Вторая женщина. Конечно, ведь не безделку покупаем, надо чтобы сидел ладно. Хорошая вещь. Больших денег стоит. Не на один год покупается.
Четвертая женщина. Вовсе не меряют. Долго ли примерить. Просто без очереди лезут. Вон, вон мужчина только что прошел. Он не стоял.
Очередь заволновалась, задвигалась.
Голоса:
— Вы там без очереди не пропускайте!
— Мы на своих ногах стоим, не на казенных.
— Не пропускайте его, он без очереди!
— Не пропускайте без очереди!
— А еще с портфелем!
Шестая женщина. Как мужик — так непременно без очереди норовит. Одни бабы стоят. А мужики все спешат куда-то, все спешат.
Седьмая женщина. Выпить спешат. Куда ж еще, баба теперь и семью кормит, и дом содержит, и детей растит, а у мужчин одна забота — выпить, и точка.
Женщина с апельсинами. То-то и оно.
Женщины смеются, потом пауза.
Первая женщина. И чего все стоим?
Вторая женщина. И не говорите! За всем стоим. За всем стоять приходится. Скоро и воздух дефицитом станет. Дыхнуть надо — становись сперва в очередь.
Шестая женщина. Народу, что ли, народилось нынче куды как много?
Четвертая женщина. Народу у нас всегда, положим, хватало, просто все больно богатые стали.
Седьмая женщина. Да-да. Никогда не помню, чтобы за мебелью, за хрусталем или за коврами в очередях стояли. Зачем он нужен-то, хрусталь, к примеру? Съешь его, что ли, с квасом?
Первая женщина. Да-а.
Вторая женщина. Для красоты.
Четвертая женщина. Да его же ящиками берут, ящиками!
Вторая женщина. Ну и что же? В сервант поставить — красиво.
Четвертая женщина. Да если за этой красотой надо несколько ночей в очередях убиваться — какая уж тут красота, одно уродство.
Женщина с апельсинами. То-то и оно!
Шестая женщина. Это уж верно. Народ теперь жадный стал, завистливый. Каждый норовит, чтобы у него было побольше, чем у соседа.
Четвертая женщина. Разбогатели все слишком. Деньги некуда девать. Действительно — очереди за коврами! Это подумать только!
Восьмая женщина. А сама, что ли, за хлебом стоишь? Всех ругаешь, а сама небось за французским плащом стоишь? На кой вот, извините, лично тебе именно французский сдался?
Четвертая женщина. А разве вы не стоите?
Восьмая женщина. Я-то, конечно, стою. Но я молчу. Я никого не браню. Слыхали? Я все время молчала. Ты сама меня на разговор вывела. А я молчала. Мне тут винить некого. Вот желаю я плащ французский иметь — я и стою. Своей волей стою.
Четвертая женщина. Ну и я стою. Чего вы от меня хотите?
Восьмая женщина. А вот скажи мне, отчего всех людей в очереди бранишь, а наш не покупаешь?
Четвертая женщина. Да потому что мне именно французский нужен. Теперь все за границу ездят, теперь все вон как одеваются. Будь здоров. И мне в таком плаще по улице пройтись — одно удовлетворение будет.
Восьмая женщина. Да. Оно не зазорно. Так и стой тогда.
Четвертая женщина. Я и стою.
Восьмая женщина. Стой да молчи. Да на людей не греши. Коли самой лучше других быть охота. А то разбранила всех — за коврами они стоят! За хрусталем! Будто сама за хлебом насущным и стоишь.
Четвертая женщина. Да оставьте вы меня, ради бога, в покое.
Восьмая женщина. С нашим удовольствием.
Мужчина. Это как раз положительное явление — очереди за дорогими вещами. Значит, растет платежеспособность населения. Растет материальное благосостояние граждан.
Седьмая женщина (вздыхает). Это точно. У кого-то оно растет.
Пятая женщина. Какое благосостояние! Во всех очередях половина спекулянтов! Раз спекулянты стоят в очередях — значит, товар и по завышенным ценам находит сбыт.
Женщина с апельсинами. То-то и оно!
Третья женщина. Да, сказать стыдно — за туалетной бумагой стоять приходится! Тоже ведь дефицит!
Мужчина. А что за туалетной бумагой? Вот тут уж совершенно ясно, почему стоим. Иду я вчера, а один старикан обмотался вдоль и поперек рулонами этой самой бумаги, как пулеметными лентами, — ни головы, ни ног не видать. Больше чем на всю оставшуюся жизнь отоварился!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Шестая женщина. Во-во. Как будто у них на двух ногах по десять задниц.
Все смеются.
Восьмая женщина. Ишь, нежности-то теперь пошли. За туалетной бумагой в очередях. Будто теперь уж без нее и чем подтереться не стало.
Все смеются.
А все ворчим, все недовольны — живем все плохо. Раньше-то мы и знать не знали, что это за штука такая — туалетная бумага и с чем ее едят!
Шестая женщина. И не говорите! Раньше, бывало, газетку развернешь, и не знаешь, откуда избрать кусочек, — кругом портреты. Да все такие солидные. Сурьезные. Уставятся на тебя — оно и неловко как-то.
Все смеются.
Мужчина. Ну, как же! Специально для этого страница с карикатурами на капиталистов существует. Можно применить с чистой совестью.
Все смеются.
Шестая женщина. Бывало всю газету в руках извертишь, да прочитаешь, прежде чем самый невинный кусочек от нее оторвешь.
Смеются.
Мужчина. Вот это как раз положительное явление. Так раньше вы без университета марксизма-ленинизма становились политически грамотней.
Все смеются.
Женщина с апельсинами. То-то и оно!
Пауза.
Первая женщина. А что это мы как будто не двигаемся? Вот и опять у окна!
Вторая женщина. Меряют.
Четвертая женщина. Долго ли примерить? Просто без очереди идут! Вон, видите, вон опять мужчина прошел!
Очередь заволновалась, задвигалась.
Голоса:
— Вы там не пускайте без очереди!
— Мы, чай, на своих, не на казенных стоим!
— Не пускайте его!
— Не пропускайте его!
— Он без очереди!
— Не пропускайте!
— И как не стыдно, а еще с японским зонтиком!
Пауза. Очередь успокаивается. Возвращается Т р е т ь я ж е н щ и н а.
Третья женщина. Я здесь, перед тобой, дочка, стояла?
Д е в у ш к а молчит.
А чего это ты молчишь? Чего молчишь, спрашиваю? Чего молчишь? Размолчалась тут на всю глотку! Что про меня люди подумает? Что я нахальная какая-нибудь! Что я без очереди прусь! Здесь я стояла! Ты мой прыщик запомнила? Вот он здесь, под волосами. На вот, посмотри!
Девушка. Да.
Пятая женщина. Да становитесь вы, становитесь, мы ваш прыщик уже на всю жизнь запомнили.
Все смеются.
Третья женщина. Хорошие плащи. Модные. И цвета красивые, яркие. Молодыми-то мы такой одежи и на зубок не пробовали.
Первая женщина. Пока этот шикарный плащ на себя напялишь, тут все ноги отвалятся стоять.
Шестая женщина. И то. Гудут ноженьки, так и гудут.
Женщина с апельсинами. То-то и оно. А лично я, девочки, люблю, грешница, в очереди постоять. Как где увижу очередь — туда и бегу. Многое кой-чего в очередях можно узнать — бывает, всю свою жизнь узнаешь и про чужую послушаешь. Очередь — это школа жизни. Я вот, к примеру, одна живу. Правда, собака у меня есть, такса, и соседка еще Тоня. Ну, с собачкой, известное дело, много не наговоришь, то есть в одну сторону что-нибудь рассказать можно, а уже она тебе в ответ — ни гугу. И соседка неразговорчивая мне, как назло, попалась. А я до страсти люблю с людями поговорить. И людей послушать. А не с кем. То-то и оно. Муж у меня десять лет как умер, дети по другим городам разъехались, редко письмецо напишут, у них теперь свои заботы, так вот если бы не очереди — не знала бы, что и делать, удавилась бы с тоски, наверное. И я вам точно скажу — нигде человек так к тебе душой не откроется, как в очереди. Вот в садике, например, человек все больше о доме думает, о внуке, что перед ним в песочек играет, а больше-то в садике по двое сидят, в садике-то человек все больше замкнутый, а вот в очереди — не то. В очереди всякому скучно стоять, в очереди-то делать нечего, даже мылиться не надо, как в бане. Вот человек к тебе душой сам собой и откроется. В бога вот не верую — а то бы денно и нощно бога молила, что привелось жить, когда очередей много. То-то и оно. Вот мне этот плащик, скажем, совсем не нужен, а я с людьми за ради его постою, послушаю, сама чего интересное, может, припомню, а плащик — чего не купить, вещь, видать, дефицит, у меня его за свою цену с руками и ногами здесь же оторвут. Я спекулировать не стану, ни боже мой, у меня дед при царе при власти находился. Полицейским был. У меня честность прирожденная. То-то и оно.
