знавшие меня, полюбят город так, как его любил я. И, наконец, для человека, как и для народа, почетнее стремиться к добру и погибнуть на полдороге, чем продолжать жить, не ошибаясь, но и не действуя.
Они подошли к фонтану. При их приближении голуби вспорхнули в воздух.
— Они взлетают и снова садятся, — заметил секретарь. — Таков и прогресс. Тот час, когда мы с вами голосовали против парового насоса, был самым мудрым в вашей жизни, адвокат.
— Ни в коем случае! Я протестую! Мы с вами голосовали против парового насоса по совершенно разным соображениям. Вы, синьор Камуцци, видели в нем непозволительное новшество, тогда как для меня он давно устарел.
— Безразлично!
— Да, безразлично! — подтвердил адвокат и протянул ему руку. — Важно, что мы по крайней мере однажды действовали заодно — когда совершили одну и ту же ошибку. Так будемте же друзьями!
И он, с трудом волоча ноги, потащился вверх по ступенчатой уличке. Городской секретарь повернул в кафе «За прогресс». Навстречу ему, из дома священника, приближалась старая Эрменеджильда. Она остановилась поодаль, на почтительном расстоянии от столика завсегдатаев.
— Привет почтенной даме! — воскликнул кум Акилле. — Не потребуется ли дону Таддео чего-нибудь горячительного? И как себя чувствует святой человек?
— Да, как он себя чувствует? — подхватили за столиком.
Тупое лицо служанки, обрамленное чепцом, осталось неподвижным; она спросила:
— Синьор Джоконди здесь?
— Чего изволите? — отозвался синьор Джоконди.
Она посмотрела на него своими сверлящими глазками.
— Пойдемте со мной, сударь, — сказала она. — Его преподобие прислал меня за вами.
— Как? — Синьор Джоконди ткнул себя пальцем в грудь. — А вы не ошибаетесь? Я — синьор Джоконди.
— Вас-то мне и нужно. Его преподобие желает с вами говорить. А о чем, он вам сам скажет.
У синьора Джоконди сразу вытянулось лицо, как у нашалившего школьника, и он обвел глазами своих друзей. Те молча пожимали плечами. Тогда он решительно поднялся.
— Ладно, идемте. Хотя, конечно, когда так долго не был у исповеди…
— Кланяйтесь от меня его преподобию, — успел еще сказать кум Акилле.
— И от меня, пожалуйста, — закричали остальные.
Они смущенно откашлялись и задвигали стаканами. Лейтенант Кантинелли отважился заговорить первым:
— Странная история!
— Что это ему понадобилось? — отозвался шепотом негоциант Манкафеде.
— Э-э-э, — начал было Полли, но сильно закашлялся. Городской секретарь протер очки и спокойно высказал догадку:
— Ему, наверно, не терпится узнать, сколько Маландрини получит со страхового общества. Священникам, как известно, до всего есть дело.
Остальные со страху молчали. Шум на той стороне улегся, и оттуда, засунув руки в карманы, пожаловал Савеццо.
— Что случилось? — спросил он, не снимая шляпы.
Сальватори и Полли предупредительно отсели друг от друга и придвинули для него стул между собой.
— Мы и сами ломаем голову. Зачем мог дону Таддео понадобиться Джоконди?
— Святой — и страховой агент!
— Очень просто, — сказал Савеццо и, ухватившись за спинку стула, стукнул им о тротуар. — Дон Таддео решил застраховать свою жизнь, потому что убедился, на что способен адвокат.
Все молча кивнули, и только Камуцци покачал головой да аптекарь продолжал упорно смотреть вниз. Кум Акилле стоял разинув рот, в котором непрерывно ворочался язык.
— Так вот, значит, до чего докатился адвокат!
— У меня этот адвокат вот где сидит! — И синьор Сальватори саркастически рассмеялся. — Известно ли вам, что он обещал моим рабочим повышение заработной платы, если они будут стоять за свободу?
— Стало быть, платить за свободу придется вам! — сказал Савеццо.
— Ваша партия перестала покупать у меня, — захныкал негоциант Манкафеде. — Уже с каких пор ко мне в лавку не заглядывает ни один крестьянин. Я разорен, а ведь у меня никогда не было с адвокатом ничего общего.
— И у меня тоже, — заверил кум Акилле. — Адвокат всех нас разорил. Вы, синьор Савеццо, другое дело. Вон вы какую прорву клиентов доставили папаше Джовакконе.
— Нельзя натравливать партии друг на друга и разжигать гражданскую войну, как это делал адвокат, — заметил Кантинелли. — Нам, солдатам, гражданская война в любом случае грозит неприятностями по службе. В Милане карабинеров засадили в тюрьму. А у меня жена!
— Адвокат ее утешит! — сказал Савеццо.
Полли стукнул кулаком по столу так, что зазвенели стаканы. Шея его надулась, он крикнул, задыхаясь:
— А мне навязали невестку! Да еще какую!
— Вот к чему привела политика адвоката! — сказал Савеццо.
— Актеры забились в свои щели и укладываются, они знают, что я им всем головы проломлю. Нет, лучше я вздую адвоката! Пусть сам женится на белобрысой!
— Было бы куда полезнее для вас, — сухо заметил Камуцци, — если бы вы благополучно проспали эту ночь, тогда никто не навязал бы вам на шею невестку. Да и вообще, если бы все вы, господа, спокойно спали, как я…
— Спасибо! — огрызнулся синьор Сальватори. — Как тут спать, когда по городу рыщет разбойник, который сулит рабочим повышение заработной платы. Этой ночью, только ударили в набат, моим первым словом было — спросите хоть жену: что там еще натворил адвокат?
— Это верно! — закричали все наперебой. — Мы попали в лапы к разбойнику!
— Кто теперь спасет нас? — плакался Манкафеде.
— Мы уже спасены! — заявил лейтенант и отвесил поклон Савеццо.
Старый Аквистапаче невольно выпрямился и вынул из-под стола лихорадочно стиснутый кулак. Но когда все выжидательно на него посмотрели, он беззвучно пошевелил губами и уронил голову. Только городской секретарь слышал его глухое бормотание:
— Два сына в университете… Прошли те времена… Жить-то надо…
— Это уж как факт, синьор Савеццо, — сказал кум Акилле. — Вы один можете нас спасти.
Все затаили дыхание, но Савеццо решил поломаться; он уперся кулаками в ляжки и сказал:
— Вы заслуженно навлекли на себя гнев народа. Вы держали руку адвоката и теперь должны разделить его участь как в политике, так и в делах. Прощайте, я пойду объявлю народу, что вы предвидите свою неизбежную гибель и заранее трепещете.
Он встал, но синьоры Полли и Сальватори повисли на нем с двух сторон.
— Минутку, Савеццо! Почему бы нам не договориться! Ну, что вам стоит? Адвокат обманул нас, он нам угрожал, сулил всякие напасти, заставлял расточать народные деньги, ссорил нас с доном Таддео и средним сословием.
— Сколько раз, — воскликнул лейтенант, положив руку на сердце, — мы, бывало, кляли между собой адвоката!
— Кабы не адвокат, — сказал кум Акилле, — вы бы давно уже заправляли у нас всеми делами, синьор Савеццо.
— Кто интриговал против вас? — загалдели все наперебой. — Кто отнял у вас звание адвоката, а при выборах вычеркнул из избирательных списков? Разве я? Разве я? Но теперь-то именно я и внесу вас в избирательные списки… Нет уж, скорее я —
