Так с его подачи стали распространяться версии о «бонапартизме» Троцкого, о том, что если он пока не готовит государственный переворот, то при благоприятных условиях от такового не откажется.
Попытки смягчить разногласия и их неудача
Восьмого и одиннадцатого октября на Политбюро рассматривался вопрос о внутрипартийном положении. Каменев предложил компромиссную резолюцию, но она была отвергнута. Оппозиционеры вынуждены были вновь занять оборонительную позицию. 13 октября они выступили с заявлением, в котором, сделав ряд оговорок, признали, что допустили нарушения партийной дисциплины и отказываются от фракционных методов.[991]
Через несколько дней пленум ЦК исключил Троцкого из состава Политбюро. Зиновьев был снят с поста председателя ИККИ (из Политбюро он был выведен в июле), а Каменев исключен из кандидатов в члены Политбюро и снят с поста директора Института Ленина. Одновременно Троцкий был устранен с поста председателя Научно-технического комитета.
Было ясно, что речь идет только о временном отступлении оппозиционных лидеров. Оно будет использовано для собирания сил, перестройки авангардных рядов, поисков новой аргументации с целью свести к минимуму отступничество, привлечь новых сторонников из числа членов партии, которые по разного рода причинам не были удовлетворены курсом «правых», каковыми Троцкий считал Бухарина, Рыкова и Томского, и «центристов», то есть Сталина с его ближайшим окружением.
Важным средством активизации сторонников, привлечения новых приверженцев, широкого освещения своих взглядов Троцкий считал партийную дискуссию. В ходе ее он надеялся рассеять клеветнические оценки его позиции, которые распространяли бухаринцы и сталинисты (они еще были почти едины и только самые тонкие наблюдатели, в том числе Лев Давидович, замечали нюансы в их позициях), разъяснить, к чему он стремился в действительности. Дискуссия позволила бы перевести пропаганду взглядов в легальное русло, в какой-то мере восстановила бы паритет позиций.
Именно этому вопросу Троцкий посвятил ряд статей, тезисов, заявлений, написанных в октябре — декабре 1926 года, во время подготовки к XV партконференции (она состоялась 26 октября — 3 ноября 1926 года), и непосредственно после нее.
В работе «Нужна ли дискуссия?»[992] Троцкий настаивал на ее проведении немедленно, уже накануне конференции. Он предлагал обсудить вопросы о падении реальной зарплаты рабочих, товарном голоде, отставании промышленности и т. д. Тот, кто заявляет, что дискуссия вредна и опасна, по сути дела уже ведет дискуссию, утверждал Троцкий, но она носит односторонний характер, не встречая отповеди. Все эти пламенные речи, однако, никакого впечатления не производили на партийный аппарат. Дискуссия так и не была проведена.
Для Сталина и его сторонников конференция имела огромное значение, приравнивалась ими к съезду, поскольку они ставили цель закрепить на ней свою победу над объединенной оппозицией, прежде всего над Троцким. Хотя обсуждались разнообразные вопросы (о международном положении докладывал Бухарин, о хозяйственном состоянии страны и задачах партии — Рыков, о задачах профсоюзов — Томский), в центре внимания стоял главный вопрос — доклад Сталина об оппозиции и внутрипартийном положении.
Докладчик объявил, что летом 1926 года был образован троцкистско-зиновьевский антипартийный блок (именно так — «Об оппозиционном блоке в ВКП(б)» — назывались его тезисы к конференции[993]), лидеры которого пытались ревизовать учение Ленина, решения XIV съезда о построении социализма в СССР. Сталин объявил установки оппозиции социал-демократическим уклоном в партии.[994] Конференция признала вредными предложения лидеров троцкистско-зиновьевского блока о проведении индустриализации за счет высоких налогов с крестьян и повышения цен на промышленные товары. Извращая взгляды Троцкого, Сталин утверждал, что это неизбежно привело бы к подрыву сельского хозяйства, падению темпов индустриализации. Троцкому становилось ясно, что цель Сталина состоит в закреплении собственной власти путем полного оттеснения оппозиционеров от властных рычагов, утверждения курса на построение социализма в одной стране как бесспорной альтернативы «перманентной революции», что лишало лидера оппозиции ореола марксистского теоретика.
Над политическими борцами нависала все бблыиая опасность. Уже в 1926 году Каменев и Зиновьев, хорошо знавшие повадки генсека, предостерегали Троцкого. «Вы думаете, Сталин сейчас размышляет над тем, как возразить вам? — говорил, примерно, Каменев по поводу моей критики политики Сталина — Бухарина — Молотова в Китае, в Англии и др., — вспоминал Троцкий через много лет. — Вы ошибаетесь. Он думает о том, как вас уничтожить». В ответ на вопрос, что он имеет в виду, Каменев добавлял: «Морально, а если возможно, то и физически. Оклеветать, подкинуть военный заговор, а затем, когда почва будет подготовлена, подстроить террористический акт. Сталин ведет войну в другой плоскости, чем вы. Ваше оружие против него недейственно» (в тексте «недействительно»).[995] Зиновьев с Каменевым, правда, удобно для себя «забывали», что еще два года назад они побуждали Сталина к принятию максимально репрессивных мер против Троцкого, на которые тогда генсек пойти не решился.
По мере обострения ситуации все больше обнажались уязвимые черты Троцкого как члена коммунистической властной номенклатуры, вышибленного (или вышибаемого) из таковой, на фоне тех, кто одерживал над ним все более ощутимые победы. В политической борьбе на стороне Сталина было решающее преимущество по сравнению с Троцким: последний верил в искренность своих догм и фанатично боролся за их осуществление. Он, правда, готов был идти на компромиссы, допускал отступления, но только до определенного предела. Сталина же теоретическая догматика не волновала, будучи лишь инструментом в борьбе за личную власть.
Сами понятия «троцкизм», «троцкисты», возникшие в ходе кампании против Троцкого в 1924 году и превратившиеся в устах Сталина и его сторонников в обвинительную дефиницию, в ярлык, являвшийся вначале угрозой изгнания из партии, а позже «черной меткой», грозившей гибелью тем, к кому этот ярлык был бы прикреплен, вплоть до нашего времени повторяются как сторонниками, так и противниками Троцкого. Эти понятия, однако, ни тогда, ни впоследствии не были содержательными. Взгляды самого Троцкого менялись в быстро эволюционировавших условиях, но во всех случаях находились в одном русле с догматикой марксизма. Состав оппозиции был гетерогенным, мотивы поддержки лидера различными (уверенность в его правоте, отсутствие убедительной альтернативной позиции, тактические соображения, личная преданность, давняя связь, до определенной поры карьеристские надежды и пр.). Троцкий был прав, говоря на апрельском пленуме ЦК ВКП(б) 1926 года: «Призрак троцкизма нужен для поддержания аппаратного режима».[996] Все эти обстоятельства привели к тому, что попытки Троцкого хотя бы несколько смягчить накал борьбы, пойти на уступки партийной машине были обречены на неудачу. Сам Троцкий скоро это осознал и возобновил борьбу в еще более острой форме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
