следует знать, что в целом при правительстве Бегина мы чувствуем себя более злыми и оскорбленными, чем даже они чувствовали себя при нашем правительстве. Почему они выставляют нас чудовищами? Эксплуататорами? Снисходительными? Коррумпированными? Предателями? …Вы действительно думаете, что они верят тому, что Бегин вколачивает в их головы?»[243]
Старая элита чувствовала растущее отчуждение и враждебность по отношению к новому режиму. Правительство Альянса было в ярости из-за того, как его представляли по телевидению, но, кроме жалоб, не сделало ничего, чтобы ограничить свободу слова, чего нельзя сказать о правительстве Бегина. Сотрудники Управления радиовещания и телевидения Израиля теперь работали под надзором правительства, чего не бывало в средствах массовой информации с 1950-х годов. Они ощущали себя осажденным меньшинством. Интеллектуалы, деятели СМИ и писатели чувствовали, что «их» страна исчезает и сменяется страной, которая им больше не принадлежит. После «войны на истощение» Эхуд Мэнор написал песню «I Have No Other Country» («У меня нет другой страны»), в которой были слова: «Я не буду молчать, / Потому что моя страна изменила свое лицо. / Я не перестану напоминать ей / И стану петь ей в уши, / Пока она не откроет глаза». Эта песня была перевыпущена в 1980-х годах и воспринята как протест против войны в Ливане. Журналист Нахум Барнеа описал массовую скорбь во время похорон Игаля Аллона в кибуце Геносар в 1980 году:
Я вижу неизбывную тоску по так называемому прекрасному Израилю сабров, а не по мистическому Израилю Бегина или Израилю лавочника Эрлиха. По радио транслируется песня Рахиль и Наоми Шемер «Киннерет» («Галилейское море»), и глаза целого поколения наполняются слезами. И все это искренне и достоверно, но тревожно. Нехорошо, когда тридцатилетние и сорокалетние оплакивают страну, в которой живут. Они плачут не о кончине важной личности, а о себе, о том, что у них была страна, которая больше не принадлежит им[244].
В 1984 году Амос Кейнан опубликовал сюрреалистический роман The Road to Ein Harod («Дорога в Эйн-Харод»), описывающий Израиль в условиях диктаторского режима военной хунты, захватившей власть в стране и изгнавшей всех арабов. Герой пытается добраться до уцелевшего свободного Израиля в кибуце Эйн-Харод. Роман был выражением беспокойства левых после ливанской войны.
Роман Амоса Оза 1987 года Black Box («Черный ящик») выразил литературное, поэтическое сожаление по поводу утраты старой культуры сабров, замененной растущим национализмом и религиозностью мизрахи. В нем описывается любовный треугольник, в котором женщина разрывается между двумя мужчинами – своим первым мужем, отважным военным и ученым, умирающим от рака, и вторым мужем, североафриканским евреем и учителем религии, получившим базовое и иудейское образование, о чем свидетельствуют фрагменты стихов, из которых он строит свою речь. Первый муж, представляющий левых сионистов, постепенно исчезает, в то время как второй, представляющий новый Израиль, необразованный и не приспособленный к местным условиям, остается воплощением жизненности. Именно он заявляет, что ему принадлежит прекрасная женщина, разрывающаяся между ними двумя. Она символизирует страну и израильский опыт. Роман – это и оплакивание исчезающего мира, и принятие новой реальности, соединенное с признанием того, что старые устои утратили жизнеспособность.
Еще одно литературное произведение, оплакивающее утрату старого Израиля, – это роман Меира Шалева 1988 года The Blue Mountain («Голубая гора»). Книга, в которой прослеживаются жизни нескольких поколений членов мошава Изреельской долины, может быть истолкована как элегия о сионистской мечте, потеря которой подтверждается среди прочего тем фактом, что в конце концов люди пали в битвах и весь идеализм угас, мошав зарабатывает деньги, продавая участки евреям диаспоры, желающим быть похороненными на Святой земле. Этот роман также заканчивается нотой принятия. Его главный герой, шокировавший весь мошав своей распущенностью, находит настоящую любовь с девушкой из ультраортодоксальной семьи, пришедшей в мошав, и с ее помощью он укореняется на земле. Но, несмотря на относительно оптимистичный финал романа, это печальная книга о реальности, которой больше нет.
В течение 1983 года Бегин потерял пыл и стойкость духа, которые требовались от премьер-министра. Он все больше замыкался в себе, не участвовал в заседаниях кабинета министров, не общался с коллегами и не делал никаких предложений. 28 августа 1983 года на еженедельном заседании кабинета министров Бегин объявил о своем решении уйти в отставку. «Я больше не могу это выносить», – заявил он без дальнейших комментариев. Был ли он в состоянии депрессии из-за того, как развивались боевые действия в Ливане? Не сломило ли его дух количество жертв, о чем скандировали демонстранты у его дома? Или, возможно, он просто устал нести бремя работы в правительстве. Бегин не дал никаких объяснений. То был конец эпохи.
18
Упущенные годы. Меняющаяся израильская идентичность, 1984–1990
Когда на выборах 1981 года Likud получила только на одно место больше, чем Альянс (HaAvoda плюс Mapam), Бегин все еще мог сформировать коалиционное правительство, а Альянс – нет. На выборах 1984 года партия получила на три места больше, чем Likud, но снова не смогла сформировать правительство, поскольку Likud могла набрать большинство в Кнессете. На выборах 1988 года между двумя основными партиями вновь возникла тупиковая ситуация. На протяжении 1980-х годов израильские избиратели отказывались предоставить какой-либо из партий исключительную власть. Больше не было партии, набиравшей большую часть голосов, составляющей основу правительственной коалиции. Учитывая результаты выборов, HaAvoda и Likud были вынуждены прийти к компромиссу и сформировать совместные правительства. С 1984 по 1990 год Израиль возглавляли правительства национального единства, в состав которых входили две основные партии вместе с несколькими партиями-сателлитами (Mapam покинула Альянс после создания первого правительства национального единства).
Первое правительство национального единства, сформированное в 1984 году, пыталось создать политические условия, которые позволили бы ему вывести израильские войска из Ливана (см. предыдущую главу) и навести порядок в экономике Израиля. Проблемы израильской экономики начались в 1973 году. Тяжелое бремя поддержания безопасности, которое последовало за войной Судного дня в сочетании с глобальным энергетическим кризисом, остановило экономический рост, ускорило инфляцию и увеличило государственный долг. Годы между 1975 и 1985-м считаются «потерянным десятилетием» израильской экономики без какого-либо значительного роста. В 1984 году инфляция взлетела до 400 % в год, дефицит платежного баланса ухудшился, а резервы иностранной валюты Израиля сократились. Все меры, предпринятые различными министрами финансов, не смогли остановить рост цен и девальвацию валюты. Банки рекомендовали своим клиентам покупать банковские акции, и в 1983 году пузырь акций банков лопнул. Акции обесценились в одночасье, и тысячи домохозяйств и предприятий остались без средств к существованию. Несмотря
