закрыло-то солнышко красноё,
А закрыло-то месець да месець светлое
70. От того было от пару да лошадиного,
От того-де веть от духу да от змеиного.
И навалилось силушки, числа-сметы нет:
Ишше черному ворону — не облетати,
Ишше серому волку — да не обрыскати,
75. Ишше доброму молоццу — не объехати,
Не пересметить, не переписать силы на бумажной лист.
И заводилса у Владимера веть скорой пир
А про многих кнезей да руських бояроф,
А про сильних могуцих богатырей,
80. А про тех палениць да приудалыих.
Ишше фсе-ле на пиру да собиралисе,
Ишше фсе-ле на цесной да соежжалисе;
Ишше фсе-ле по местам да россажалисе
А за те жа за столы за дубовыя,
85. А за те же за скатерти-ли да перстя́тныя,
А за те же за кушанья-ли да сахарныя,
А за те же за напиточьки рознолисьния,
Не простыя фсе напиточьки-ли — заморьския.
Ишше попили и поели да фсё покушали,
90. Ишше белых-то лебёдушок порушали.
А Владимер-от по грынюшки похажывал,
А из уст таки реци да выговарывал:
«Уш вы ой еси, удалыя добры молоццы!
Ишше хто же у мня съездит да во чисто полё,
95. Пересметить-перепишот силу-ли на бумажной лист?..»
И говорыл-то Владимер да во первой након,
И говорыл-то Владимер да во фторой након,
Говорыл-то Владимер да во третей након.
Ишше большой хороницьсе за средьнёго,
100. Ишше средьней хороницьсе за меньшого,
А от меньшого Владимеру ответу нет.
А за тем же за столом за окольниим
А на той же на скаме(е)цьки попересьнею
А сидел-то Михайлушко сын Даниловиць;
105. И говорыт-то Михайлушко таково слово:
Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиефьской!
Благослови-ко-се, Владимер, да слово молвити,
Слово молвити, Владимер, — да речь говорыти!»
Отвецял-то княсь да таково слово:
110. «Говоры-ко-се, Михайлушко, що те надобно». —
«Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиефьской!
Ишше за слово миня скоро не казнити,
И не сылать миня во сылоцьки во дальния,
Не ковать миня в заклёпочьки да жалезныя;
115. Благослови-ко-се мне-ка съездить да во чисто полё
Пересметить-переписать силу на бумажной лист!»
Говорыл-то Владимер да таково слово:
«Уш ты ой еси, Михайлушко-ли да малёшынёк,
Умом-разумом, Михайлушко, глупёшынёк:
120. Ишше о(т) роду Михайлушку двенаццэть лет!»
Ишше ети ему реци да не в люби пришли,
Не в любе они пришли — да не понравились.
А скакал-то Михайлушко на резвы ноги,
Отпирал-то он двери да с петы на пету,
125. Запирал он-то двери да скрепка-накрепко —
И во дверях убодверинки помитусились,
А на столах-де напитоцыси поплёскалисе,
Да муравлены пецьки да пошаталисе.
Побежал-то Михайлушко на конюшын двор
130. Выбирать-то сибе да коницька доброго.
А седлал он коня да подорожного,
А застегивал двенаццать да крепких потпругоф,
А тринаццата потпруженька — цере(с) хребётну кость, —
А не для-ради басы — да ради крепости:
135. И не оставил доброй конь щобы во чистом поле.
А не видели Михайлушка, как с двора съежжал,
Только видели Михайлушка-ли, да коня седлал.
А поехал он из города не воротами, —
А скакал он церес стены да городовыя,
140. Церес те же церес башонки наугольныя.
А не видели поески да богатырьскою;
Только видели: ф чистом поле курева стоит,
Курева где стоит, да дым столбом валит.
Ишше ехал по цисту полю, прироздумалса,
145. Ишше сам он сибе да прироздумалсэ:
«Не приворотил я к оцьцю да своей матушки,
Ишше не взял у их благословленьиця;
А не знают про удала да доброго молоцца;
Я уеду-то удалой доброй молодець
150. Ишше ф ту же орду, силу-ли да неверную,
А убьют-то миня прокля́тыя тотарышша;
А не знают про миня да отець-матушка!..»
Воротилсэ Михайлушко со чиста поля;
А приехал он ко келейки ко спасеною,
155. А ко той же келейки — к оцьцю, к матушки.
Соходил-то Михайлушко со добра коня;
Заходил-то Михайлушко во келейку во спасёную;
И зашол-то Михайлушко, ниско кланялсэ,
Ниско кланялсэ, Михайлушко поздоровалсэ:
160. «Уш вы здрастуйте, татушка, родна матушка!
Ишше дайте вы-ка мне благословленьицё
Ишше съездить мне, удалу да доброму молоццу,
Ишше съездить-то мне да во чисто полё,
Пересметить-переписать силу на бумажной лист!..»
165. Ишше дали отець-матушка благословленьицё
Ишше съездить Михайлушку во чисто полё,
Пересметить-переписать силу на бумажной лист.
Отправилсэ тут Михайлушко во чисто полё,
И говорыл-то ему отець таково слово:
170. «Уш ты ой еси, Михайлушко сын Егнатьевиць!
Ты возьми-ко моего да коня доброго,
Ишше ходит-то, бегат до чисту полю;
Ты возьми-ко его да во чистом поле!»
Уш он взял-поимал коня во чистом поле,
175. Надевал он уздицюшку да тасмянную,
Ишше то де седёлышко-ли да черкальскоё;
А садилсэ Михайлушко на добра коня;
А застегивал двенаццэть да крепких потпругоф,
А тринаццата потпруженка — черес хребётну кость, —
180. А не для-ради басы да ради крепости:
Не оставил бы доброй конь да во чистом поле.
А поехал тут Михайлушко во чисто полё,
Ишше ф ту же Орду, силу-ли да неверную,
А поехал он дорожецькой премоежжою.
185. Говорыл-то ему да тут веть доброй конь,
Говорыл-то ему крепко-ли да наказывал,
А наказывал ему да наговарывал:
«Уш ты ой еси, Михайлушко сын Егнатьевиц!
А не езди ты дорожецькой премоежжою!
190. Поежжай-ко-се кругом да ты подальше фсех
Ишше тех-де тотарышшоф да поганыих —
Окружы-ко-се тотар да фсё-ли да неверныих
А по ту-де по правую по сторону.
Не заежжай-ко-се ф серёдочку да великую,
195. Ишше ф ту-де Орду, силу-ли да неверную!
А накопаны у их перекопи глубокия:
Ишше перву-ту копь да я перескочю,
Ишше фтору-ту копь да я перескочю,
Уш третьей-то копи не перескоцить будёт, —
200. Упадёш
