сломалась на две половины. Снаружи кипящий город, в котором взошли первые зерна будущего – уличные
спектакли детишек из Очагов Солнца, магазины с бесплатным хлебом, гудки заводов, пароходные трубы,
трюмы полные рыбы – серебристой, прыгучей рыбы. Улыбки на бледных лицах, звонкие голоса газетчиков,
алые косынки молодых моряков, алые ленты в волосах у рыбачек. А внутри немота опустелого дома.
Ос порой заставал Анну у колыбели. Жена качала толстую куклу и пела песни на чужом языке. Ни
слова о прошлом, шитье, метелка, крупа врассыпную на скатерти, заунывный мотив. И кашель. Пока
безобидный, слабенький.
Ос попробовал снова просить у Брока, но Друг Народа был непреклонен. Талант принадлежит
державе. Впрочем, незаменимых нет… На следующий день Ос взялся обшаривать город. В кварталах
рыжих, портовых хибарах, неуклюжих хороминах бывшей знати, у костров грошников и в Очагах Солнца
он искал одаренных мальчишек, чтобы учить их плести слова.
Детей набралось десять – голодные, битые, пуганые. Все они слышали Оса раньше – на площадях, на
заводах, в доках. Все они хотели научиться плести слова, чтобы стать рядовыми Города Солнца и служить
Другу Народа, так же верно, как прославленный Рыжий Ос. Почти все они были неграмотны.
Ос не знал, как учить, благо сам почти не учился. Он одел словоплетов с центрального склада,
подписал на паек, выбил спальню в подвале дворца. Подождал пару дней, дал ребятам отъесться, отдохнуть
и оттаять. Брок принес связку книг из дворцовой библиотеки. Старичок кастелян выдал сверток бумаги и
две чернильницы. Дело пошло.
Ос бродил с ними всюду. Обошел все портовые гнезда, площади, дворики и дворцы. Выгнал в бурю
на побережье. Отправил на лов с рыбарями. Заставил сутки без перерыва простоять у станка на «чугунке».
Учил стрелять и бросать ножи, чуять, как режет воздух алчущее железо. Говорил для них, сколько хватало
легких. Заставлял читать, чтобы знали, как отличить настоящее от рифмучей поделки. Парни впитывали его
слова, как хлеб – воду. И учились.
Первым прорвался Хонц. На заводе под стук станков он сказал о рабочем, которого затянуло под
пресс – как быстрее стучат молотки, из-за гула не слышно крика, и колеса сорвет с цепи, стоит сердцу
остановиться. Кто б мог подумать… Парнишка казался фантазером и пустословом, а вышел сильно.
Вторым стал Ясс. У светила Верхнего маяка он услышал имя волны. И не сумел – сказать. Понимание
слова «море» повредило ему рассудок. Ос понял тогда, как повезло ему – недотепе и неумехе – в ночь
зимней бури на пляже. И стал бережней с остальными учениками.
За две зимы прорезались все. Кто сильней, кто чуть видно. Все, кроме Лурьи. Самый славный из
мальчиков, самый преданный, самый внимательный. Он умел быть рядом – не слугой, не собакой, но
верным плечом. Он хватал на лету мысли, он ни разу не огорчил Оса непониманием… И молчал.
Приближался Парад. Пятый год Города Солнца хотели отметить праздником. На три дня отменяли
продуктовые нормы, пустили конки, наконец-то стали жечь фонари. На площадях обещали играть
спектакли, вывести оркестры, акробатов и фокусников. Ос, как первый в стране, должен был говорить с
дворцовой трибуны. Остальные ученики – в средоточиях торжества.
Ос решил поговорить с мальчиком, может, стоит сменить дело. В конце концов, дар не подарок, а
Городу Солнца можно служить в тысяче других армий. Лурьи слушал его чуть не плача, потом попросил
дать последнее слово. И обрушил на Оса «Балладу на смерть Астьольда» – как снег на голову. Ос увидел
круг черных фонарщиков, нагую женщину под прицелом голодных глаз, нож в кулаке у Злого и текущую в
море кровь. Говоришь только то, во что веришь.
Тем же вечером Ос отвел Лурьи к Другу Народа. Брок остался доволен.
После Парада Ос получил документы, взял Анну и уехал в предгорья, в глухую провинцию.
Поселились в уютном домике на окраине – с садом, колодцем и прелестной верандой для чаепитий.
Получили со склада мебель, кое-что прикупили. Анна взяла прислугу – кухарку и домработницу.
Каждое утро супруги пили теплое молоко пополам с целебной родниковой водой. Ходили гулять,
дышать вкусным, как булки, воздухом. Любовались на старую крепость, на бесконечные стада коз,
обтекающие холмы, на кудрявый миндаль и белые кружева стройных вишен. Наслаждались покоем,
хорошей пищей, уединением, восхитительной праздностью лишнего часа сна в свежей постели. Ос был
счастлив – с лица любимой будто смазались следы времени. Ближе к осени Анна снова сказала, что ждет
ребенка.
Они оба боялись родов, но обошлось. В положенный срок из городской лечебницы Осу выдали
ненаглядный атласный конверт. Девочка оказалась спокойной, тихой и очень хорошенькой. Ос души в ней
не чаял. Кто б поверил – первый словоплет государства сочинял для малютки Иды песенки про зверушек,
пестрых рыбок и корабельные тайны, чтобы дочка не плакала перед сном. И таял, когда малышка смеялась.
Анна тоже была довольна. Она лучилась сонной молочной благостью, голос стало глубже, шаг
величавей. К вящей радости мужа прекратились ночные кошмары. Анна больше не просыпалась в слезах,
кашель тоже прошел. Она сама гуляла с малышкой и благосклонно кивала в ответ на восхищенное аханье
местных старух. Ос поражался – что значит тридцать колен благородных предков.
Время двигалось не спеша. За семейной возней, молоком, пеленками и неизбежными детскими
хворостями, Ос почти не следил за публичными новостями. Он видел, что жизнь становится лучше, люди
снова одеты и сыты, открываются школы и фабрики. Все больше колонн выходит на Парады в честь Друга
Народа, все меньше нищих клянчит по площадям. Ос частенько вспоминал друга – был подкидыш,
прожектер и мечтатель, а теперь он ведет страну в светлое будущее. Все сбылось – и столица и власть и
принцесса. …Брок писал, что они тоже ждут, наконец, ребенка... Анна, узнав об этом, обрадовалась – стране
нужен наследник, твердила она. Ос был удивлен – ведь короля нет больше – но виду не подал.
Весть о смерти пришла неожиданно. Роды прошли тяжело, младенец плох, мать скончалась, писал
Брок. И просил возвращаться. Ос понял, что друг ранен в самое сердце. Анна тоже сказала, что следует
поспешить. Через день на курьерских они добрались до столицы. Во дворце стоял траур. Сын Друга Народа
был жив еще, но врачи разводили руками – младенец не принимал кормилиц. Пока Ос уговаривал Брока
утешиться, Анна пришла в покои, и, достав принца из колыбели, дала ему грудь. Мальчик выжил.
С тех пор они были вместе – Ида и маленький Брокен. Анна растила обоих, как брата с сестрой. Не
доверяя няням, каждое утро Анна сама будила детей и каждый вечер, ровно в восемь, приходила поужинать
с малышами и проводить их спать. У ребят было все – дорогие игрушки, пони, настоящая лодка под
парусом, лучшие гувернеры и добрейшие няни города. Но, по счастью, птенцы были слишком сильны,
чтобы успеть изнежиться.
Ос хотел бы чаще видеть свое дитя, но дела затянули по горло. Город Солнца научился читать. И
нужны были книги.
Ос искал мастеров для печатных машин и рабочих для книжной фабрики, типографские краски и
переплетный картон, художников и наборщиков. Первые алфавиты пошли в тираж, но этого было мало.
Нужны были новые книги о новой жизни. Книги о простых людях и великой борьбе за всеобщее счастье.
Бесспорные, как булыжники, и понятные, как букварь. Народные книги.
Друг Народа прописал Осу неблагозвучный титул и вручил тяжкий руль Министерства Печатных
дел. В первые дни Осу казалось, что он сойдет с ума от бесконечного потока просителей и посетителей.
Одни несли рукописи, другие пытались говорить прямо в кабинете, третьи трясли бесконечными списками
прошлых заслуг, четвертые раздевались и тыкали в нос боевые раны. И все чего-то хотели – тираж, паек,
крышу над головой… А еще надо было успевать говорить на парадах, заседаниях Солнечного Совета, в
кружках и клубах молодых словоплетов. Ос все чаще отправлял Лурьи вместо себя – сил гореть дважды и
трижды в день уже не хватало.
Под началом, помимо господ типографов, оказалась трехсотенная, даровитая, шумная и до
невозможности склочная стая словесников. Все они ревновали, наушничали, творили, дрались и
совокуплялись. Всех надлежало сберечь, помирить, накормить, напечатать и пожурить, чтобы не плели
лишнего. Ос изнемогал от изнанки поэтического белья, ему казалось, что еще один новый гений – и его
