Беспалому денег не нужно? Стас откидывается на спинку кресла и задушевно смеётся. Беспалый деньгами не интересуется? Смешнее трудно придумать. Брат что – действительно ему верит? И много должен? Там по-другому не бывает. Откуда знаю. Да брат твой просил и у меня деньги в долг. Не много – пять тысяч, но всё же.
Стас наливает ещё. Мне неприятно получить подтверждение того, что мой брат запутывается в долгах. Я не чувствую, уместен ли мой вопрос, но джин гонит не только кровь по жилам:
– Скажи, а почему вы перестали работать вместе?
Он смотрит на меня серьёзно. Потом берёт сигарету, протягивает открытую пачку и мне.
– Тебе как сказать: честно или по справедливости? – Старая шутка.– Ты сам его знаешь, чего спрашиваешь?
– Знать то знаю, но в последнее время мы не часто видимся. Когда я работал, мне не до него было, всё время в командировках. Помнишь? Половим рыбку и я обратно. Вдруг там у кого что-нибудь заклинит.
– Обезьяна то решили не запускать?
– Списали Обезьяна. Нет денег. Не придётся ему удивить межпланетную общественность своей физиономией.
– Программу прикрыли?
– Заморозили.
– Есть разница?
– Кое-какие деньги ещё капают. В основном на то, чтобы Обезьян не умер с голоду. Вот ждём, теперь когда ты встанешь и профинансируешь всю затею.
– Ну, это не скоро.
Я готов дать Стасу возможность уйти от вопроса. Его ответ не так уж и важен для меня. Но он выказывает мне своё расположение – возвращается к теме:
– Твой брат стихийный коммунист. Кто по глупости с партийными ребятами связывается, кто по хитрости и беспринципности. Но есть и такие, для кого это единственный способ существовать. В одиночку они выжить не могут. В тусовочке: хорошо ли – плохо ли, но всё само собой образовывается. Кто-нибудь, да сделает за них то, что необходимо. Тебе неприятно это слышать, но ты сам напросился.
Я ожидал услышать нечто-то подобное.
– Ты же знаешь как с ним трудно. Собственная лень, у него выведена из недостатка в достоинство, при том в такое, какого ни у кого больше нет. Ну не любит он и не умеет работать, так это полбеды. Но он искренне уверен, что за него должны работать другие. Он удивляется и негодует, когда они этого делать не хотят. Мне надоело тянуть лямку и получать за это иронические улыбки: брось, мол, из-за ерунды возмущаться – старая дружба дороже. Я и взбрыкнул, как лошадь. Он свою часть работы не сделал. Всё встало. Мне пришлось крутиться как белке в колесе, а когда всё нормализовалось, разумно было принять меры, чтобы такое не повторилось. Разойтись – единственный способ сохранить дружеские отношения.
Стас подливает в стаканы ещё, пускает витиеватый клуб дыма.
– Выздоровеет – будут проблемы. – Заключает он разговор о брате.
Опять появляется механический молодой человек, кладёт на стол лист бумаги и безмолвно исчезает. Стас впивается в листок глазами. Через мгновение он поднимает брови, комкает бумагу и бросает её в мусорную корзину.
– Хорошо, что ты пришёл, а то просидел бы лишний час ради этой галиматьи. Ну, теперь я свободен.
Он отхлёбывает солидный глоток.
Что бы он посоветовал брату? Самый важный вопрос, который я хотел ему задать, но звучит он прямолинейно и чуть ли не глуповато. Надо было как-то по-другому сформулировать. Стас даже дёрнулся.
– Как что? Долги отдавать. Что же ещё? Я могу подождать, а Беспалый ждать не будет. Ты знаешь, что он отделывает квартиры и после этого их продаёт. – Я не знал этого, но кивнул утвердительно. – Откуда они у него берутся – не все конечно, но часть – не догадываешься? Внуши ты своему умнику, что лучше заплатить, пока на него счётчик не повесили? Чем платить? Подо что занимал, тем и платить. И чем скорее, тем лучше. Он, когда у меня деньги брал, про комнату говорил, про ту самую, в которой вы жили на Литейном, пока квартиру не получили. Большая комната в центре. Тысяч десять дать могут. Пусть продаёт и деньги несёт кому должен. Я подожду, пока у него дела выправятся. Ты пойми – продолжает он проникновенно – платить за него я не намерен. Я его предупреждал. В наших делах это дорогого стоит. Я ему уже денег дал. И дал именно для того, чтобы он с долгами расплатился, но куда он их дел, и почему долг увеличился, а не убавился, я понятия не имею. Больше я ему давать ничего не намерен. Не уверен, что он и эти отдаст.
Он замолкает, оценивая сказанное, и добавляет:
– Быков то я для него расставил.
Я не понял, что за быки такие, где и зачем их надо было расставлять? Но пьяные мои мозги уже ворочались плохо, и я не спросил об этом. Минут сорок мы обсуждаем рыбалку. Мы успеваем ещё, по крайней мере, раза три подлить в стаканы. Если и был бы у меня неприятный осадок от беседы, то он смылся кристальной чистоты напитком, с привкусом ёлочки. Вереска, а не ёлочки, как поправляет меня Стас. Ёлки, а не вереска – я твёрдо стою на своём.
После этого спора, не слишком упорного, наше настроение позволяет обсудить любую занозистую тему:
– Стас, ты с Мариной знаком?
– С актрисой? – По его лицу проскальзывает улыбка. – Мы учились вместе в Техноложке. Она там осилила два курса и только потом поступила в театральный. Да согласен: как-то всё странно у них. Наверное, им так удобнее. Ей надо она пользуется – почему бы и нет.
После паузы добавляет с предельной откровенностью:
– Дурит она ему мозги, а ему это нравится. Мне так с самого начала казалось.
Следует пьяно резкий переход:
– Едем ко мне домой, у меня там ещё есть бутылка джина, но другого сорта. Ирина тебя хорошо примет, она тебя помнит.
– Куда там – надрались уже, – мне не хочется появляться в доме старых друзей на нетвёрдых ногах.
– Всё равно недовольство моим состоянием будет высказано.
Он встаёт, его ведёт в сторону. Он обходит стол и преувеличенно свободным жестом нажимает кнопку на селекторе. Видно, что он пьян. Я тоже встаю и чувствую себя не лучше.
Стас, покачиваясь, договаривается, чтобы нас отвезли домой. Шофёра уже нет, но у одного из охранников есть права и он готов с нами прокатиться. Мы долго одеваемся. Я помогаю Стасу надеть куртку и в коридоре поддерживаю его под локоть, но он вдруг вырывается.
– Забыл закрыть сейф, – бросает он на ходу.
Из кабинета он возвращается с недопитой бутылкой джина и предлагает мне хлебнуть из горлышка. Я не отказываюсь – всё происходящее мне мило и приятно.
Машина уже стоит у крыльца. Хорошая машина – новая, иностранная. Стас поясняет, что, по его мнению, Мерседесы – жлобство, потому бритоголовые их и любят.
Мы пьём джин из горлышка по очереди и чем-то смешим водителя. Стас просит отвезти сначала его, потом меня:
Он уже смирился с моим нежеланием заходить к нему в гости. В какой-то момент он чуть трезвеет и говорит без всякой связи с предыдущим:
– Ничем ты ему не сможешь помочь. Мы все под колпаком.
Я опять не понимаю, о чём он говорит, но спросить не успеваю: мы подъезжаем к его дому. Да и алкоголь путает сознание. Он выходит из машины. Я тоже выхожу – проститься и пересесть к водителю. Он ещё раз, теперь уже последний, приглашает меня к себе домой. Я опять отказываюсь. Он выбрасывает пустую бутылку в кусты. Она звякает обо что-то, но не разбивается – катится дальше.
– Цела, – говорит Стас, – плохая примета.
Мы крепко обнимаемся. Мы крепко обнимаемся ещё раз. Он целует меня в щёку. К дому он шагает нетвёрдо, оборачивается, машет мне рукой. Я сажусь рядом с водителем, жду, пока Стас скроется в парадном, и только потом хлопаю дверцей машины.
*****
Новый год я встретил плохо, если не сказать отвратительно. Полоса неудач началась неожиданно. В работе двигателя на больших оборотах появились какие-то перебои. Скорее всего, был виноват подшипник трамблёра. Дома у меня был запасной трамблёр.
Под новый год капуста хорошо шинковалась. Работал много – про брата забыл. Тридцать первого я проснулся около двенадцати и потащился в душ, с трудом разминая спину. Позвоночник деревянный. Кто-то положил мне руку на шею и не собирался её оттуда убирать, и зад болел так, что трудно было садиться. Постоянное нервное напряжение, непонятки с братом, неполадки с мотором – надломили меня. В ночь на первое января о работе не могло быть и речи – я почувствовал, что не выдерживаю гонку.
Позвонил брат – попросил отвести его домой от актёрки.
«Поеду, – думаю, – может, развеется плохое настроение. Всё же праздник на носу, да и брат – родственник. Как он найдёт такси в праздничной сутолоке».
Хорошо запасной трамблёр лежал у меня в багажнике – была бы история. Машина завелась хорошо, но проехал я три остановки, и пошла в разнос моя техника. Остановился в удобном месте. Дело то простенькое – трамблёр поменять. Старый я выдернул быстро, и вставил новый, не теряя лишнего времени. Вроде всё сделал правильно, но не заводится. Искра вроде есть, бензин подаёт тоже. Уже и руки холодом прихватывать стало, уже и аккумулятор вот-вот разрядится. Просмотрел весь трамблёр и заново выставил зажигание, прочистил свечи. Прошло больше часа, прежде чем мотор недовольно фыркнул и заработал. Дал я ему прогреться, отрегулировал обороты и потом только решился тронуться с места. Мотор всё равно работал неровно. О поездке за братом в центр города не могло быть и речи. Я приехал домой и позвонил Папуле. Он знал телефон Марины и мог предупредить, что я не приеду. Чувствуя себя совершенно измотанным, я лёг в тёплую ванну. Обиделся на меня брат или нет – меня это уже не интересовало.
