— На ваше счастье, я человек добрый; к тому же я неплохо зарабатываю своим ремеслом. Так и быть, давайте шестьдесят, и разойдемся с миром.
— Нет, не могу. Тридцать пять.
Мебельщик направился к двери, не выпуская расписки из рук:
— Пятьдесят — и это мое последнее слово.
Отец все мялся, и мебельщик приоткрыл дверь.
— Сорок, — решился наконец де Воклуа.
— Пятьдесят, — стоял на своем мебельщик.
— Хорошо, кровопийца, пятьдесят!
Мебельщик плотно прикрыл дверь и вздохнул:
— Ну надо же, потерять двадцать пять тысяч! Что ж, подобьем итог: тридцать процентов от долгов в шестьсот двадцать пять тысяч составят сто восемьдесят шесть тысяч франков; плюс двадцать процентов лишних от моей личной доли в пятьдесят две тысячи, то есть десять тысяч четыреста франков; в сумме получается сто девяносто шесть тысяч четыреста франков.
Отец проверил подсчеты и согласился:
— Вот, даю вам сто девяносто семь тысяч; с вас шестьсот франков.
— Они послужат благодарностью за мой тяжкий труд, — усмехнулся мебельщик.
— Еще чего!
— Ну-ну, не будьте же такой злюкой; если бы я позволил вам действовать в одиночку, вы и в самом деле остались бы голым!
— Идите к черту, — не выдержал де Воклуа, — и заберите с собой всех этих упырей!
— Да-да, пора свести счеты с каждым из них. Больше вы ни о ком из них не услышите — будьте покойны. Но не нужно идти со мной, а то вы рискуете получить не слишком лестные и забавные комплименты…
Вернувшись в гостиную, мебельщик со списком долговых обязательств в руках расположился за столом, мигом окруженный остальными заимодавцами.
— Похоже, карман ваш отяжелел, — заметили ему.
— Похоже, — крякнул он.
Раздался всеобщий радостный крик, но в то же время я расслышала чей-то сожалеющий возглас:
— Эх, не поторопись мы, так имели бы тридцать, а то и все сорок процентов. В этот момент отец знаком пригласил меня следовать за ним.
Должно быть, вы удивляетесь, Эдуард, что я с такой скрупулезностью пересказываю вам все детали. Тогда я не поняла и десятой доли всего происходившего на моих глазах; но позднее, когда я приобрела некоторый опыт в бесконечных деловых разговорах, он дал мне ключ к непонятному ранее наречию. Представьте себе — это будет самым точным сравнением — человека, который часто слышит слова на иностранном языке и волей-неволей запоминает непонятные выражения, и позднее, овладев этим языком, может воспроизвести то, что когда-то при нем говорилось. К тому же вскоре описанное событие стало предметом долгих обсуждений в нашем доме, и потому я не могла не запомнить всех подробностей.
Итак, я прошла за отцом в мою маленькую гостиную, и вот что он заявил мне первым делом:
— Очень даже рад, мадемуазель, что вы все слышали. Теперь вы понимаете, что я не принуждаю вас к замужеству с господином бароном де Кареном. Но только таким образом я могу рассчитаться с долгами…
Я уже говорила, какой я слабый человек, и говорила также, что собиралась тем не менее хотя бы для виду возразить отцу. Его слова были лучшим доводом, чтобы уйти от какого-либо сопротивления, и я с радостью приняла его, смутно понимая, что хотя мною жертвовали, жертвовали не спросив — что особенно невыносимо, теперь можно истолковать эту жертву по-другому. Я сказала себе, что должна выйти замуж ради спасения чести батюшки, и, найдя причину, чтобы только не противиться отцовской воле, почувствовала себя счастливой и безропотно покорилась судьбе, посчитав свою слабость и трусость за героический поступок. Эдуард, вам я говорю всю правду о себе: первым моим чувством тогда было радостное облегчение оттого, что я уступаю с чистой совестью.
— Батюшка, — ответила я ему, — ваша воля для меня закон, и я рада, что, повинуясь ей, я возвращаю вам хоть частичку того, что вы сделали для меня.
— Какой ты у меня молодец, Луиза! — слегка взволнованно проговорил отец. — Что ж, сейчас вернется твой женишок, будь с ним, пожалуйста, повежливее; человек он весьма и весьма утонченный…
— Я признательна ему, батюшка, уже за то, что он сделал для вас.
Отец только горько вздохнул; в ту же минуту появились господин Карен с сыном.
— Отлично, дорогой, отлично! — еще с порога прокричал Карен-старший. — Я и то не сумел бы так ловко все обтяпать! Они утерлись двадцатью пятью процентами — не ожидал!
— Тридцатью, вы хотели сказать, — возразил отец.
— Да нет же, они взяли по двадцать пять; по меньшей мере так мне сказал каретник. Он даже показал мне, сколько он получил!
— Я отдал тридцать, говорю я вам; вот как все произошло, и дочка моя тому свидетель.
И отец подробно пересказал им всю сцену с мебельщиком.
— Обычное дело, — подытожил Карен-старший, — этот безупречно честный человек прикарманил всего-навсего пять процентов от общей суммы, то есть тридцать одну тысячу франков; плюс пятьдесят процентов своей собственной доли, итого — пятьдесят семь тысяч. Что ж, неплохо он хапнул по счету в пятьдесят две тысячи…
— Вор! Мошенник! — закричал отец.
— А что, разве нельзя наступить ему на хвост? — удивился Гийом.
— Я займусь этим, — крякнул господин Карен, — но позднее.
Позднее я узнала, что мебельщик был доверенным лицом господина Карена, который таким образом возместил часть выданной моему отцу ссуды.
— А сейчас мы поторопимся с другим делом; я обращался только что в Министерство юстиции, чтобы окончательно уладить все с королевским указом, но они не могут ничего сделать до свадьбы. Итак, Гийом, всего через две недели ты будешь законным наследником пэрства графа де Воклуа!
Эти слова словно молнией в темном небе высветили для меня смысл происшедшей у короля сцены. Теперь стало ясно, что лично я не значу ровным счетом ничего. Покупалось пэрство моего отца, а я — только необходимый довесок к сделке. Столь внезапное и простое объяснение заставило меня вскрикнуть от изумления.
— Что, она ничего не знает? — насупился господин Карен.
— Я как раз собирался ей все рассказать… — недовольно выдавил из себя отец.
— Бог мой! — вдруг не на шутку встревожился господин Карен и обернулся ко мне: — Но вы-то согласны, я надеюсь?{324} Похоже, я имел глупость отдать денежки на веру!
Батюшка раздраженно вскинулся, но господин Карен не дал ему произнести и слова:
— Только не надо вилять, господин Воклуа! Ведь это чистой воды мошенничество! За что я отдал четверть миллиона своих кровных? Объясните!
Мне было стыдно за униженную покорность моего отца, но здесь он предстал передо мной в еще более грустном свете, ибо попытался воспользоваться отсутствием моего согласия, в чем упрекал его господин Карен, и высокомерно ответил:
— Слушайте, сударь, если моя дочь скажет «нет», не потащу же я ее в церковь силком!
— Что-что? Что все это значит? — От благородного гнева Карен-старший даже поперхнулся.
— Это значит, — хладнокровно и сухо произнес Гийом, — что маркиз де Воклуа бессовестно нас надул.
— Сударь! — угрожающе закричал отец.
Я бросилась между ними и сказала Гийому:
— Успокойтесь, сударь, не пропадут ваши деньги.
— В добрый час, — вздохнул отец, — вы честная девушка, а это стоит больше, чем ум.
Гийом приблизился ко мне и с изысканностью, такой точной и в жестах, и в словах, поклонился:
— Какое счастье я мог потерять!
Эдуард, простите меня, но эта фраза показалась мне жалкой — ибо будущий муж представился мне тогда настоящим ослом; не возмущайтесь этому слову — я вскоре изложу подробнее особенности характера человека, в котором мало кто мог предположить столь невыносимую склонность к тупой тирании. Я сейчас не имею в виду мои тогдашние впечатления; я тщетно пыталась перенестись в моем рассказе к переживаниям совсем юной девушки, но с ними дело обстоит точно так же, как с обсуждением финансовых проблем, о которых я говорила выше; теперь, когда мне знаком язык чувств, те впечатления потеряли для меня первоначальный смысл, и искать его было бы напрасной потерей времени. Не знаю, правильно ли я все объясняю и поймете ли вы меня; но представьте себе, что перед вами на горизонте какое-то огромное белоснежное скопление, и на первый взгляд вам кажется, что это тучи; но вот кто-то говорит, что это горы, вы начинаете всматриваться и уже видите отдельные вершины и перевалы, можете соизмерить их высоту и протяженность. И что же? Теперь как ни старайтесь, вам не удастся вернуться к первоначальной иллюзии и увидеть облака на горизонте, ваши глаза видят только реальные горы. Точно так же и я припоминаю сейчас, что фраза Гийома резанула мой слух, но тем не менее тогда я не подумала, что он выглядит как осел. Но вот пришел опыт, все разъяснивший опыт, придавший смысл испытанному в тот момент неудовольствию и стерший навсегда его первопричину.
