Всевидящая природа присутствовала здесь в облике летней ночи — подобно великому тихому взору, следившему за тем, чтобы все было в точности так же, как всегда, как вечно. Чутким слухом она улавливала и шум далекого скандала и драки, но глаза ее были устремлены на молодых людей. Однако девушка словно почуяла сверхъестественным образом какое-то неблагополучие. Она села и сказала:
— Пора идти…
И через секунду добавила, улыбаясь и глядя в глаза молодому человеку:
— …ведь даже дрозд замолчал.
И еще через секунду место опустело, и вот уже вчерашний вечер скрылся вдали. И правит короткая светлая ночь, вряд ли успевающая заметить, что именно переменилось тут за вечер. А на востоке уже показывается солнце — влажно-красный блистающий диск. Ходким шагом, с засунутыми в карманы руками и чуть сведя плечи, подвигается вдоль заболоченного поля тень человека. Уже три часа, как он в приятном возбуждении покинул танцы. Теперь он бледен, и яркий свет режет ему глаза, когда он приближается к своей хибарке. Он перепрыгивает через изгородь, и короткий сухой треск потрясает сверкающий воздух. Он огибает амбар и мимо хмельника проскальзывает в омшаник. День разгорается, и шебуршится теленок в своем загоне. Все: последний ночной ходок вернулся, его одежда уже висит на стене, и тикают часы, оставшиеся в жилетном кармане. В невидимую щель смело просачивается румяный луч, словно верный провожатый в ночном походе. Но молодой человек укрывается с головой одеялом, вытесняет все воспоминания о проведенных часах, представляя, что они остались снаружи, за стенами, и, утешенный этим видением, потягивается и погружается в сон.
Нарастающий звон птичьих голосов будто зеленый ответ на брызги солнечного света. Кукушка возвещает о приходе воскресного утра, а ласточки с блестящими грудками носятся туда и сюда по усадьбе. Их щебет вторгается в сознание Тааве, мысли его успокаиваются, и он замечает, что бездумно смотрит во двор, куда неприметно вкралось утро. А когда он обращает взгляд на верхние окна, то обнаруживает, что их теплое сонное выражение, которое удерживало его здесь с самого прихода, то есть с возвращения с танцев, — это выражение исчезло, сменившись другим. Теперь они смотрят с видом холодным и безразличным. — Ступай спать, бедняга!
Но и это еще не конец, еще остаются несколько строк в ночной главе поэмы.
Дочь новых господ в Малкамяки, Ольга, спит в своей постели, пока первое летнее воскресное утро разгорается над дорогами, полями и озерами.
Весь край отдан во власть солнцу. Оно только поднялось над горизонтом, когда запоздавшие гуляки прокрадывались в свои углы, но еще не начинало светить, оно только показалось и с готовностью ждало, пока стихнут последние проявления ночной жизни. И только после этого потянулись те таинственные минуты, которых никто не видит и в которые собственно происходит превращение. Ибо летнее утро решительно ничего не знает об уходящей ночи, оно подобно новому действующему лицу, которое появляется на фоне светлеющего и раздвигающегося неба и начинает декламировать или петь нечто совершенно отличное от того, что нашептывала вчера вечером летняя ночь. Содержание ночи полно тайн и невидимых страстей, побуждающих детей человеческих покидать дома и в поисках приключений уходить, растворяясь в тумане и травяных душистых испарениях. Но поэма воскресного утра так прозрачна и высока, что ей нет нужды что-то прятать. Она не нашептывает свои слова кому-то одному на ухо, не возбуждает ни воинственный дух, ни сладострастные вожделения, кои суть проявления сумеречной природы и оттого не доживают до утра, утро о них не ведает. Маленькая, заросшая травой прогалина на склоне холма над усадьбой Корке кажется случайному утреннему свидетелю внимающей воскресной проповеди, безмолвно произносимой с небес. Из-за холмистой гряды солнце жарче обычного светит на какую-то случайную стену, на ячменное поле и вполне невинно обогревает и скрашивает следы страстей, оставленные здесь прошедшей ночью. Проникая в окно на той самой стене, оно благородно осветляет густой слой пыли, сонно покрывающий все предметы в избе. Кое-где оно падает на лица спящих людей и способствует их пробуждению. Человек пробуждается и замечает, что, пока он спал, все вокруг него покорно сдалось на милость утра, и он поступает так же. Утро просветляет ночные грезы, полные любовных восторгов, таким же образом, как и прогалину на склоне холма, и озаряет ночную жажду мщения тем же благостным светом, что и следы бранных страстей у одной случайной стены. Ближайшие к жилищам пригорки и возвышенности — главные места обитания утреннего солнца; оттуда оно правит окрестностью, оглядывая ее и вслушиваясь в то, как заданный им тон распространяется в воздухе, отзывается в голосе, отражается от каждого предмета на земле и поспешает от деревни к деревне, от храма к храму, чтобы через несколько часов излиться в хоре органных труб.
Но пока только шесть часов. В уши спящего человеческого существа толкается щебет ласточек, но человеческое существо не осознает этого, щебет вплетается в его сновидения. Солнечный луч падает на лоб и щеку, бесцеремонно освещает изгиб приподнятой верхней губы и поблескивающий краешек зубов, так что случись здесь соглядатай, он увидел бы другое, отличное от дневного лицо, словно с того сняли невидимую вуаль… Существо глубоко вздыхает, губы его шевелятся, вздрагивают растрепавшиеся волоски на зачесанных вверх висках.
В тишине раннего утра солнечные лучи уже затопили всю комнату. С особенным пылом они обрушились на гладкую поверхность двери. В двери осталась узенькая щель, благодаря ей можно догадаться, как буйствует солнце в соседней комнате… Но чу! Глаза спящего существа чуть приоткрылись, они кажутся почти голубыми в этом свете. Человек еще не понимает, что проснулся, и лежит не двигаясь, инстинктивно пытаясь удержать ускользающий сон. Кто это был во сне — какой-то юноша промелькнул, усмехаясь… Кто это и что он сказал такое, уходя, что-то веселое, остроумное… Нет, сон не возвращался, а тихая комната со всеми знакомыми вещами уже вторглась в сознание. Но человеческое существо продолжало лежать неподвижно и смотреть на дверную щель, в которую просачивался еще более ослепительный свет. Казалось, что сон ускользнул именно в ту щель и оттуда магнетически действовал на мысли. Но вот что-то начинает происходить. В щели показывается маленькая серая лапка, ощупывающая пространство. Потом легонько скрипит дверь, лапка замирает, и возле нее появляется нежная розоватая мордочка и белая грудка — кошка, маленький котенок. Передняя лапка уже продвинулась далеко вперед, а круглые глаза прикованы к чему-то страшному, лежащему на кровати. Стоит еще очень и очень подумать, прежде чем решаться на дальнейшие шаги, но лицо на кровати не шевелится, и котенок отважно проскальзывает в комнату и останавливается, немного недоумевая, на залитом солнцем половике. Хвост загнут. Опасности не видно, и он резво пробегает вперед, не подавая голоса и еще больше недоумевая по поводу узора на половике, который нельзя поддеть лапой, хотя глаза он прямо-таки режет своим алым цветом. Предмет рядом тоже привлекает его внимание: когда смотришь на него, видна в глубине кайма оконной занавески и белый угол сундука, видно все-все, и заполненный светом воздух, и то, что можно ничего не бояться, и полная свобода! Гип-гоп! На середину комнаты, а потом к двери и обратно на середину, гип-гоп! Мягкое топотанье вдруг замирает, остановка, несколько шагов назад, словно пятясь от невидимого соперника… И внезапное паническое бегство.
С кровати неподвижно следят за бегством глаза. Словно все это — продолжение улетучившегося сна.
А утро набирает силу. Котенок, покончив со скачками и прыжками и отпустив невидимых приятелей, сидит с серьезным видом, словно взрослый, посреди комнаты и смотрит в окно. Потом неожиданно рьяно лижет себе грудку, чихает и снова лижет. Потом его глаза начинают закрываться, и наконец его тельце вытягивается на половике. На него приятно смотреть. Это весенний малыш, он растет с каждым днем и каждый день приближает лето. А вот он уже и заснул.
В комнате опять дремотно. Лежащее на кровати человеческое существо отворачивается, вздыхает и выпрастывает прижатую плечом косу, так что наконец делается видна вся копна черных волос. Давешний сон не хочет возвращаться, но играет и переливается где-то совсем рядом, в соблазнительной близости.
Через некоторое время и котенок и женщина пробуждаются и начинают двигаться по дому.
Воскресенье
Из Корке в церковь ушли Вилле с Элииной, а вскоре ускользнула в деревню и Мартта. Ни Саймы, ни Вяйнё в доме не было. Люйли напевала одна в просторной избе, залитой воскресным солнечным светом. Даже в доме было слышно, как растет и благоухает трава за окном. Вокруг стояла тишина, но слух искал приобщиться к общей радости и, казалось, улавливал шорох падающих лучей.
