class="p1">– А разве тут не хватает секретности?
– Ты должна помнить, что даже стены имеют уши, а мой муж… в общем, он хорошо известен в здешних краях.
– Хочешь сказать, тебе стыдно, что нас могут увидеть вместе? – хихикнула я.
– Конечно, нет, но то, о чем я хочу тебе рассказать… В общем, лучше, если бы никого не было рядом.
– Хорошо, тогда давай поднимемся ко мне в номер.
Мы заказали капучино и немного поболтали о современных веяниях в этой части света.
– А то я не знаю; до недавних пор мой муж был владельцем одной из крупнейших местных строительных компаний и последние несколько лет пропадал на работе. Теперь в отрасли наступил спад, но он предвидел это и смог в прошлом году продать бизнес. Теперь он сидит на своих деньгах, пока новые владельцы и все, кто раньше работал на него, наблюдают за общим упадком. Ему всегда везло в этом отношении.
– Значит, он хороший бизнесмен?
– Полагаю, да, – с усталой улыбкой согласилась она.
– Могу я кое-что спросить, Кэти?
– Само собой, Мерри. У меня никогда не было секретов от тебя.
– Туше. – Я скорчила гримаску. – Ты счастлива с Коннором?
– Тебе нужен длинный ответ или короткий? – Она пожала плечами. – В общем, когда я заливалась пинтами пива в пабе Генри Форда, он появился из ниоткуда и вскружил мне голову. Его компания уже тогда пошла в гору, так что он купался в деньгах. Он показал мне планы строительства особняка на земельном участке, который он купил в Тимолиге, повсюду возил меня на модном спортивном автомобиле, а потом вручил обручальное кольцо с огромным камнем и сделал предложение. – Кэти покачала головой. – Ты помнишь, каким было наше детство и как я поклялась не повторять судьбу родителей, так что предложение от богача казалось мне настоящим чудом. Разумеется, я согласилась, и мы устроили пышную свадьбу в отеле «Данмор-Хаус», а потом провели медовый месяц в Испании. Он осыпал меня шмотками и ювелирными украшениями; он говорил, что хочет видеть меня как продолжение своей руки.
– Ты была счастлива?
– Тогда была, да. Мы постарались создать семью. На это ушло много времени, но я смогла родить мальчика и девочку: Коннора-младшего и Тару. Вскоре после рождения сына до меня дошли слухи о первой измене мужа. Разумеется, он все отрицал, и я простила его, но потом это происходило снова и снова, и я больше не могла этого вынести. – Она пожала плечами.
– Почему ты не развелась с ним?
– Я знаю Коннора. Он нашел бы способ оставить меня без гроша, поэтому, когда дети выросли и разъехались, я решила поступить в колледж и сдать экзамены на медсестру. Мне понадобилось три года на разъезды между Тимолигом и Корк-Сити, но в конце концов я выдержала экзамен. – Она гордо улыбнулась. – Так что последние пятнадцать лет я работаю в доме для престарелых в Клонакилти и люблю свою работу. А как насчет твоего мужа? Он был хорошим человеком?
– О да, – улыбнулась я. – Очень хорошим. Конечно, у нас были свои подъемы и спады, как в любом браке, и мы пережили трудные времена в материальном смысле, когда завели свой виноградник…
– О, виноградник! Помнишь, как мы воровали у папы домашний портер? Пара глотков могла уморить кошку!
– Помню! Вкус был отвратительный.
– Но мы все равно пили его. – Кэти захихикала. – Кажется, мы обе прошли долгий путь с тех пор.
– Да. Если оглянуться назад, мы тогда находились на краю нищеты, верно? Я помню, как ходила в школу в прохудившихся ботинках, потому что мы не могли купить новые.
– Нас определенно можно было назвать бедняками, но, с другой стороны, так жила половина Ирландии, – сказала Кэти.
– Да, и после всех страданий, которые претерпели наши предки в борьбе за свободу, на самом деле немногое изменилось, не так ли?
– В сущности, как раз об этом я и собиралась поговорить с тобой.
– О нашем прошлом?
– Да. Ты помнишь, что наши бабушки и дедушки никогда не навещали нас, как и двоюродные братья и сестры?
– Помню. Я никогда не понимала этого.
– Да, но, когда я стала работать в доме престарелых в начале девяностых… Там многое можно узнать о прошлом. Возможно, родственники перестали их слушать, а может быть, они готовы делиться воспоминаниями с незнакомыми людьми. Так или иначе, у нас была одна дама в «палате особого режима», как мы называем помещения для тех, кому уже недолго осталось на этой земле. Я работала в ночную смену и пришла проверить ее состояние. Хотя ей было за девяносто, она сохранила все умственные способности. Она посмотрела на меня и назвала меня точной копией своей дочери, а потом спросила, как меня зовут. Я ответила, что меня зовут Кэти Сканлон, но она спросила мою девичью фамилию. Когда она узнала, что я из семьи О’Рейли, она заплакала и взяла меня за руку. Она назвалась моей бабушкой, Нуалой Мерфи, а ее дочь звали Мэгги. Она сказала, что должна поведать свою историю перед встречей с Творцом. Она рассказывала эту историю три вечера подряд, поскольку была очень слаба, но исполнена решимости довести дело до конца.
Я недоверчиво уставилась на Кэти:
– Нуала была нашей бабушкой?
– Да, и мы ее никогда не видели, только однажды, на маминых похоронах. После ее рассказа я поняла, почему мы не встречались с ней. Мерри, что случилось? Ты сильно побледнела.
– Я… Кэти, много лет назад я получила ее дневник от человека… которого мы обе знали.
– От кого?
– Лучше я сейчас не буду говорить, иначе мы свернем в сторону, и…
– Ладно, я догадываюсь, кто дал тебе этот дневник. Почему ты мне не сказала?
– Во-первых, потому, что я сама прочитала его лишь несколько дней назад. Знаю, Кэти, это может показаться странным, но, когда я получила дневник, мне было всего лишь одиннадцать и я не интересовалась прошлым. А когда я повзрослела, то убрала его с глаз долой из-за того человека, который подарил его мне.
– Но ты сохранила его?
– Да. – Я вздохнула. – Только не спрашивай меня почему, поскольку я правда не знаю.
– Конечно, не буду. Но если ты читала дневник, то, полагаю, догадалась о родственной связи?
– Нет, потому что записи прекратились в 1920 году. Что-то произошло с Нуалой, и она перестала писать.
– Наверное, тебе стоит как-нибудь показать его мне. Я выслушала всю историю от начала до конца. Докуда ты дочитала, чтобы я не повторялась?
– Я… – Я откашлялась. – Это было после самоубийства Филиппа, того британского солдата.
– Ясно. Нуала все еще горевала
