Охотник взглянул в эти глаза… Всегда такие озорные…
— Я люблю познавать мир, ты же знаешь! — прозвучал звонкий голос. — За одну меру серебра я хоть на жреца ведро помоев вылью! — но речь звучала в голове Шанкара… в его памяти.
Губы Карана не шевелились. Взгляд был остекленевшим… пустым… безжизненным. А из глубокой раны на шее лилась кровь.
Охотник закрыл лицо руками.
«Я обещал… я обещал, что с ним ничего не случится… когда мы остались здесь, я обещал, что с ним ничего не случится!..».
Сквозь пальцы просочился стон. Стон, полный боли и безумия. Шанкар ощущал, как оно медленно поглощает его целиком. Вновь он почувствовал то жгучее желание… остаться здесь и ничего не делать… ведь все теряет смысл. Незачем сопротивляться… все теряет смысл…
«Оставайся… оставайся…».
Как тогда, среди кровавой поляны в долине Синдху, где упокоилась девушка с сапфировыми глазами…
«Оставайся… оставайся…».
И охотник готов был поддаться искушению. Но сильнейший грохот и нечто, похожее на громкие хлопки, заставили поднять веки. Шанкар устремил затуманенный горем взор в центр города. Туда, где стоял дворец вана. Зрачки его расширились. Сердце ухнуло в груди.
— Абхе… — беззвучно прошептали губы.
Будто слепец, он стал рыскать по земле в поисках кинжала. Схватил его дрожащей рукой. Затем перевел взгляд на Карана. Сглотнул подступивший к горлу комок и провел пальцами по глазам мальчишки, закрывая их. Навсегда.
— Прости, — по лицу Шанкара потекли слезы, — прости.
Глава 21
Когда Лаоху, прижимая к груди плачущую дочь, выбежал в центрвльный двор, его воины уже разложили костры и держали огонь наготове.
— Светлейший ван!
— Дав… — тот не договорил.
Со страшным грохотом на куски разлетелась внешняя стена. Стражу у ворот буквально раздавило и разорвало на части. Огромная, исполинская туша с молочной чешуей вступила внутрь дворца. Лаоху подметил, что она стала еще больше. Вытянутая морда на гигантской шее теперь была на уровне зала приемов. Ледяные глаза по-прежнему замораживали взглядом… едва ли не с высоты птичьего полета. У оставшихся в живых воинов отвисли челюсти. Готовые поддаться панике, они с нескрываемым ужасом смотрели на того, кто предстал перед ними. И только не дрогнувший голос вана вывел их из оцепенения.
— Поджигай!
Огонь тут же полетел в разложенный хворост. Охваченный пламенем бамбук стал взрываться и, издавая громкие хлопки, горячими кусками разлетаться в стороны. Начавший было опускать голову, Башэ отпрянул и громогласно зашипел. Казалось, от этого звука задрожал сам дворец.
Лаоху повернулся спиной к чудовищу и опустил дочь на землю.
— Мэйфан!
Супргуга не ответила. Она во все глаза смотрела на тварь, пребывая в ступоре.
— Мэйфан! — рявкнул ван и отвесил пощечину.
Ему не хотелось бить, но выбора не было.
Та перевела взор на супруга. Ужас и паника читались в расширенных зрачках.
— Бери детей и уходи, — четко проговаривая слова, молвил тот, — через северный выход. Постарайтесь покинуть Хучен и скрыться в лесах.
— Что? — просипела она. — Мы не выживем… мы умрем без тебя… как…
— Не обсуждается! — отрезал Лаоху и сжал ее плечи. — Мои воины пойдут с тобой.
— Я останусь, отец! — храбро сказал Вэй, пусть его и трясло, как пальмовый лист на ветру.
— Нет! Это моя воля! И ты обязан исполнить ее беспрекословно!
Мальчишка тяжело задышал. На глазах выступили слезы. Но он нашел в себе силы кивнуть.
— Почему? — авдохнула Мэйфан. — Почему ты не уходишь вместе с нами?!
— Даю время уйти вам, — бросил Повелитель, — отвлеку его и… — на устах заиграла горькая усмешка, — разве вправе я бросать Хучен в минуту его гибели? Я ведь ван. Светлейший Лаоху.
— Но…
Будто с неба до них донеслось оглушительное шипение.
Лаоху отпрянул:
— Уходите! Немедленно! Костры быстро прогорят! — и толкнул Мэйгуай в объятия матери. Девочка продолжала громко плакать. Слезы мерцали в отблеске пламени. — Вы! — крикнул Лаоху двум из оставшихся воинам. — Защищайте их ценой собственных жизней! Это мое последнее повеление для вас! А теперь — прочь!
Ван боялся, что Мэйфан закатит очередную истерику, но на удивление та сдержалась. Когда же шипение вновь раздалось с неба она, с искаженным от страха и горя лицом, прикрывая детей, побежала к северному выходу. Воины в волчьих шкурах последовали за ними. В тигриных же остались рядом с Повелителем. Через пару секунд силуэты любимых скрылись в сумраке. Плотно сжав губы, Лаоху обернулся и встал лицом к лицу к Башэ. Морда чудовища с ледяными глазами вновь показалась в свете пламени костров. И в пасти, утыканной множеством острых зубов, Лаоху заметил зарождающуюся ледяную струю.
«Рано… мне еще рано умирать… они ушли не слишком далеко…».
В кострах взорвалась очередная порция бамбука. Чудовище снова отпрянуло.
— Бойцы, залп!
Стражники незамедлительно послушались. Чуть дрожащими руками, они сняли луки с плеч, подожгли стрелы и отправили их в полет. Молочная
