От трактора к молотилке бежал широкий ремень. Женщины бросали в ящик снопы, отгребали солому. По желобку непрерывной струйкой сыпалось зерно. Зинкина мать, подававшая снопы, увидев дочку, сердито крикнула:
- Где тебя носит целыми днями? Есть тебе принесла, - кивнула она на лежащий в стороне узелок.
Развязав узелок, Зинка достала свежую ржаную лепешку, намазанную сверху толченой картошкой. Мы с Ленькой так и уставились на эту лепешку. Отломив половину, Зинка разделила ее на три части и протянула нам с Ленькой по куску. Остальное снова положила в узелок.
Лепешка была такая мягкая, с подрумяненной картофельной корочкой сверху, что нам не пришлось долго над нею трудиться.
- Как пирожное! - заявил Ленька, облизывая пальцы.
Зинкина мать, поглядывая на нас из-под надвинутого на глаза платка, с улыбкой сказала:
- Ешьте всю, я уже поела.
Мы доели вторую половину и вприпрыжку помчались домой. Зинка побежала с нами.
- Что это вы и глаз не кажете? - набросилась на нас бабушка. - Мать ушла в правление - счетоводу помогать, а я тут хоть разорвись одна!.. А ну, марш картошку копать!
Втроем мы быстро накопали корзину картошки, но это было не все. Бабушка сказала, что нужно пойти пригнать домой Буренку, а тут Лилька с рук не слазит.
Ленька заявил было, что мы сейчас пригоним, но я не согласилась: лучше мы понянчим Лилечку, а бабушка пусть идет за Буренкой сама.
- Нужна тебе эта Лилечка! - сердито сказал Ленька, когда бабушка ушла.
Я промолчала. Не признаваться же, да еще при Зинке, что я просто боюсь бодливой Буренки и готова делать что угодно, только бы с нею не связываться.
- Пошли в сад, - предложила я, беря Лилю на руки.
Лиле было невдомек, что она совсем лишняя в нашей компании. Она радостно смеялась, выставляя напоказ все свои четыре зуба. Последнее время она уже не ревела, как раньше, безо всякой причины. С ее румяного личика почти не сходила улыбка.
Перегнувшись через мое плечо, она вцепилась Леньке в ухо и с веселым визгом трясла его, как бы в наказание за то, что брат не хотел с нею играть.
Ленька вырвался и, сердито сопя, отошел подальше. Тогда Лиля ухватилась своими цапками-царапками за ветку яблони и тоже тряханула. Огромное яблоко ударило Леньку по макушке. Мы с Зинкой захохотали, а Ленька, сморщившись, потирал ушибленное место.
- Стойте! - заорал он вдруг.
Мы с Зинкой в недоумении уставились на него.
- Это что, паданки или нет? - сказал он, показывая на яблоки, которые натрясла Лиля.
- Конечно, паданки! - крикнула я обрадованно. - Угощайся, Зина!
Позабыв про шишку на голове, Ленька принялся уписывать сочные румяные яблоки. Мы с Зинкой тоже не отставали. Покончив с "паданками", двинулись дальше.
- А не угоститься ли нам вот с этой яблоньки? - сказал Ленька, останавливаясь возле дерева, усыпанного белыми, просвечивающимися насквозь яблоками.
Лиля с радостью принялась за дело, но яблоки, такие красивые и заманчивые с виду, оказались твердыми и кислыми.
- Паперовка. Не созрела еще, - сказала Зинка.
Когда мы вернулись домой, бабушка уже поджидала нас. Достав из печки миску печеных яблок, она поставила ее перед нами.
- Ешьте.
Мы взяли по яблоку и нехотя начали жевать.
- Ешьте, ешьте, - сказала бабушка, - не стесняйтесь.
Не без труда мы съели по одному яблоку.
- Не хочется что-то, - сказала я.
- В саду, наверно, наелись? - догадалась бабушка.
Мы молча переглянулись.
- Ну, признавайтесь, ели яблоки в саду? - допытывалась бабушка.
- Только паданки! - сказал за всех Ленька, глядя бабушке прямо в глаза. И это была сущая правда, потому что мы не сорвали сами ни одного яблочка.
НАС ФОТОГРАФИРУЮТ
Когда бабушка нас отпустила, мы снова помчались смотреть молотьбу. Там уже грузили на подводу мешки с зерном, а неподалеку возвышалась огромная скирда соломы. Женщины вилами относили солому от молотилки, а мужчины подавали наверх, где стоял здоровый, плечистый Федин отец и укладывал ее, подравнивая по краям.
Возле молотилки топтался какой-то незнакомый мужчина, босой, в домотканых заношенных штанах, которые он поминутно поддергивал на ходу.
- Ну так как, граждане колхозники, насчет молотилки? - заглядывал он в лицо то одному, то другому.
- И что ты, Лексей, топчешься тут без толку? Председателя ищи, сердито сказала ему Зинкина мать.
Отойдя от молотилки, мужчина поймал за рукав Колю и прицепился к нему:
- Скажи, Николай, кончите вы до ночи али нет?
- Да как тебе сказать... Может, и кончим, - неуверенно ответил Коля. Вон у бригадира спроси, - кивнул он наверх, на Фединого отца.
- А ну его! - отмахнулся мужчина. - У него допытаешься! А мне надо еще рожь подготовить, ежели молотилка будет.
- А ты бы наперед подготовил, а потом за молотилкой шел, - сказала Зинкина мать.
Кто-то из женщин озорно затянул:
Как в Зареченском колхозе
Все да жито погнило,
Председатель все голосит,
Что рабочих не было...
Вокруг засмеялись.
Мужчина плюнул с досады, махнул рукой и направился было в деревню, но тут же вернулся и закричал Фединому отцу:
- Я тебя спрашиваю, Степан, отмолотишься ты к ночи аль нет?
Степан, взглянув через плечо на сложенные у сараев снопы, спокойно сказал:
- Отмолотимся. Гони коней за молотилкой. Трактор, сам знаешь, через речку не потянет.
- От те и раз! - воскликнул мужчина. - Какие ж у меня кони? Вы бы мне подсобили по-соседски молотилку доставить, - попросил он срывающимся от волнения тенорком.
- А это уж как Егорыч решит, - сказал Степан.
В это время верхом на Громике подъехал мой отец.
- Вот, Егорыч, - бросился к нему мужчина. - Степан говорит, что к вечеру отмолотитесь. Молотилку бы мне привезти надо. Сам знаешь, не на чем у меня. Пара кляч и те заезжены до основания...
- У нас тоже лошади заезженные, - буркнул Коля.
Отец бросил на Колю быстрый взгляд и сказал:
- Ну что ж, Алексей Иванович, привезем как-нибудь тебе молотилку. Потом, глянув в худое, поросшее рыжеватой щетиной лицо мужчины, участливо спросил: - Что, туго?
- Не говори, Егорыч! - махнул рукой Алексей Иванович.
- Кто это? - спросила я у Зинки.
- Председатель зареченский, - сказала она. - Отец Павлика.
Я вытаращила глаза. Вот это новость! Павлик, оказывается, совсем не из нашего колхоза! То-то его не видно последнее время.
Я смотрела и сравнивала отца Павлика со своим.
Высокий, подтянутый, в защитных галифе и гимнастерке, мой отец и в самом деле был похож на председателя. Неважно, что это обмундирование мама шила сама. Я помню, как, pacстелив на полу отцовские рваные галифе, распоротые по швам, она выкраивала точно такие же новые. А потом шила на машинке, покусывая ногти и украдкой вытирая слезы, когда у нее ничего не получалось. Отец успокаивал ее и говорил, что все получится, только нужно терпение... На его богатырской фигуре гимнастерка сидела красиво и ладно. Рядом с ним отец Павлика казался совсем щупленьким и жалким.
Как бы угадав мои мысли, Зинка сказала:
- Жена у него померла позапрошлый год...
Я чуть не заплакала, так жалко мне стало и Павлика, и его отца.
- А что, они так вдвоем и живут? - спросила я.
- Еще девочка есть, Танька, сестра Павлика. Четыре года ей, - сказала Зинка.
- Ну, так я надеюсь на тебя, Егорыч, - сказал Алексей Иванович, подавая на прощание руку.
В это время из-за бани вынырнула та самая легковая машина, которую мы утром видели возле родника. Переваливаясь, как утка, она медленно поползла к сараям.
- Смотри-ка, те самые дядьки! - воскликнула Зинка.
К моему удивлению, вместе с ними из машины вылезла моя мама в своем нарядном батистовом платье.
- Вот, Саша, к нам в колхоз товарищ корреспондент из областной газеты. Я как раз в правлении была... Ну, прошлись с ним по колхозу, а потом... поехали сюда... - сказала она.
Отец нахмурился.
- Сивцов, - отрекомендовался приезжий, пожимая отцу руку.
- Кто, кто он такой? - допытывалась Зинка.
- Ты же слышала - Сивцов, - сказал Ленька.
- Да я не про фамилию. Твоя мать его как-то иначе назвала. Кор... кор... пойдет... - силилась она вспомнить непонятное слово.
В это время к нам подбежал запыхавшийся Федя.
- Фу ты, не успел! - сказал он, отдуваясь.
- Чего не успел? В самый раз, - успокоила его Зинка. - Вот только что подъехали, без тебя еще ничего не начинали...
- Да молчи ты, если не соображаешь, - зашептал Федя. - Я их еще возле правления встретил. Они как приехали, так и полезли везде фотографировать, а председательша, Елена Сергеевна, говорит: "Беги, Федя, предупреди Егорыча, что из газеты приехали". Я побежал в первую бригаду, а мне сказали - сюда уехал... Пока добежал, а они... вот, явились... - вздохнул он огорченно.
Между тем корреспондент уже вынул из кожаной сумочки фотоаппарат и, покручивая его, весело говорил:
- В этом году вы по району первые с уборкой хлеба управились. Того и гляди вообще на первое место выйдете.
