16 апреля 1902
Sub specie aeternitatis[58]
Отселе мне видно потоков рожденье.
Пушкин
О, господи, какое счастьеБыть художником!Самовластным, гордым, свободным, —Царем над созвучиями и образами.
Они меня оскорбляют,Какое мне дело?Я на тех бесконечных высотах,Где небо и лед,Куда и мечта о дольних заботахНе досягнет.Выше нет ничего. Небо сине.Вдалеке очертанья таких же вершин.О, как вольно дышать в беспредельной пустыне,Повторять неземное, великое слово: один!
Мне видна земля,Моря золотое пространство,Нагорий живое убранство,Распростертые низко дороги, поля.
И местами селенья,Как столбы при дороге, как на перекрестках каменья.Но мне не видно людей,Их суеты вседневной.
Я увидал бы движенья двух ратей,Падение царства, созданье столицы.Я смотрю на жизнь мной отвергнутых братии,Как смотрят на землю птицы.
Солнце!Здравствуй, солнце, мой двойник!Я люблю твой ясный дик.Как и ты, я с высотыВижу горные хребты,И узорчатых лугов,И кипенье городов...
Ноябрь 1902
* * *
Я путешественник случайный,Бродяга в мире, дикий скиф,Любуюсь на земные тайны,На храм, на башню, па залив.
И медлю пред душой безвестной,Внимательно любуясь ей,Как перед статуей чудесной,Жалея покидать музей.
Ноябрь 1902
* * *
Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый —То лицемерие; пред искренностью – страх!Мы все притворствуем в искусстве и в гостиной,В поступках, и в движеньях, и в словах!
Вся наша жизнь подчинена условью,И эта ложь в веках освящена.Нет, не упиться нам ни чувством, ни любовью,Ни даже горестью – до глубины, до дна!
На свете нет людей – одни пустые маски,Мы каждым взглядом лжем, мы прячем каждый крик,Расчетом и умом мы оскверняем ласки,И бережет пророк свой пафос лишь для книг!
От этой пошлости обдуманной, обычнойГде можно, кроме гор и моря, отдохнуть?Где можно на людей, как есть они, взглянуть?– Там, где игорный дом, и там, где дом публичный!
Как пристани, во мгле вы выситесь, дома,Убежища для всех, кому запретно поле,В вас беспристрастие и купли и найма.В вас равенство людей и откровенность воли.
Вот мир восторженной победы и борьбыВ разврате искреннем и слов и побуждений.Мы дни и месяцы актеры и рабы,Оставьте же притон для искренних мгновений!
<1902>
* * *
Дивный генуэзец! как нам стали понятныТвои пророческие слова:«Мир мал!»Мы взором одним озираем егоОт полюса до полюса —Нет больше тайн на земле!
Прежде былинка в безмерных просторах,Упорно – за веком век —Работал, боролся, вперед продвигалсяИ своей планетой, наконец, овладелЧеловек.
Нет больше тайн в надземном тесном мире!Стальные иглы рельс, обвив материки,Бегут сквозь цепи Анд, бегут в степях Сибири —К верховьям Крокодиловой реки;
Земля, земля! настало время!Ты – достояние людей.Не то или другое племя,Не тот иль этот из царей,Тебя взял Человек, его спокойный гений,Его холодный ум, его упорный трудИ смелый взлет безумных дерзновений!И правит скорбного Судьи бесстрастный суд.
Человек! торжествуй! и, величье познав,Увенчай себя вечным венцом!Выше радостей стань, выше слав,Будь творцом!
<1902>
* * *
– Пусть лобзает меня – он лобзаньем своим!Удовольствия ласк его – свыше вина.Запах риз его – ладанный дым,Как пролитое миро – его имена!Девы ради сего – возлюбили тебя!За тобой и к тебе, царь, пойду я, любя.Опаленная солнцем, лицом я смуглаИ прекрасна, как полы в китарских шатрах,Как завесы во храме на пышных вратах.Виноградник отца я все дни стерегла,Но сберечь не сумела я свой виноград.Где пасешь ты? скажи мне, возлюбленный брат!Где почиешь в полуденный жар, – возвести!Чтоб к друзьям твоим мне, заблудясь, не прийти.
– Если ты угадать не умела, где брат,Приходи к пастухам по следам наших стад.Кобылице моей в колеснице царяУподоблю тебя я, подруга моя!Хороши твои щеки в серьгах золотых,Хороша твоя грудь в ожерельях твоих.Золотые подвески я дам с серебром...О, как сладостно ладаном пахнет кругом.
– Ветка мирры – мой брат – на груди у меня,В винограднике, брат мой, покойся до дня.– Ты прекрасна, сестра, – как у голубя взор.– Ты прекрасен, мой брат, – ароматен убор.– Сень над ложем у нас наклоняется вниз,Кровля ложницы – кедр, потолок – кипарис.
1902
* * *
Влачась по дням, при новой встречеТвержу с усталостью «люблю»,Но эти взоры, миги, речиЗапоминаю и ловлю.
От ночи дню передаваем,Куда-то на волнах влеком,То из-за стен дышу я раем,То за окном я внемлю гром.
Не увлечен и не печален,Но, любопытствуя везде, —В бреду пиров, в молчаньи спален,Я рад бегущей череде.
Уходят шумные мгновенья,И я дивиться вновь готовНа самоцветные каменьяСлучайно сложенных стихов.
<1902>
* * *
Прими послание, о Виктор!Слагаю песнь тебе я в честь,Пусть консул я, а ты – мой ликтор,Но сходство между нами есть.
Тебе милее смех девичий,Мне – женский и бесстыдный смех.Но что до маленьких различий,Когда мы оба любим грех!
Мы оба на алтарь ЦитеринЛьем возлияния свои,И оба будем – я уверен,До гроба верными любви!
Но любим мы полней и выше,Чем даже страсти легкий стон, —Напевы стройных полустишийИ в темных лаврах Геликон!
<Март 1903>
* * *
И вдруг все станет так понятно:И жизнь земли, и голос рек,И звезд магические пятна, —И золотой настанет век.
Восстанут новые пророкиС святым сияньем вкруг волос,Твердя, что истощились сроки,Что день настал свершенья грез.
И люди все, как сестры-братья,Семья единого отца,Протянут руки и объятья,И будет радость без конца!
9 – 10 сентября 1903
«Над бредом наших разных ликов...»
М. Н. Семенову
Над бредом наших разных ликов,Над диким сномРазноязычных наших криков, —Не здесь, в ином —
Есть нас связующие нити.Есть общий зовЗа грань желаний и событий,Имен и слов!
Мы все склоняем взор во храме,Всех зыблет страсть,И красота над всеми намиПростерла власть!
16 октября 1903
Орфей
Вакханки встретили ОрфеяНа берегу немолчных вод.Он, изнывая и немея,Следил их медленный черед.
Душе, всегда глядящей в тайны,Где тихо веет Дионис,Понятен был их бег случайныйИ смена сребропенных риз.
Но, опьяненны и безумны,Почти до чресл обнажены,Менады вторглись бурей шумнойВ его безветренные сны.
Их тирсы зыблились, как травы,Когда находит с гор гроза,И, полны ярости и славы,Звенели в хоре голоса.
«Унынье прочь! Мы вечно юны,Что зимний ветр! Сияет май!Ударь, певец, в живые струныИ буйство жизни повторяй!
Ты ль, двигавший напевом скалы,Кому внимали барс и тигр,Пребудешь молча одичалыйПри вольном вое наших игр.
Твой бог – наш бог! Что возрожденье,Когда до дна прекрасен миг!Не сам ли в неге опьяненьяИ в нас бог Дионис проник.
Вошел он с вестью о победе,Что смерть давно побеждена, —Все жизни – в сладострастном бреде,Вся вечность – в таинстве вина».
Они стремятся, как пантеры,Но и пантер смирял напев,И лиру взял, исполнен веры,Орфей среди безумных дев.
Он им поет о Евридике,О страшных Орковых вратах...Но песню заглушают крики...Уж – камни в яростных руках.
И пал певец с улыбкой ясной.До брега волны докатив,Как драгоценность, труп безгласныйПринял на грудь свою прилив.
И пышнокудрые наядыБезлюдной и чужой землиУ волн, в пещере, в час прохлады,Его, рыдая, погребли.
Но, не покинув лиры вещей,Поэт, вручая свой обол,Как прежде в Арго, в челн зловещий,Дыша надеждой, перешел.
4 декабря 1903
* * *
– Дитя, скажи мне, что любовь?– Вот этот ужас мой без воли,Вот этот стыд, мгновенье боли,Вот эта стынущая кровь.
– Дитя, скажи мне, что же страсть?– Вот эти слезы, эти пени,Вот эта жажда унижений:Быть как раба, к ногам припасть.
– Дитя, ответь мне, счастье в чем?– В твоей истоме, в этом бреде,В твоем весельи о победе,Во взоре блещущем твоем!
1903
