паника:
— Давай, я отведу тебя к бабуле, она поможет!
— Нет, не нужно! Что я скажу ей? Кто я такой? А, потом, вдруг, я потеряю сознание, и утром превращусь в зверя у нее дома?
— Ничего ей говорить не нужно, я все сама скажу! Она поймет! И руки у нее золотые, к утру, ты уже будешь молодцом! — Марина уговаривала
Петра, как могла, а он начинал потихоньку слабеть, и ей удалось сломить его сопротивление. Подставив плечо, она обхватила его за талию, насколько позволяла рука, и потихоньку они направились в деревню. С великим трудом, преодолев отрезок пути до Матрениного дома, Марина распахнула калитку, и втащила за собой Петра. Бабка Матрена сидела на крыльце. Удивляться этому было некогда, и Марина даже обрадовалась:
— Бабуленька! Объясню все потом, а сейчас, человека спасать надо!
— Конечно, надо! — и, подхватив, уже теряющего сознание Петра, с другой стороны, бабка Матрена помогла Марине дотащить его до кухни. Там, на ярком свету, она осмотрела его рану, и осталась, очень недовольна:
— Плохи дела, рана слишком глубокая, и крови потерял много. Все, что могу, сделаю, но не знаю, оклемается ли, — и, не теряя понапрасну времени, принялась колдовать над раненым.
Марина, как зачарованная, смотрела на Матренины манипуляции, машинально повторяла приговоры, которыми, та сопровождала свое священнодействие, и все ожидала, что Петр сейчас очнется. А он лежал на широкой длинной скамье и не подавал никаких признаков жизни. Впервые ей удалось разглядеть его при ярком свете. Даже сейчас, бледный, словно полотно, с резко заострившимися чертами лица и черной, особенно контрастной на фоне бледного лица бородой, он был необычайно привлекателен. Могучее тело с трудом умещалось на скамье, широкие плечи держались на весу, руки безвольно свисая, лежали кистями на полу, мускулистая грудная клетка еле заметно вздымалась при редких вдохах. «Только бы не умер!»
Кровь постепенно остановилась:
— Неужели, вся вытекла? — испугалась Марина.
— Не бойся, девка, у такого бугая сил много и крови много, вся не вытечет, — успокоила бабка Матрена, вдевая вымоченную в какой-то настойке льняную нитку, в обыкновенную портновскую иглу. И принялась зашивать рану. — Где же ты этого лешего-то выискала?
— В лесу. Как сказала подружкам, что еду в Сибирь за снежным человеком, так и вышло. И Марина рассказала бабке Матрене все, как на духу.
— Да, внученька, — задумчиво проговорила Матрена, дослушав ее рассказ до конца, — пути Господни неисповедимы. Но скоро рассветет, и будет у нас в горнице на лавке лежать медведь.
— А, может, он очнется до утра?
— Сегодня, точно не очнется, чтобы такую кровопотерю восстановить несколько дней нужно. Давай-ка, его в баню перетащим, он конечно, тяжелый, сущий медведь и есть. Но надо поторопиться, а то на утрянке, на общем обозрении будем тягать медведя.
Делать нечего, кое-как перекувырнули неподъемное тело на половик и поволокли между гряд по огороду в баню. По дороге Марина сказала:
— А я боялась, бабуля, что ты мне не поверишь!
— А чего ж не верить-то, в жизни всякое бывает, девонька. Это вы там, в Москве живете ненастоящей придуманной жизнью, потому многого не знаете, а здесь у нас и не такое возможно. Парня вот жалко, проклятье на нем, как видно сильное, только, за что?
— Не знаю, он не говорил, — размышляла Марина над сказанным бабкой.
Наконец, они дотащили свою тяжелую ношу до бани и устроили раненого на нижнем полке в парной, там, где не было окна, чтоб, не дай Бог, никто не увидел.
— Бабуля, надо ещё штаны с него как-то снять, а то, боюсь, порвутся, он
раздевался, когда в медведя превращался, — Марине было неловко, но что делать, кое-как стянули штаны. Успели вовремя, по телу Петра начали периодически пробегать все учащающиеся судороги, потом он начал покрываться шерстью и вскоре перед женщинами лежал медведь. Марина, наблюдала этот процесс уже в третий раз, но ей по-прежнему становилось не по себе от увиденного. Особенно рвали душу мучительные стоны, которыми сопровождалось превращение, не обошлось без этого и сейчас, хотя Петр был без сознания.
— А ты, как думала! — отвечала бабка Матрена, на незаданный вопрос, — легко ли сущность изменить? Мучительный процесс. На то оно и проклятье!
— Так, что же делать-то, бабуленька, неужели нельзя помочь ничем?
— Ты что так о нем печешься? Уж не влюбилась ли в оборотня? — попала бабка в самую точку, увидев, как Марина опустила глаза, — вижу, угадала. — Марина лишь молча, кивнула. — Дура я старая, недоглядела, прозевала девку! Он — красавец, конечно, всё при нём, трудно устоять, понимаю… — сокрушалась Матрена по пути из бани.
— Не ругайся, бабуля, так уж вышло, но никто мне больше не нужен, кроме этого человека.
— Да кабы человека, так кто бы спорил, а то ведь человек-то он всего наполовину, а наполовину зверь лесной! И поверь мне, такое проклятье запросто, на человека не нашлют. Значит, вина на нем немалая! А много ли ты о нем знаешь?
— Может, я чего и не знаю, а сердцем чувствую — он хороший!
— Ладно, как очнется, я сама его расспрошу, когда в человеческом облике будет. А вот, если твой хороший человек днем придет в сознание, он нам всю баню разнесет!
— Скорей бы ночь, — вздохнула Марина…
Глава 15
Весь день она ходила сама не своя, дважды заглядывала в баню, медведь по-прежнему лежал, как его оставили. Стемнело, и она засобиралась туда. Бабка Матрена пошла с ней. Взяли с собой керосиновую лампу, Матрена припасла каких-то снадобий, да полоску чистой ткани, сменить повязку, если понадобится. Пока шли по огороду, бабка крестилась и приговаривала какие-то молитвы, а перед входом в баню, повесила иконку. Войдя в предбанник, она зажгла лампу и дала ее Марине:
— Осторожней, смотри, керосин не разлей, да не обожгись об стекло. Как там наш раненый поживает? — спросила она, нарочно погромче, чтобы Петр ее услышал. Поскольку в ответ не раздалось ни звука, пошли смотреть. На полке лежал Петр все так же без сознания, но живой. — Маришка, возьми-ка простыню в предбаннике, дай прикрою ему наготу-то, а то мы с тобой замучаемся штаны на него обратно надевать. Марина послушно выполнила ее распоряжение:
— Бабуля, почему он не приходит в себя? Он не умрет? — спросила она дрожащим голосом.
— Если бы собирался умереть, то уже бы преставился, а раз до сих пор дышит, и жара нет, значит, выживет, — успокоила Матрена. За разговорами она осмотрела рану, и осталась довольна результатом. — Сейчас мазью смажем, и зарастет все, как будто и не было ничего, — комментировала она,
