— Спасибо, Костя, — растроганно сказала она и призналась, что еще не завтракала.
— Значит, кстати подарочек, — ухмыльнулся Костя. — Это я у начпрода Ибрагимова спер. На всякий пожарный случай.
— Ворованное раздариваешь, — Таня погрозила ему пальцем. — Меня соучастницей делаешь.
Костя беспечно махнул рукой:
— Ибрагимов мужик хороший, руганет разок, а потом отойдет. Между прочим, чего мы стоим. Шоколадкой сыта не будешь. Пойдем-ка к начпроду. Ты ведь нашенская, должен он накормить тебя.
— Я не против, — согласилась Таня.
— Нашенская-то нашенская, а где ты была все эти месяцы? Неужели на Малой земле?
Когда Таня подтвердила, Костя уважительно протянул:
— Ну и ну… Тебе не плитку шоколада надо дарить, а целый ящик. А между прочим, тебя сам бог мне послал. Ведь ты нужна мне.
Таня вопросительно посмотрела на него.
— Село, где жил Миша, освобождено от гитлеровцев. Я написал письмо его матери, но ответа еще не получил. А к тебе просьба: я дам адрес, ты напиши ей о геройской смерти Миши, спроси как поживает дочь Марина. И между прочим напиши про меня, дескать, друг Миши матрос Костя жив и питает нежные чувства к Марине. Ну и, конечно, напиши, что я парень положительный и не то чтобы красивый, но симпатичный, У меня есть ее фото. Миша подарил, вот смотри.
Он вынул из нагрудного кармана комсомольский билет и достал из него фотографию девушки с длинными косами и веселыми светлыми глазами.
— Хорошая девушка, — похвалила Таня, возвращая ему фотографию.
— Лучшей жены не пожелаешь.
Таня удивилась про себя, как можно заочно, не видев и не поговорив ни разу, влюбиться в девушку. Но Костю не стала спрашивать.
8
Шесть морских охотников стояли у развороченных взрывами причалов. Таня смотрела на них с замиранием сердца. На одном из них Виктор. Ей хотелось побежать туда, но что-то удерживало, что-то заставляло оттягивать час свидания. Она пообедала в батальоне, сдала в штабе продовольственный аттестат. Там с ней разговаривал незнакомый офицер, который сказал, что ее фамилии в списке личного состава нет, но аттестат все же взял, заявив:
— В список занесем. Видимо, просто ошибка. Но возможно, что зачислили в другой батальон. Ведь из куниковского отряда создано два батальона. У нас был снайпер Филипп Рубахо. Но его тяжело ранило на днях. Так что тебя будем числить в нашем батальоне.
С командиром батальона капитан-лейтенантом Ботылевым ей не удалось поговорить. Ботылеву сейчас не до нее.
Выйдя из клуба, Таня торопливо зашагала к причалу, у которого стояли катера.
Встреча оказалась такой, о которой мечтали оба.
Увидев Таню, Новосельцев спрыгнул с катера и бросился ей навстречу. Он сжал ее в объятиях и осыпал лицо поцелуями, не стесняясь находившихся на пирсе матросов и офицеров.
— Наконец-то, наконец-то, — приговаривал он.
Она обхватила его шею руками и прильнула щекой к щеке, шепнула прерывающимся от волнения голосом:
— Родной ты мой.
Он увел ее в свою каюту. Только здесь Таня рассмотрела, как изменился Виктор. На его лице появились морщины, на висках светлели седые волосы, нос заострился.
Она обняла его за голову и прижала к своей груди. Какое-то неведомое чувство, что-то вроде материнской нежности, охватило ее. Виктор не помнит, чтобы Таня была так ласкова, так нежна. Бедняжка, каково-то ей пришлось на Малой земле, под непрерывным огнем в течение долгих месяцев?
Несколько минут они сидели так на узкой койке, не разговаривая и не шевелясь, словно боялись спугнуть охватившие их чувства. Только пальцы Тани гладили его голову.
Кто-то постучал в дверь каюты. Виктор поднял голову, встал и открыл дверь.
В каюту вошел майор Уральцев. Увидев Таню, он сказал:
— Извините, я, кажется, не вовремя…
— Это верно, — смутился Новосельцев.
— Когда зайти?
— Только не сегодня, — попросил Новосельцев. — Это Таня, моя невеста. Семь месяцев пробыла на Малой земле, только встретились. Сам понимаешь.
— Еще раз прошу прощения, — кивнул Уральцев, пытаясь вспомнить, где он видел эту девушку.
Новосельцев повернулся к Тане и сказал:
— Это журналист Уральцев. На Малой земле был замполитом у Николая. На днях они заходили ко мне.
Таня преодолела смущение, когда вошел Уральцев, и при последних словах Виктора оживилась:
— Так Николай здесь?
— Был. Разыскивает свою бригаду. А она где-то на Кубани.
— А с женой он не встретился?
— Наверное, встретился. Мы уговорили его сходить на мотоботе на Малую.
— Ой, я так рада за Галю.
Уральцев догадался, что это та самая Таня Левидова, о которой ему рассказывал Глушецкий и с которой ему не довелось встретиться в 107-й бригаде.
— Вы, кажется, из куниковского батальона? — спросил он. Когда Таня подтвердила, он спросил еще: — А завтра я смогу вас встретить в батальоне?
— Конечно.
— Счастливо оставаться. Желаю вам счастья.
Сойдя на причал, Уральцев обернулся, посмотрел на катер и подумал: «Какие у них счастливые лица…»
И ему самому страстно захотелось увидеться с женой, с которой расстался в Тбилиси несколько месяцев назад… Вздохнув, Уральцев медленно зашагал в город.
Новосельцев прикрыл дверь.
Таня улыбнулась и протянула ему руки. Он сел, положил ее руки себе на плечи:
— Нескладно получилось. Я ведь его приглашал в гости, как корабль ошвартуется в Новороссийске. Парень он хороший, я с ним сразу подружился.
— Не огорчайся, Витя. Он не обиделся, придет завтра. Расскажи о себе. Я так боялась за тебя, особенно в эти дни. На корабле нет окопа, который укрыл бы от осколков и пуль.
— Боцмана у меня убили, — тяжко вздохнул Новосельцев. — Отменный моряк был. Любил я его. Трех матросов ранило. В общем, в эти дни потрепали нас основательно. А мне, видишь, по зубам попало. Два месяца тому назад. Начисто выбило. Теперь стальные…
Он говорил, а сам не сводил глаз с ее лица, словно очарованный. Ему все нравилось в ней: и эти большие черные глаза, осененные длинными ресницами, и загорелые щеки и лоб, и мальчишеская прическа. Все было милое, родное. Оборвав рассказ, он привлек ее к себе и прильнул к ее губам.
И опять раздался стук в дверь.
— Ну, кто еще там? — недовольно крикнул Новосельцев.
Из-за двери раздался голос вахтенного матроса:
— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает командир дивизиона.
— Час от часу не легче, — проворчал Новосельцев. — Бедному жениться — ночь коротка.
Он попытался усмехнуться, но вместо усмешки только скривил губы. Таня встала, надела ему на голову фуражку.
— Не горюй, моряк. У тебя так будет всю жизнь. А моя судьба — встречать тебя и провожать.
— Ненадолго, вероятно. Ты не уходи. Располагайся в каюте, как дома. Ложись отдыхать.
Таня подняла на него глаза, в которых он увидел неожиданное смущение, и чуть дрогнувшим голосом сказала:
— Витя, с сегодняшнего дня я твоя жена.
— Ура! — чуть не закричал Виктор. — Это верно, Танюша?
— Да. Но в Новороссийске нет загса.
— Обойдемся без загса, — весело заявил он. — Я написал рапорт на имя адмирала. Он наложит резолюцию, и появится приказ: считать старшего лейтенанта Виктора Новосельцева вступившим в законный брак со старшиной Татьяной Левидовой. Но от тебя нужно письменное согласие. Ты напиши. Бумага и чернила в тумбочке.
— Все ясно. Иди.
Новосельцев вернулся быстро. Вид у него был невеселый.
— Вот и начинается наш медовый месяц, — грустно усмехнулся он. — Через час будем принимать на борт десантников. Приказано высадить в районе Анапы.
— Наш батальон? — спохватилась Таня.
— Нет, восьмую гвардейскую бригаду. Ваш батальон отводится на отдых в Геленджик.
— Это надо было предвидеть, Витя. — Она встала, надела бескозырку, взяла винтовку и вещмешок. — Что ж, провожай жену, командир. Поцелуй на прощание.
Он виновато взглянул на нее.
— Ты прости, что так получилось.
— Не оправдывайся. Я ведь не из Ташкента приехала.
Когда они сошли на причал, Таня сказала:
— Заявление я написала. У тебя на столике. Оформляй, как представится возможность.
Отойдя несколько шагов, она обернулась и крикнула:
— Семь футов тебе под килем и попутного ветра.
Новосельцев улыбнулся. Морячка, ничего не скажешь!
9
Уральцев не обиделся на Новосельцева. Идя по пирсу, он вспомнил, что батальон отводят на отдых в Геленджик, и ему захотелось, пока тот не покинул Новороссийск, узнать о судьбе автоматчиков, с которыми шел в десант.
Подойдя к клубу, он увидел группу моряков и сразу узнал среди них сержанта Лычагина, несмотря на то что тот был грязен, небрит, в оборванном, потерявшем свой цвет обмундировании. Сердце у Уральцева дрогнуло, словно увидел родного человека. Он окликнул его и, когда тот подошел, не сдержал своих чувств, обнял и поцеловал в небритую щеку.
