— Отчего?
— Не знаю, — пожал плечами я. — Беременная, наверное.
— От кого?! — еще больше удивился Авинзон. Как будто я был ее гувернером, который не уследил!
— Не от меня, во всяком случае, — отрезал ему. — Я тут второй день всего!
Шутка уже вечером вышла мне боком. Продрав глаза после тихого часа, почувствовал, как народ оживился при виде вошедшей звезды — медсестры, а сиятельнейшая направилась прямиком ко мне!
— Можно тебя на пару слов? — спросила.
По ее тону я догадался, что не о благодарности за спасение во время обморока пойдет речь.
— Ты что себе позволяешь? — с гневом спросила она, заведя меня к себе в процедурную.
— Много чего. — Я постарался оставаться спокойным. — Порой — лишнего. Я бы и здесь не прочь, да ведь никто не нальет!.. Что ты имеешь в виду?
— Что за слухи ты обо мне распускаешь?!
— Слухи? Я? О тебе?! Помилуй, я здесь еще так мало! Собрать о тебе несколько слухов еще успел бы, а вот распустить…
— Зачем ты сказал, что я беременная?!
— Это была шутка. Народ любопытствовал, что случилось?
— Знаешь, бывают такие шутки, которые могут не понять!
— Да, мне и замполит наш говорил… Извини меня, пожалуйста…
Она перевела дух, бедняжка, не зная, что сейчас последует контратака:
— Лучше было сказать, что ты упала в обморок от того, что увидела труп человека, капитана Горящева, о котором говорят, он покончил с жизнью из-за тебя…
Мне показалось, девушка сейчас снова грохнется в обморок, так побледнела! Но она устояла.
— Откуда ты знаешь?
Я пожал плечами:
— Да у нас весь личный состав учебки связи, стоявший на вечерней поверке, услышал об этом от командира части. Дословно его речь я повторить не решусь, она не предназначалась для женских ушей.
Люция, оказалось, быстро соображает. Едва задумавшись, она тут же уточнила:
— Что, ваш командир прямо назвал мое имя?
— Нет, — вынужден был сознаться я. — Капитан Горящев мне называл твое имя, Люция. Мы с ним сдружились. Я хоть и срочник, но после института. Мы с Ромой почти ровесники… были.
— Понятно.
— Могу и я тебя спросить? Вы с Ромой общались в тот день?
— Я не знаю, в какой день это случилось. Я пропустила одно дежурство по графику, меня не было пять дней.
«Рома был еще жив», — подумал я.
— Ты согласилась бы выйти за него замуж? — От моих слов ее прекрасные глаза расширились до предела.
— Что за вопросы ты задаешь? С какой стати?..
— Просто в тот день, когда он поехал сюда в последний раз, он собирался сделать тебе предложение.
Люция опустила голову, сжала губы, опустилась на стул. Я понял, что сейчас она будет плакать, и покинул помещение, прикрыв за собой дверь.
На выходе из процедурной на меня прищурился староста Латусь. Ничего, правда, не сказал. Однако, когда через некоторое время по мою душу явился Десантура, я решил — спросить за Люцию. Но речь пошла о другом. В сортире, куда меня привел десантник, «скучал» Назар. За его спиной потягивал с неизменной улыбкой цигарку Бондарь. Десантура встал сбоку. Назар поднялся равнодушным взглядом от моих тапочек по пижаме до лица и спросил:
— А ты чего такой любопытный, военный?
— В каком смысле? Выгляжу необычно? — Я осмотрел свои штаны, стряхнул невидимую соринку.
— Шутник, да? — спросил Назар. Я сделал лицо кирпичом, благо пример для подражания находился слева от меня.
— Может, врезать ему? — предложил «предмет для подражания», сграбастав мою пижаму в области шеи в кулак. Я спокойно посмотрел на его руку, потом в глаза и перевел взгляд на Назара, словно находиться в таком положении, когда меня держат за грудки, нисколько не обременительно.
— Подожди, Вова, — попросил Назар. — Чего свой нос суешь, куда не следует? — спросил он меня. — На складе тебе чего нужно было? Только сказку про Робинзона не надо рассказывать!
— Сказку про Робинзона Даниель Дефо рассказал. Я лишь пересказать могу.
— Да? Вова, пригласи Робинзона, пожалуйста. Сейчас перескажешь. — Вова ушел. Точно, бык! Через минуту запуганный Авинзон появился в сортире. На меня он старался не смотреть.
— Робинзон, ты днем, до обеда, отлучался из отделения?
— Нет.
Назар выразительно поглядел на меня.
— Может, он пописать выходил? — предположил я.
— Робинзон, ты выходил поссать?
Натан молчал.
— Не выходил он, — развел руками Назар. — Что ты на это скажешь?
— Зачем же ты терпел так долго? — спросил я Авинзона.
— Нет, я ему сейчас точняком врежу! — засопел Десантура.
— Мужики, а что за наезд-то? — спросил наконец я. — Понятия не имею, что у вас здесь за дела, но после такого допроса с пристрастием поневоле заинтересуешься, хотя прежде было по барабану. Чего вы от меня хотите?
— Хм! — хмыкнул Назар на мой вдруг проявившийся гонор. По-видимому, у него проснулись сомнения, не напугали ли они сами себя на пустом месте? Он посмотрел на Десантуру, потом — на меня:
— Мы хотим тебя предупредить. Если ты решил стучать Гоменскому, то не советую. Может выйти себе дороже. Все понял?
— Меня не касаются ваши дела, — напустил я на себя усталый вид. Отпустили. Чувствовал, соврал: касаются! Еще как касаются меня их дела! Особенно после разговора с Саней Курносовым, последовавшим за общением со складскими параноиками, понял я. Саня увидел меня, выходящим из сортира под опекой мафии, и спросил, когда отошли в сторонку:
— Чего это они до тебя докопались, Олег?
— Не бери в голову! На зуб пробовали… Слушай, Саня, — в свою очередь, спросил его. — Ты когда в столовой на стреме у Атаманова стоял, никакую из местных рож у нас в учебке не видел случайно?
— Как же! Видел. Назар не раз бывал, со старшиной корешился. Назар весной, до вас еще, до летнего призыва, водопровод в учебке ремонтировал.
Интересно стало узнать про Назара побольше. С этой целью я сгонял следующим утром в чипок за куревом, передумав бросать отраву, ради пользы дела. Вид «опухших ушей» Ильи Муромца вызывал сострадание. Угостив сердягу сигаретой, я дождался, пока дедушка Советской армии поймает никотиновый приход от первой, самой вкусной, сигареты, и пожаловался на мафию. Мол, наехали вчера ни за что ни про что, прикинь! На склад, типа, чтобы не ходил, на! Задолбали, понял? В натуре!
Большая удача, меня не мог слышать папа. На такую лекцию о великом и могучем нарвался бы — хоть святых выноси!
— Хе-хе-хе, — тонко рассмеялся Муромец. — Спекулянт он, Назар этот, понял? Не фарцовщик — барыга натуральный, ничем не брезгует! — В голосе Муромца я уловил ноты обиды за то, что его, дедушку Советской армии, не приблизили местные авторитеты, погнушались!
— Он же в городок свободно ходит, — говорил Илья, — заказы, работы, то, се… Этому кран починит, тому ванну установит… Для всех офицерских жен он — «Назарчик, дорогой». В магазине у него знакомая работает, он там тысячу раз канализацию пробивал. Толкает харчи через ту знакомую. Тут из некоторых частей соседних, куда его приглашают, пацаны — сержанты — через него сбывают помаленьку, так сказать излишки. Сечешь?
— Ты как их схему просек?
— Так я же зампотыла вожу, забыл? У меня тоже везде знакомые, вижу кое-что, подмечаю… Только имей в виду, его наверняка прикрывает тут ушлый прапор какой или кто повыше, долю имеет. Так что ты держи язык за зубами, зема, не то боком может выйти, правильно они тебе сказали!
Я понимающе кивнул.
После завтрака меня в компании двух писюнов из первой палаты отправили на раскопки «древнего колизея» — остатков какого-то сооружения за моргом. Я предположил, это старый морг, накрытый когда-то песчаной бурей. Сейчас скелеты попадаться пойдут.
Всплеск моей фантазии оставил писюнов равнодушными. Вероятно, они боялись реагировать на шутки, дабы не спровоцировать днем свой ночной недуг. От смеху всякое бывает! Потом я и сам припух, действительно откопав черепушку. Правда, не человеческую. Скорее всего — собачью. В руки брать не стал. Хоть череп и не конский, но выползет еще какая-нибудь козюлька из него да тяпнет за палец! Чем тогда в носу ковырять стану? Я помнил печальную судьбу своего знаменитого тезки…
Майор Гоменский вернулся из главного корпуса, где вел прием, в сопровождении… Сереги Перепелкина! Как же я ему был рад! Камень с души свалился!
Серега оказался умнее меня. Он познакомился с водителем госпитального «уазика», узнал, каким отделением заведует Гоменский, после чего симулировал у себя лишай при помощи… обыкновенной крапивы. Ожог хорошенько расчесал. Гоменского, правда, за дурака держать не пытался, — сразу признался, что хочет трудоустроиться.
После обеда я попросил товарища майора, чтобы на «колизей» отправил нас с Серегой на пару. Мотивировал тем, что в учебке мы строили вместе, а уж ломать и подавно сможем.
