– Эх, бля, – подумалось мне, – пьеска то не в жилу, не распереживался бы братан. Внешне он остался спокоен, но кресло под ним жалобно пискнуло. И тут пошёл её монолог. Она его провела ловко. Начала с упрёков своему бывшему сожителю в невнимательности и чёрствости, а закончила тем, что, несмотря, на бархатную жизнь на берегу другого океана с известным кинорежиссёром из Голливуда, она его, дурня, всё равно любит. Она так и выкрикнула в зал:
– Люблю я тебя, люблю, неужели ты этого не понимаешь?
В упор, глядя на брата. Я даже спрятался за спину известного актёра, подальше от создавшегося напряжения, и подумал: «Так ещё, куда ни шло – вселяет надежду».
После перерыва – нудного переминания с ноги на ногу в фойе – пошла на сцене говорильня о доброте главного героя, о его любви к людям. Он, оказывается, и неудачником стал из-за этого. Показаны были большие фотографии – он стойко переносит мучения от разных медицинских процедур. Всем стало скучно. Известный актёр на этом месте свалил. По всем признакам действие близилось к концу. Свет на сцене погасили, а герой встал у рампы, и только лицо его было выхвачено из темноты прожектором. Последний монолог. С первых слов стало ясно, что это очередное наставление глуповатому зрителю о том, что ценно в жизни, а что не очень.
Я наклонился к брату, и попросил номерки, чтобы попасть в гардероб до того, как там соберётся очередь.
– Сиди. – Приказал брат. – Нам всё равно Марину ждать.
Публика аплодировала без особого энтузиазма. Когда зал почти опустел, поднялись и мы. Стайка девиц толкалась в коридоре. Была среди них и чёрненькая со странным взглядом. Они стояли, молча, чего-то ожидая. Брат прошёлся туда обратно, разминая затекшее тело. Я спросил его: долго ли ждать? Не придётся ли мне с ним околачиваться в этом фойе часа два? Брат кивнул и скрылся за почти незаметной дверью, оклеенной теми же тканевыми обоями, что и стена. Его долго не было. Девицы глянули в мою сторону и забыли о моём существовании. Когда брат появился, вид у него был несколько удручённый.
– Она нескоро освободится, – возвестил он всем присутствующим, – первый прогон – им всё обсудить надо.
Он делает стайке ручкой, я повторяю его жест.
В машине брат молчит – расстроен отсутствием продолжения. Но решение принималось в сферах для него недоступных. Как могу, я нахваливаю пьесу, но скоро замолкаю, чтобы мои похвалы не показались чрезмерными.
Высадив брата у его дома, я покатил к себе.
По несколько часов ожидать свою пассию! И сегодня она так легко с ним обошлась. Но как я могу повлиять на это, что могу сделать? Не явиться же к ней с увещеваниями, что с братом сейчас надо обращаться поласковее, учитывая его тяжёлое заболевание.
* * * * *
Хотя и поздний был час, но в квартире моей раздалась трель телефона. Звонил «боевой товарищ». На этот раз я по-настоящему ей рад. Более двух недель она не звонила, и я подумывал уже о том, что она у меня больше не появится. Глубокой тоски это не вызывало, но лучше было, когда она приходила время от времени. Я заявляю, что не могу больше переносить нашу разлуку.
– Это означает, что мне можно приехать?
Именно так. Для своих лет она необычайно догадлива.
– Хм, – говорит трубка, – мне потребуется минут сорок на дорогу.
Я иду в магазин – купить пива и какой-нибудь еды. Потом лезу в ванну, лежу минут двадцать – греюсь. Погрузившись в тёплую воду я не испытываю недовольства прошедшим вечером, но эмоциональный фон дробится. Что-то беспокоит меня, как сомнение при обращении в кассу взаимопомощи. Я вспоминаю напряжённый взгляд чёрненькой девицы из стайки, окружившей брата. Может быть, в этом дело или я попросту начитался Пруста.
Когда раздаётся звонок в дверь, у меня пар валит из кастрюли с сосисками и на столе две тарелки. Она целует меня замёрзшими губами, снимает пальто. На ней тонкий свитер и короткая юбка. Кажется я первый раз вижу её не в брюках. Ей это идёт – у неё красивые ноги.
– Ты раньше не замечал?
– В кровати ноги плохо видно, – опускаю я тему.
– По какому поводу праздник? – она указывает на тарелки и пиво.
– Это не праздник. Я теперь всегда так живу.
– Она садится на табурет, подкладывает под себя ногу, плечом опирается о стену. Сидеть так неудобно, но кошачья мягкость её тела скрывает неловкость позы. Я кладу в тарелки сосиски, ставлю на стол бутылку с кетчупом. Она, вообще-то, пришла сюда из ресторана.
– Ну, точнее, из кафе – из частного кафе, открылось недавно. Зашли посидеть с девочкам.
– С девочками? – я задаю вопрос строгим голосом.
– С подружками, по институту, а если бы со мной был какой-нибудь потц, я бы тебе сообщила специальной депешей. Но есть хочется. Там такие цены!
Она улыбается одними глазами, натыкает сосиску на вилку, макает в кетчуп и подносит ко рту. Язычок касается края и, переходя в долгое плавное движение, слизывает тягучую красную жидкость. Контрольный взгляд на меня – каково произведённое впечатление? Изгиб тела делается ещё пленительнее – грудь оказывается почти над тарелкой. Следующее движение языка увеличивает площадь охвата. Ещё одно заканчивается коротким мурлыканием.
– Подожди ты, – прерываю я её, и наливаю пива.
– А, что такое, чего ждать? – она делает вид, что приходит в себя. – С тобой и отвлечься нельзя.
– Ты раньше вела себя серьёзнее. – Она смеётся. – Скажи мне: у тебя никогда подружки не было?
– Сколько угодно, а что?
– Ну и как ощущения? Это интереснее чем с мужчиной?
– А, ты об этом – я не так тебя поняла, – она нисколько не смущена, – даже не знаю, как тебе сказать. Мы попробовали как-то с девочками. Но у нас ничего хорошего не получилось. Насмотрелись по видику, выпили вина и давай тоже лизаться и обниматься, но лично я никакого удовольствия не получила и свалила от них, к тебе между прочим.
– Правильно сделала.
– Чего тут правильного? Ты меня стал учить, как правильно делать минет.
Я одобряю свои действия – полезные навыки не пропадают зря. Подучится, получит образование – цены ей не будет. Почему я расспрашиваю об этом? Видел с каким напряжением одна девица смотрит на парня своей подруги.
– Ну…, женщины вообще нежнее мужчин: любим погладить кого-нибудь, поласкаться. Последние слова она растягивает… Когда никого нет – почему бы не помочь друг другу, чтобы совсем не засохнуть.
Я улыбаюсь, она замечает это и прыскает со смеху.
– Подумаешь – взрослые тётеньки немного поразвлеклись в постельке, – что тебе до этого? Вот если бы у тебя завёлся мальчик, я бы нисколечко не ревновала.
– Того мне только и не хватает.
– Ты же называешь меня – товарищ?
– Это от тоски по добрым старым временам.
– А мне-то как догадаться от этого или от чего другого.
Мы с ней угомонились только под утро, и проспали до двенадцати, и сели пить кофе, и сидели на кухне, я в брюках и майке, она в свитере на голое тело, когда позвонил Папуля. Голос его был обеспокоенный:
– Уехал куда-то с Женей, – сообщил он мне, – я слышал, как они говорили про деньги. Какой-то счётчик обещали на них включить. Ты не знаешь что это такое? – Я, естественно, не знаю. – Просил тебя приехать к двум. Так спешили, что позвонить тебе времени не было.
Время то было, да брат, видимо, и при папуле не хотел говорить, что у них приключилось.
– Наверняка что-то связанное с электроэнергией, – успокаиваю я Папулю.
– Да что-то они слишком спешно свалили эту самую электроэнергию оплачивать?
До двух часов ещё есть время.
– У тебя неприятности? – она уловила нерв в моём голосе.
– Не у меня – у брата.
– Это, который больной. Смотри, я оденусь быстро, если тебе надо ехать.
– Не спеши, он ещё перезвонит.
– Тогда поздно будет. – Она скрывается в ванной, пускает в полную силу душ. Вскоре, обернувшись полотенцем, она мелькает в комнату. Мы успеваем выпить ещё по чашке кофе.
Я подвожу «товарища» к ближайшему метро и мы нежно прощаемся. Она не говорит мне, когда позвонит. Я не спрашиваю об этом.
У ангара стоит блестящий джип, видимо, Беспалого. Брат у дверей. Рядом с ним человек в кожане и кепке. Он поворачивается в мою сторону. Глаза жёсткие – не смотрят, а цепляются, и цветом они похожи на долларовые купюры. Такой бесплатно, ради того чтобы «только крутилось» и пальцем не пошевелит – отмечаю я про себя.
*****
Моё беспокойство о брате росло. За три месяца у меня составилось нечто вроде досье на него. Выглядело оно неутешительно. На первый взгляд, не считая, разумеется, болезни, всё вполне прилично. Но он висел в воздухе.
Я, скрупулёзно, разобрал финансовую сторону, как основу всякого дела и благосостояния.
Начинал брат вместе с другом детства – Стасом. Достижения их соответствовали вложенным усилиям. На Бугре – в посёлке, где оба купили участки под строительство домов – всё было, как на диаграмме: высился дом Стаса и рядом зарастал лопухами фундамент, который «ляпнул» брат. В денежном выражении разрыв был ещё больше. Но брат тоже предприниматель и деловой человек, как и Стас. Потому оба они, по мнению брата, были в одном ранге. Как деловому человеку брату не страшны передряги и временные сложности: каких-то десять – пятнадцать тысяч долларов не имеют для него решающего значения. Он перекрутится. Надо будет – достанет.
