— За всё ответишь мне…
— Проваливай.
«Не доводи до реанимации…»
— Вадим, уходи, правда… — взмолилась Ульяна, неосмотрительно выступая из-за спины. Звенящий голос с потрохами выдавал её волнение. Ну конечно: связалась на свою голову! Один – откровенный дебил, второй не вступает в переговоры, бьет сразу, первым. Так что, возможно, дебил не меньший. Нет, ну а как иначе? Или ты, или тебя. Или ты, или твоих. Подумалось о том, как вся эта живописная картина выглядит в её глазах.
Выкинув в сторону левую руку, Егор вернул высунувшуюся Улю на место, за спину. Пусть стоит, где стояла. Просто на всякий случай.
— Все ответите… Ты тоже, — просипел Стрижов, уставившись за Егорово левое плечо.
«Что ты сказал?!»
— Молись.
Собственный голос он слышал словно со стороны. Если бы в то же мгновение его не обхватили сзади обеими руками, сегодня Стриж кончил бы плохо. Очень плохо кончил бы. Унесли бы Стрижа отсюда на носилках, как пить дать. Потому что чуть схлынувшая ярость поднялась вновь с демонической, сносящей всё на своем пути силой, перед глазами поплыло, вдарило кровью по мозгам. Егор мутно видел цель и еще мгновение назад не видел к ней препятствий.
— Не надо… Он не соображает, что несёт! — раздался сдавленный шепот. Шею обдавало тёплым дыханием. — Ничего он мне не сделает, посмотри на него, он просто пьян.
Попробовал дернуться, вырваться, но захват у Ульяны оказался на удивление крепким. Железным. И в этом захвате сжирающее сознание бешенство вновь начало потихоньку сходить на нет. Она там прерывисто, часто дышала, Егор лопатками и позвонками чувствовал каждое движение её грудной клетки. Замереть и не двигаться — вот всё, чего сейчас просила душа. Стоять так…
«Может же, когда хочет…»
— Вадим, если ты сейчас не уйдёшь, — зазвучал вдруг тихий, но неожиданно уверенный голос, — я напишу заявление в полицию. О том, что Вадим Анатольевич Стрижов 19 августа в 22:43 угрожал физической расправой сразу двоим. Ты меня слышишь? Если только у меня появится основание думать, что мне или Егору действительно что-то грозит, я туда пойду! Не сомневайся, я это сделаю. Привлеку соседей в свидетели. И непременно заявлю про состояние алкогольного опьянения, будет тебе отягчающее обстоятельство. Так что просто уходи. Молча. Пока я не приняла твои слова всерьез.
«Фига се…»
Обрисованные Улей перспективы Стрижова явно не обрадовали: он как-то сник, словно бы потерялся. Перекошенное лицо в секунды преобразилось, отражая растерянность. Открыл было рот, но сказать еще что-то не успел.
— Молча! — повторила Уля свое требование. Руки её по-прежнему двумя тугими лентами надёжно оплетали ребра. Хватка чуть ослабла, лишь когда Вадим, пошатнувшись, всё-таки развернулся к ним спиной.
— Травмпункт в соседнем доме. Направо тебе, — бросил во всклоченный затылок Егор. В ответ прилетел вскинутый в воздух фак.
«Ну, как знаешь…»
Сейчас Вадику всё еще всё равно: бухой, дезориентированный и оглушенный, он не чувствует боли, и залитый спиртом мозг наверняка уже решил, что хозяин относительно легко отделался. Скорее всего, в момент удара Стриж слышал в голове щелчок или звук, похожий на треск арбуза, и всё на этом. Но еще минут десять-пятнадцать – и пойдёт отек, а вместе с отёком придет она: острая, дикая, стреляющая в голову, невыносимая боль. И тогда в этот двор он вернется. За помощью.
За спиной послышался протяжный прерывистый вздох, и руки отпустили. Ульяна отстранилась, сделав шаг или два назад. Движение отозвалось внезапным холодом, пронзившим от макушки до пят, а водичка с неба добавила ощущений. Возможно, только что Уля уберегла его от пятнадцати суток в обезьяннике или чего похуже. Если бы не она, за последние свои слова Стриж бы ответил сполна. Сам бы уже точно с земли не поднялся.
Передернув плечами, поёжившись, Егор делано спокойно произнес:
— Пошли, малая. А то там тёть Надя уже, наверное, с ума сходит.
— Мамы, может, еще и нет, — только что звучавший уверенно, её голос поник, зашуршал, задрожал. Ясно: вся эта ситуация действительно выбила Ульяну из колеи, а случившееся минутами ранее было всего лишь устроенным для Стрижова представлением. — Её сегодня в театр пригласили.
«Фига се, дубль два…»
***
— Спасибо, опять из передряги меня вытащил, — пробормотала Уля. Прислонившись к стенке лифта и занавесившись копной волос, она изучала мыски собственных кед, а он – красивый косой пробор. Продемонстрированный у школы и во дворе боевой настрой соседки сменился апатией как по щелчку пальцев. И такое стремительное изменение состояния слегка удивляло: обычно девочкам нужно больше времени, чтобы успокоиться и выровняться. Хотя, возможно, прямо сейчас она просто себя держит: ходящие вверх-вниз плечи намекают, что эмоции всё еще живы. Может, не справится и попозже её накроет, кто знает?
Плохо.
«Опять вытащил»? Егор еле удержался, чтобы в ответ не хмыкнуть. Честно говоря, вопрос «вытаскивать или нет» не стоял никогда. Маленьких и слабых обижать нельзя – это первое. За мелких он впрягался всегда и иногда за это платился. Ну а второе: пусть Ульяна уже не маленькая и, как внезапно обнаружилось у подъезда, вовсе не слабая, он всё еще готов перегрызть глотку любому, кто посмеет поднять на неё руку, угрожать или мешать свободно дышать любым другим образом. Об этом вспомнилось вдруг, еще когда Вадиму только в голову взбрело к ней подкатить. Это отчетливо ощущалось каких-то пять минут назад. И до сих пор отдается в груди. Может, потому, что она – единственная ценность, которая у него здесь осталась. Пусть и концерты иногда устраивает, и куксится, и ножкой топает.
Зато не скучно.
Не успел рта раскрыть, как двери лифта разъехались, предлагая пассажирам выметаться вон. Вышедшая в коридор молодая соседка, въехавшая в девятую квартиру в начале лета, пересеклась с ними взглядами и приветливо улыбнулась. Егор сдержанно кивнул в ответ.
— Я знаю, что поднимет тебе настроение, — пропустив Ульяну вперед, бросил он ей в спину. Ну не хочется! Просто не хочется отпускать человека. Да, пять минут погоды не сделают, и вообще: если четырнадцать лет оно смогло подождать, то уж до завтра-то точно подождет, но…
Не-а, не подождёт.
Сейчас он её встряхнет.
Нашел повод.
Обрадовался.
Херня какая-то.
— Да?.. — не оборачиваясь, выдохнула Уля. Ощущение складывалось такое, что из неё за полминуты разом всю энергию высосали. Казалось, пальцем тронешь, она и рассыплется. — Вряд ли что-то способно мне его сейчас поднять.
«Вот и проверим»
— Спорим на… — «Блин, ну не на щелбан же с тобой спорить? Что вообще с тебя теперь взять, женщина?»— …на Коржа? — быстро нашелся Егор. — Только сначала проверь, дома мать или нет? Если дома, то лучше завтра. В минуту мы не уложимся.
У самой двери Уля развернулась и таки уставилась на него с легким прищуром. Еще ничего не ответила, но он уже знал точно: повелась. Ну, как обычно тут всё, ничегошеньки не меняется: в штиль и в бурю, при свете солнца или луны, заведенная, спокойная, подавленная, обессиленная — всегда! — всегда поведется.
— Ну… Ну, спорим, — гремя ключами, флегматично отозвалась она. Пока возилась, он отпер собственную квартиру, и под ноги с приветственным мяуканьем тут же вывалился кошак. Ульяна даже головы не повернула — ноль реакции.
«Проиграешь…»
Нет, сомнений у Егора не было никаких: равнодушной Уля точно остаться не сможет, и скрыть это у неё не выйдет, пусть на кону аж лавры победителя. Уши уловили поворот ключа в верхнем замке. Значит, никого.
— Верхний закрыт, — через секунду озвучила его догадки Ульяна. Их квартира встретила хозяйку темнотой. — Ма-а-а-м?..
Темнотой и звенящей тишиной.
— Кто-то загулял… — оборачиваясь к нему, с взаправдашней растерянностью в голосе протянула она. — Вот как мне выговаривать, это пожалуйста, сколько угодно. Как самой ночью с кем-то шляться, так это…
— Это другое, — фыркнул Егор, про себя отмечая, что отсутствие теть Нади обоим на руку. Во-первых, никто не слышал и не видел из окна разборок со Стрижом, а значит, и разнос Ульяне никто не устроит. Во-вторых, Кто-то сверху, если Он все-таки существует, о чем Егор лично начинает задумываться всё чаще, сегодня милостиво решил подарить своему горе-подопечному еще немного времени рядом. — Ну?
