Я не могла не согласиться, что в замечании Гийома присутствовал здравый смысл, но было что-то отвратительное во всем, что он говорил. Подлый намек на уплаченную им цену возмутил меня и заставил ответить:
— Вопросы чести, сударь, решаются каждым человеком самостоятельно, и я не вправе вмешиваться и что-то советовать своему отцу.
— Ох, ох, ох! Вы в каком романе вычитали столь прекрасную фразу? Хорошо звучит, ничего не скажешь, только совсем не к месту. Я желаю, слышите, желаю, чтобы вы убедили господина де Воклуа принять присягу!
— Я не могу взяться за такое поручение.
— Слушайте, — разъярился Гийом, — ваш отец примет присягу, как только я захочу; но мне не подобает самому побуждать его к такому решению. Нужно, чтобы именно вы внушили ему эту мысль. Мне претят насильственные решения, но ваш отказ вынудит меня.
— Насилие? Вы угрожаете насилием моему отцу! — вскрикнула я. — Да как вы смеете, сударь!
— Не нужно трагедий, прошу вас. Вы хотите избавить меня от удовольствия устроить презабавную сцену вашему папеньке? Да или нет? Идите; я предупредил его, что вы желаете переговорить с ним наедине; он ждет. И поскольку вы, оказывается, умеете говорить красиво, то у меня наготове есть одна фраза, а именно: он дал за вами единственное приданое — право на наследование пэрства, и, как человек чести, он должен любыми средствами, какие только в его власти, оставить его за мной.
— Любыми, кроме клятвопреступления.
— Строптивая овца! Так вам мало? — заорал Гийом в бешенстве. — Так вы отказываетесь! Примите во внимание, я терпеть не могу скандалы и крики, но, если нужно, я готов, и тогда… Но вы пойдете.
Если первая угроза Гийома в отношении отца мало меня встревожила, то последние слова он произнес поистине ужасающим тоном; скрывая испуг, я ответила:
— Мой отказ, верно, не так уж важен; вы должны понимать, что, даже если я сделаю то, что вы требуете, все окажется совершенно бесполезным.
— Посмотрим.
— Ну, раз вы так настаиваете, — покорилась я, — то завтра я попытаюсь…
— Сегодня же.
— Хорошо, позже. Я только с мыслями соберусь…
— Немедленно! Боже правый! Раз я говорю, значит — так надо! Пойдемте; я провожу вас до дверей его спальни, и не забудьте — вы должны преуспеть, иначе…
Совершенно убитая от сознания собственного бессилия и полагая, что моя уступчивость остудит Гийома, я поплелась-таки за мужем, дабы избавить батюшку от обещанного грязного скандала. Супруг проводил меня до дверей отцовской спальни и знаком приказал войти.
XI
Присяга на верность
Я повиновалась молчаливому приказу Гийома и с дрожью в ногах вошла в спальню отца. Но тут же выскочила обратно.
— Он лежит на постели в одежде, — прошептала я.
— Ну и что? — фыркнул Гийом. — Я знаю.
— Но он спит.
— Ну и что! — крикнул он как можно громче. — Будите!
— Кто там? — пробормотал отец, зашевелившись.
Гийом втолкнул меня в комнату, и я ответила:
— Это я.
— Опаздываешь, доченька. Я уж боялся, что уеду, не попрощавшись.
— Как! — удивилась я. — Вы хотите ехать уже сейчас?
— Ни минуты лишней я не останусь на территории Франции после того, как ее покинул король. Я буду рядом с Его Величеством и в минуты невзгод…
— Ах, папенька, — вздохнула я. — Вы понимаете, что значит жить в изгнании в ваши годы?
— Король старше меня.
— Но вы оставляете меня здесь одну…
— Как одну? А твой супруг? Ты не думаешь, что говоришь.
— А он знает о ваших планах?
— Мне все равно. Должно быть, догадывается.
— Однако, папенька, вы могли бы и посоветоваться с ним.
— Зачем? Чтобы выполнить свой долг, мне не нужны советы.
— Но эта неожиданная разлука может вызвать у него досаду.
— Досаду? С чего вдруг?
Мне пришлось собрать все свои силы; опустив глаза, я пробормотала:
— Женитьба дала ему надежду, которую ваш отъезд может разрушить…
— Что-то я не пойму, о чем ты.
— Батюшка, уезжая в изгнание, вы отказываетесь от титула пэра Франции.
— Ты думаешь, я смогу носить этот титул, если останусь в этой стране?
— По меньшей мере у него сохранится надежда.
Отец приподнял за подбородок мою опущенную голову и, глядя мне в глаза, тихо спросил:
— Луиза, это ваши слова?
— Но разлука с вами столь мучительна для меня… Поэтому я хотела убедить вас…
— Нарушить клятву!
— Нет, батюшка, нет, но…
— Тебя заставили прийти сюда, Луиза; в душе твоей нет такой низости, как нет и честолюбия. Я прощаю тебя, но не будем больше говорить об этом.
— С ней — да, — вошел Гийом, громко хлопнув дверью позади себя, — но со мной вам поговорить придется.
— Так я не ошибся, милостивый государь, и все эти намеки в вашем последнем письме…
— Вы их прекрасно поняли, эти намеки, как я вижу; а раз вы оставили свой экипаж на почтовой станции, значит, рассчитывали улизнуть от меня.
— Э! Кто может помешать мне уехать?
— Я.
— Вы с ума сошли.
— Еще не совсем. Слушайте внимательно, господин де Воклуа. Час назад вы передали мне адресованное палате пэров письмо с отказом от титула; оно сейчас находится у курьера, который готов отправиться в любую минуту, ясли пожелаете, он уедет. Завтра утром он будет в Париже, к полудню вы уже не будете являться пэром Франции и, значит, лишитесь всех своих привилегий; поэтому послезавтра коммерческий суд вынесет постановление о вашем заключении в долговую тюрьму. Это постановление будет подлежать немедленному исполнению — с помощью денег в наше время можно многого добиться, и, где бы вы ни были, в каком бы городе ни остановились, на какой бы станции ни меняли лошадей, вас ждет арест, и демонстрировать свою верность Его Величеству королю Карлу Десятому вы сможете сколько угодно, но в Сент-Пелажи.
— Какая гнусность! — в отчаянии закричала я.
— Ох, избавьте нас от этих реплик, сударыня; ваш батюшка прекрасно поймет меня и без них.
Действительно, тот первый гнев, который легко читался на лице отца, мгновенно уступил место полному спокойствию.
— В самом деле, мне все понятно, господин де Карен, — промолвил он, — вы правы, пусть будет по-вашему. Верните мне письмо, я не буду его отправлять.
Я не успела даже удивиться такой уступчивости, как Гийом захохотал:
— Неплохо придумано, господин де Воклуа! Если ваша отставка не будет отправлена, то вы, оставаясь пэром и на свободе, преспокойненько едете в Париж, потом в Гавр и, уже будучи в безопасности на борту английского корабля, отошлете заявление об отставке. Нет, господин де Воклуа, нет. Я не такой дурак.
— Тогда что же вы от меня хотите?
— Я предлагаю вот что, — продолжал Гийом. — Через час курьер уедет в Париж; он повезет письмо либо с вашей отставкой со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо с присягой на верность новому правительству, и тогда…
— Это низость, я на это не пойду.
— Вот что, господин де Воклуа, не нужно придавать словам значения, которого они не имеют. Представьте себе, что присяга королю — это подписанный вами вексель. Уж вам ли не знать, как можно забыть о его своевременной оплате…
— Но вы тоже хорошо знаете, что бывает с теми, кто не платит в срок.
— Да. С ними заключают новую сделку, если в том есть необходимость, и именно сделку я собираюсь вам предложить. Присягните — и я добьюсь, что все ваши кредиторы, все, до единого, выдадут вам расписку.
— Нет, — отрезал отец, — нет. Пусть курьер увозит мою отставку.
— Вы приняли во внимание, что приносите в жертву и пенсию, которая положена вам как пэру Франции?
— Да.
— Вы понимаете, что это ваша последняя надежда?
— Да.
— И знаете, что выбираете Сент-Пелажи?
— Да.
— Сударь! — закричала я. — Вы не посмеете!
Гийом устремил на меня взгляд, который заставил меня содрогнуться, а отец продолжил:
— Посмеет, Луиза, еще как посмеет. Ты плохо его знаешь. Я-то нисколько не сомневаюсь, и уже давно, что он способен на все.
— Он не сомневался в моих способностях и до нашей свадьбы, — хохотнул Гийом. — Так что вы, милочка, можете еще раз поблагодарить папеньку — быстро он вас окрутил!
Я смотрела в пол, чтобы не видеть этих двух мужчин, из которых один был моим отцом, а другой — мужем. Тем не менее беда, нависшая над одним, и преступление, которое задумал другой, заставили меня взять себя в руки, и я осмелилась еще раз подать голос.
— Ради Бога… — взмолилась я. — Дайте друг другу один день на размышления, и тогда, немного успокоившись…
— Необходимо немедленно принять решение, — оборвал меня Гийом. — Завтра будет поздно.
— Что ж! — поднялся с места отец. — Пусть курьер едет.
