой, что стали задницы подставлять немцам?» Крошка пытался было объяснить, как получилось, но Громов оборвал его: «Представляю, как девчата в санроте смеялись над голозадыми разведчиками. Картина! Сфотографировать бы вас в тот момент». Крошка краснел, пытался встать, но Громов усаживал его. Наконец Громов притушил усмешку и уже сердито заявил: «Понял, надеюсь! Еще раз подставишь задницу противнику — пойдешь в стрелковую роту». С того дня почти при каждой встрече Громов напоминал Крошке о злосчастном ранении, заставляя лейтенанта краснеть и сердиться, про себя, конечно.
— Даю добро, — сказал Громов, вставая и крепко пожимая руку Семененко. — Повторяю, горячку не пори.
— Задача ясна, — не отводя глаз от пытливого взгляда полковника, отозвался Семененко. — Разрешите только напарника подобрать самому. — У себя в роте подберу.
— Разрешаю.
Вернувшись в роту, Семененко уединился на берегу среди камышей. Ему хотелось обдумать план, который предложил полковник. Он испытывал гордость, что именно ему, а никому другому в бригаде, доверил полковник такое ответственное задание. То, что не сделали два батальона, должен сделать он один. Не так-то это просто.
Когда его разыскал Гриднев, командир взвода сидел, покусывая камышину и хмуро сдвинув брови.
— Чего зажурился? — спросил он, подсаживаясь рядом.
Семененко не повернулся к нему, а, глядя на заросли камыша, проговорил, словно высказывая свои мысли вслух:
— Живым из пекла не возвращаются… Вот и мой черед настал…
Гриднев заглянул ему в глаза.
— Чего ты говоришь? Разве с такими мыслями идут в бой?
Семененко буркнул:
— Не мешай думку думать.
— Скажи пожалуйста, — протянул Гриднев, покачав головой. — О смерти думает, как необстрелянный салага. Сейчас ты, Павло, вроде старого корабля, у которого все механизмы разболтались. Сдается мне, что вместо тебя надо другого человека подобрать. Ты морально не подготовлен.
Несколько мгновений Семененко оторопело смотрел на него, потом его лицо покраснело от гнева, он ухватил Гриднева за ворот гимнастерки и крикнул:
— Шо? Шо ты сказал? Ты посмел говорить такие слова мне?
— Страви несколько атмосфер, — спокойно произнес Гриднев. — Будь ласков, остынь.
Семененко отпустил его, вскочил.
— Как ты смел сказать такое! Я салага? Понимаешь ли ты, Артем, что сказал? Не ожидал.
— Остынь, говорю, — повысил голос Гриднев. — Сядь, послушай, что скажу.
Семененко, глянув на него исподлобья, сделал несколько шагов и неожиданно рассмеялся.
— Ой, парторг, завел ты меня с полоборота. — Он сел рядом и обнял Гриднева за плечи.
Гриднев усмехнулся в усы.
— В нашей МТС, помню, был такой случай…
— Знаю, батя, — перебил его Семененко. — Был такой психоватый, вроде меня, агроном. И однажды…
— Откуда знаешь?
— Да ты же рассказывал.
— Все может быть, — согласился Гриднев. — Ты вот о мертвом якоре задумался. Не одобряю такие мысли. Смерть-то придет, когда ее не ждешь. Чего же о ней думать? Коммунист ты. А это что значит? Это значит быть всегда готовым ко всему и к смерти во имя победы. Что толку в том, что тебя ухлопают на кургане? Курган-то останется у немцев. Значит, твоя задача выполнить приказ. Кого надумал напарником взять?
— Мабуть, Логунова. Он в минном деле мастак.
— А может, кого другого? Логунов не окреп еще. Ты говорил с ним?
— Нет еще, но знаю, что согласится. Злости в нем против гитлеровцев накопилось — через край, разрядка хлопцу потребна. Лучшего напарника не найти.
— Тебе виднее, конечно. Мое сердце тоже лежит к Трофиму.
Семененко собрал свой взвод и стал объяснять задачу.
— Весь взвод отойдет от кургана в сторону метров на двести и откроет по нему огонь. Я и Логунов поползем прямо в лоб. Логунов будет разминировать проход, на кромке минного поля останется, а я поползу дальше. — Семененко помолчал, собираясь с мыслями, и уже тише сказал: — Колы меня убьют и я не успею взорвать дзоты, тогда будет действовать Логунов. Ясна ваша задача? Колы ясна, выбирайтесь на исходный рубеж. А мы пошли.
Крошка обнял обоих разведчиков.
— Ни пуха…
Семененко и Логунов отошли на десяток шагов, повернулись и помахали руками взводу. В ответ раздалось:
— Удачи!
— Счастливого плавания!
Через каких-нибудь десять минут в роту приехал на мотоцикле капитан Игнатюк. Подозвав Крошку, он сказал, что есть серьезный разговор. Крошка торопился на наблюдательный пункт командира бригады, чтобы следить за действиями Семененко и его взвода. Поэтому ответил Игнатюку, что в его распоряжении несколько минут.
— Уложимся, — заверил Игнатюк, сверля Крошку колючими глазами.
— Выкладывайте, — сказал Крошка, засовывая в карманы гранаты.
Морща нос, словно принюхиваясь, Игнатюк оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей, приблизился к Крошке и, понизив голос, внушительно заговорил:
— В вашей роте объявился матрос Логунов. Вы его приняли, хотя документов у него нет. Кто вам дал право зачислять его в роту?
Крошка удивленно вскинул глаза.
— Ничего не вижу в этом предосудительного. Логунова мы знаем почти год, он был у нас в разведке на Малой земле. Лежал в госпитале. Естественно, его потянуло в родную бригаду. Я ведь тоже когда-то миновал отдел кадров.
— Черт знает какое легкомыслие! — проворчал Игнатюк. — Разведчик ведь, должен понимать…
— Вы пришли мне мораль читать? — нахмурился Крошка, Давайте-ка в другой раз. Я же сказал, что тороплюсь.
— Так вот слушайте, лейтенант. — Игнатюк для внушительности старался растягивать слова. — Этого Логунова надо взять под наблюдение. В разведку не посылать. Вам известно, что он был в плену?
— Известно… Он сбежал.
— Это он говорит. А может быть, его переправили к нам с определенным заданием.
— Ну, знаете ли…
— Не нукайте, а проявляйте бдительность. Враг хитер и коварен. Где он сейчас?
— Логунов пошел вместе с Семененко выполнять боевую задачу.
— Как! Ему такое доверие? Вернуть, вернуть немедленно!
— Поздно, товарищ капитан. — Крошка чувствовал, что его лицо покрывается пятнами и все внутри дрожит. Стараясь сохранить спокойствие, он спросил: — От чьего имени вы действуете?
— Этот вопрос будет согласован с командиром бригады.
— Будет… Через несколько минут я сам встречусь с ним. Обойдусь без посредников.
— Вы будете отвечать.
— А кто же? Конечно, я. У вас, товарищ капитан, мама есть?
— Есть. А что?
— Так вот — идите вы к вашей маме.
— Что такое? — Игнатюк подошел к Крошке вплотную и, глядя снизу вверх, зловеще процедил: — Я припомню это тебе, лейтенант.
— А иди ты еще раз! — подражая его интонациям, сказал Крошка.
Отойдя с десяток шагов, Крошка оглянулся. Игнатюк стоял, широко расставив ноги, и смотрел ему вслед. В его глазах было столько злости, что Крошка невольно вобрал голову в плечи и далее поежился.
