В то же время, принимая во внимание позицию А. С. Еганяна, отрицающего частную форму собственности фонда как организационно-правовой формы некоммерческой организации, уместно привести его точку зрения, обосновывающую признание у некоммерческого партнерства коллективной формы собственности. Аргументация ученого заключается в следующем: «Если субъект считает, что единоличное удовлетворение в потребности указанных благ для него выгоднее, он не будет объединяться с другими лицами. Удовлетворяя свой интерес единолично, мы получаем при благоприятных условиях именно то, на что была направлена наша деятельность. Удовлетворяя свой интерес коллективно, мы презюмируем, что наш интерес и результат деятельности в целом могут не совпадать, поскольку коллективный интерес и результат коллективной деятельности образуются через сочетание интересов общества и индивида».77 По мнению А. С. Еганяна, «право на имущество может быть признано частным только в том случае, если осуществление его служит интересу отдельного лица и лиц. Простая совокупность лиц, например акционеров, не порождает коллективного образования, поскольку им может называться только та социальная общность, которая объединяет лиц в решении конкретной коллективной задачи в сочетании интересов индивида и коллектива».78 В связи с этим, по мнению исследователя, частный интерес членов некоммерческого партнерства поглощается коллективным интересом, что позволяет сделать вывод о том, что право собственности некоммерческого партнерства не может быть признано правом частной собственности.79 Соглашаясь с данной позицией, полагаем, что у фонда – публичная форма собственности (но не государственная, а общественная). Однако думается, что и не коллективная форма собственности, так как субстратом фонда как унитарной некоммерческой организации, не основанной на членстве, не может быть коллектив лиц.
Для того чтобы определиться по столь непростому вопросу, существует ли коллективная форма собственности и каковы ее правовые признаки, уместно, на наш взгляд, обратить внимание на идеи, содержащиеся в трудах Вячеслава Игоревича Иванова.
Ученым отмечается, что первое появление термина «коллективная собственность» связывается с принятием в 1989 г. Основ законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде (ст. 10) и Закона СССР «О собственности в СССР» (ст. 4). В 1990 г. этот термин применяется и российским законодательством в ст. 3 Закона РСФСР «О собственности в РСФСР». В. И. Иванов отмечал: «Названное понятие в традиционной советской доктрине было связано непременно с коллективным субъектом – юридическим лицом: арендным предприятием, кооперативом, колхозом, некоторыми общественными организациями, профсоюзами. Юридические лица, образованные на базе этой квази-негосударственной собственности, признавались субъектами права собственности наряду с государственными юридическими лицами носителями иных вещных прав – оперативного управления и полного хозяйственного ведения с иными правовыми режимами».80 Однако уже в 1995 г. правовой статус коллективной собственности, просуществовав легально всего лишь пять лет с момента своего законодательного закрепления, был упразднен. В ходе активной научной дискуссии по обсуждению Проекта ГК РФ пришли к выводу, что в легальном правовом статусе коллективной собственности «нет необходимости, поскольку он полностью охватывается нормами об общей собственности»81 или «поглощается специальным субъектом – юридическим лицом».82
Вячеслав Игоревич полагал возможным признать весомость аргумента лишь в случае обоснованности утверждения о «тождественности коллективной и общей собственности». В этом случае введение термина «коллективная собственность» представляло бы терминологическое нагромождение.83 Проверяя убедительность тезиса, выдвинутого противниками института коллективной собственности в российском праве, исследователь пришел к выводу, что «с некоторой натяжкой» в отношении отождествления коллективной и общей собственности можно говорить лишь о собственности нескольких граждан, «принудительно соединенных неделимостью вещи или законодательным запрещением деления конкретного объекта права собственности, например, земли».84 Однако режим общей долевой или совместной собственности исчезает, если перенести анализ от граждан как субъектов права собственности к юридическим лицам. По мнению исследователя, «сразу обнаруживается, что понятие долевой или совместной собственности невозможно применить к конструкции юридического лица. За фигурой юридического лица не может быть коллектива, а потому у юридического лица не может быть и коллективной собственности».85 То есть «не применимое к юридическому лицу понятие коллективной (общей) собственности делает совершенно бессмысленным наличие этого термина в законодательстве».86
Вместе с тем, полагал В. И. Иванов, «многообразие духовных идеологических отношений, лежащих, в частности, в основе общины, нуждается в правовых конструкциях, которые не могут быть сведены ни к фигуре юридического лица, ни к общей собственности».87 Ранее в своей работе «Община как субъект права» исследователь выводил следующие существенные признаки общины: а) признание в законе наличия некоторой общности людей с наделением их правами, не сводимыми к правам каждого из членов данной общности; б) наличие двух или более людей; в) осознание людьми общности своего единства; г) единая направленность воли людей; д) единая воля выражена одним волеизъявлением – коллективным обращением; е) обращение адресовано: ветвям государственной власти; органам государства; должностным лицам; другим организациям и их органам; юридическим лицам и органам местно самоуправления.88 По мнению В. И. Иванова, не обладая статусом юридического лица, имея имущество только в пользовании, все церкви в Советском Союзе попадали под данное определение общины.89
Община может формироваться, основываясь на вере, национальной принадлежности, этнокультурной общности, родственных связях, политических взглядах и идеях. Однако главное, на что следовало обращать внимание, по мнению В. И. Иванова, – это то, что в этом случае «цель объединения людей носит неимущественный характер даже тогда, когда соединяется и какое-то имущество».90 Вместе с тем «для осуществления важнейших духовно-неимущественных прав общине необходимо имущество, коллективная собственность, и не юридического лица как субъекта права, и, одновременно, не как общая собственность двух или более граждан».91
Таким образом, под коллективной собственностью В. И. Иванов понимал владение, пользование и распоряжение имуществом для осуществления духовно-идеологических целей».92 В качестве важнейшего признака коллективной собственности ученый называл «неделимость имущества общины».93 Исследователь пояснял, что это имущество никогда не может перейти в частную собственность члена общины. До тех пор, пока община существует, ее имущество не подлежит делению между ее членами. Даже в том случае, если выход или исключение из общины сопровождается выделением имущества, то размер его определяет не закон, а сама община. В принципе неделимая коллективная собственность общины «по природе предназначена обслуживать общие духовные ценности расходоваться только для осуществления коллективных прав, не сводимых к правам каждого члена общества».94 Неделимость имущества общины обусловливается тем, что коллективная собственность прекращается с прекращением существования общины. В этом случае должно быть предусмотрено «правопреемство государства или однородной общины, но не физических или юридических лиц».95 Следовательно, правовая природа коллективной собственности общины – публичная, а не частная. «В ней, как и в государственной собственности, находят свое выражение имущественные интересы общины в целом».96 Община как целое, по мнению В. И. Иванова, «имеет интересы (в том числе имущественные), принципиально отличные от интересов каждого члена общины как гражданина или собственника».97 Именно в этом, по мнению ученого, и состоит «смысл духовно-добровольного объединения людей».98 При этом хотелось бы обратить внимание еще на один важный вывод, сделанный В. И. Ивановым. По его мнению, некоторые общины могут обладать и статусом юридического лица,99 например, некоторые казачьи общины, малочисленные народы России. Однако религиозная община, политическое движение, этнокультурные, а также многие другие людские общности не могут быть сведены только к фигуре юридического лица. В данном случае основой объединения является духовная сфера: «тут не «производственный интерес», а духовная потребность как цель объединения, не имущественный вклад на первом месте, но вера или идея. Идея порождает имущественную потребность, духовную или родственную общность, а не наоборот».100
