Их разбудил ужасный грохот. Неслыханное зрелище предстало перед ними. Повсюду деревья будто ожили и закружились в бешеном танце. Ветви-руки в немом отчаянии трепетали, качались, взлетали ввысь, хлестали воздух… Стволы гнулись с треском терзаемой древесины, — какие-то чудовищные, невидимые силы закручивали их в спираль. Через несколько секунд вращательное движение повторялось в обратном направлении, сбрасывало кору и рвало древесную ткань с треском перестрелки. И в то же время — ни малейшего ветерка. Воздух был абсолютно спокоен, а знойное солнце палило нещадно.
Молодые люди вскрикнули, им показалось, что не только древесная, но и земная кора кружится под их ногами. Вскочив, оба также попали под власть центробежной силы — она закрутила и отбросила их в сторону метров на пять-шесть.
Наконец они почувствовали, что почва задышала с новой силой, словно собираясь расколоться, а толчки стали сопровождаться ужасной подземной канонадой. Это длилось секунд пятьдесят или шестьдесят, всего одну нескончаемую, трагическую минуту, когда казалось, что все проваливается в тартарары.
Как конькобежцы-новички, они вытягивали вперед руки, ошеломленно всматриваясь в окружающее и балансируя на земле, которая вдруг вновь стала твердой. Надолго ли?
— Похоже, что природа взбесилась, синий черт побери эту синюшную природу! — энергично выразился парижанин.
— Да уж, — откликнулся Меринос, — это землетрясение выдающееся, как у нас в Америке говорят.
— Голова еще кружится. Мне дурно… Забавно все же, что дрожит-то земля, а получается — морская болезнь!
Молодые люди посмотрели на еще трепещущие деревья, из которых многие были настоящими исполинами, и Тотор добавил:
— Ну и вид! Ветви перепутаны, кора болтается, как парус…
— А погляди, какие громадины! Они похожи на секвойи, наши родные исполины. Настоящие небоскребы! Еще немного, и они бы рухнули, раздавив нас, как майских жуков.
— Будем надеяться, что этого уже не случится…
— Да, слава Богу, все кончено…
Но не успел янки договорить, как тишину, наступившую после грохота природного бедствия, прорезал рев водопада.
Мощный порыв ветра донесся со стороны близкой реки, как будто нечто могучее, неотвратимое, отталкивало слои перегретого воздуха.
Это была мчавшаяся со скоростью галопирующей лошади громадная волна. Пенясь, начисто приминая траву, брызгая на деревья, она хлынула в долину.
— Извольте видеть! Запуск всех фонтанов, да еще без предупреждения! — крикнул парижанин. — Ну можно ли тут быть спокойным? Ах, мой арсенал[68] уплывает!..
Молодой человек быстро поймал свой лук и стрелы, подхваченные течением. А корзина с остатками лебедя так и исчезла, унесенная, как перышко, потоком.
Вода сразу дошла до колен молодых людей и продолжала стремительно подниматься. Бегство было немыслимо, оставалось лишь одно средство не утонуть.
— Нечего стоять! — крикнул Тотор. — Нужно последовать примеру моего земляка, медведя Мартена в Ботаническом саду.
— Что? — спросил, недоумевая, Меринос, которого ставили в тупик некоторые выражения товарища.
— Ах да! Ты же не парижанин и не знаешь… Лезь на дерево. Скорее… я за тобой!
Нижние ветви огромного пробкового дуба свешивались почти до земли. Меринос схватился за одну из них и быстро поднялся на толстый сук. Когда американец уселся, Тотор передал ему лук со стрелами, сам залез на ветку и сказал:
— Теперь мы в безопасности, хотя бы временно! Пусть себе вода поднимается, мы последуем ее примеру.
— Удивительные вещи происходят, — воскликнул Меринос, тонкосуконные панталоны которого продрались еще в одном месте, — невероятные, поразительные! Приключения прямо преследуют нас!
— Да, и все потому, что река изволила подняться со своего ложа и решила пошляться.
— Лучше бы ей остаться на месте, как подобает порядочной реке, а то получается shocking… indeed shocking[69], — проговорил янки.
— Согласен, но, наверное, ее вынудили подняться.
— Кто? Как? Почему?
— Землетрясение! Это оно уничтожило ее берега, изменило течение.
— Ты, вероятно, прав, — согласился Меринос. — Бедствия не приходят в одиночку! А вода-то продолжает прибывать!
— Ну так последуем примеру медведя Мартена и залезем повыше, — предложил Тотор.
Они так и поступили и, надеясь, что вода перестанет подниматься, отметили на стволе ее уровень.
Но наводнение вовсе не прекращалось, а, напротив, увеличивалось с ужасающей быстротой.
Через час глубина потока дошла до пяти метров, и молодые люди, несколько утратив свою уверенность в благополучном исходе, стали беспокоиться. Вдобавок ко всему пробковое дерево, пострадавшее от землетрясения, зловеще потрескивало. По временам Тотор и Меринос чувствовали, как оно качается на корнях, уже расшатанных подземными толчками и подмываемых водой. Еще часа четыре — дольше ему не простоять! В довершение несчастий близилась ночь. Что будет с ними, если дерево рухнет в темноте?
— Есть одна мысль, — сказал Тотор, повесив лук через плечо и привязав к его тетиве пучок стрел.
— Выкладывай свою идею, — ответил Меринос, который абсолютно уверовал в изобретательность парижанина.
Довольный, что друг полностью доверяет ему, Тотор продолжал:
— Видишь кору, которая свисает с нашего насеста? Это пробка, и пробка первосортная.
— Охотно верю на слово. Неужто ты вздумал торговать пробками для бутылок?
— Не шути. Хоть ты и американец, но практичности в тебе ни на грош.
— Но я же учусь у тебя!
— О, низкий льстец! Вон, видишь, во время землетрясения от ствола отделился кусок коры, длиной метров в шесть-семь, шириной — в два. Толщина — не меньше пятнадцати сантиметров. Настоящий плот, и заметь, он еле держится. Если хорошенько дернуть, отвалится совсем.
— Понял… Пробка упадет в воду, в которую уже погрузилась на добрую треть, и поплывет…
— Nec mergitur![70] Как ладья с герба моего родного Парижа… Она выдержит десять таких молодцов, как мы… Усядемся в неразбиваемую, непотопляемую лодку и отдадимся на волю волн и случая.
— Отлично сказано; за дело, да поскорей… В этом наше спасение!
Молодые люди встали на ветки, на которых прежде сидели верхом. Оба схватились за край коры и стали изо всех сил одновременно дергать ее.
— Трещит, трещит! — радовался парижанин. — Еще взяли!
Меринос вскрикнул. Он не так твердо держался на ногах, как заправский моряк Тотор, да и обезьяньей ловкости у него не было. Поскользнувшись, американец потерял равновесие и упал.
