мгновение, какие знал. Когда успокоить ее не получилось, он сам стал заводиться, а потом принялся колотить себя по голове. Повалившись на пол, он просил ее прекратить. В ее переживаниях нет смысла, они ничего не исправят, не вернут к жизни ее подругу. Только выбьют из колеи. Кончилось тем, что Ноэль пришлось его утешать, целовать и укачивать, пока он не затих. Они занялись любовью. И больше никогда не говорили о ее подруге.
— Ты его так поддерживаешь, ему все должно быть нипочем — сказала Инес. — Я больше за тебя волнуюсь.
— Я тоже во многом виновата. Я была совсем никакая. Думаю, поэтому он и взял работу в Париже — немного продышаться.
— Он дурак, если перестанет тебя любить.
Ноэль пожала плечами.
— Мы давно вместе.
— И что? — спросила Инес с вызовом. — Мы тоже, и с нашей любовью все в порядке. — Она улыбнулась Ноэль и, откинувшись на спинку, качнула кресло-качалку.
Ноэль не хотела обижать подругу и говорить, что в браке все иначе: сколько топлива нужно, чтобы он работал, как изматывает такая близость, как трудно смотреть на человека с той же смесью сочувствия и презрения, с какой видишь себя. И не нужно ни капли жестокости, чтобы обнаружить, что человек, которому ты доверила всю свою жизнь, может тебя подвести.
— Он не может быть для тебя всем, — сказала Инес.
— Знаю, знаю, никогда не полагайся на мужчин. — В колледже все те годы, когда Ноэль продолжала встречаться с Нельсоном, это была их мантра. Она не верила в эти слова, но знала, что Инес хотела их слышать.
— Нет-нет, — сказала Инес, и ее лицо осветил огонь фонарика. — Это тут ни при чем.
Инес спала рядом. Ее дыхание наполняло спальню человеческим присутствием, по которому Ноэль так скучала. И все равно заснуть не получалось. Она набрала ванну и взяла с собой телефон, на случай, если позвонит Нельсон. В Париже уже начинался день.
Она насыпала роз с календулой, якобы помогавших при бесплодии, и опустилась в горячую воду. Сушеные цветы плавали на поверхности. Ноэль не верила, что они помогут, но все эти ведьминские снадобья хотя бы ее занимали. Можно было пить чай с примулой для смягчения матки, принимать рыбий жир и ходить гулять, превратить зачатие в работу. Как бы повысить шансы. Нельсон говорил, что у них еще получится, но она не была в этом уверена. Как она забеременеет, если его никогда нет рядом.
Нельсон велел ей не думать о выкидыше как о ребенке, а скорее представлять его как маленькое «если», которое она носила в себе, пока оно не превратилось в «нет». Но ее ребенок был размером с манго, когда она его потеряла. Он укоренился в ней с кровью, как новый орган, созданный ее телом. Она знала, что дети размером с зернышко, с орешек, зачинаются и умирают каждую секунду, но это ничего не меняло. Это было ее «если», и она ждала заключенной в нем жизни.
Зазвонил телефон, и Ноэль кинулась к нему. Наконец-то. Нельсон. Ей нужно было услышать его голос, его теплую хрипотцу.
Но голос в трубке был резкий и женский. Ее младшая сестра Диана. Они обычно созванивались по утрам, когда та куда-нибудь ехала. На протяжении лет они ни о чем по-настоящему не говорили, как будто им надо было только узнать, все ли в порядке. Ноэль любила сестру, но потеряла ее из виду, пока убегала от Лэйси-Мэй.
— Ласточка, почему ты не спишь так поздно? Все в порядке?
— Мама сегодня утром упала. Прямо с крыльца.
Ноэль резко замутило. Она вспомнила, что мама звонила, а она не подошла. Если мать сильно повредилась, она никогда ей этого не забудет — блудная дочь, теперь даже хуже Маргариты.
— Все в порядке?
— Она в сознании. Но довольно сильно ударилась головой.
— Так, хорошо. Значит она в порядке.
— Она не просто упала, она потеряла сознание, Ноэль. Она больна. Ей сказали, что у нее рак.
Это слово вышибло из Ноэль дух.
— Не все умирают от рака, — сказала она.
— Она спрашивает про тебя. Все время говорит, что ты точно не приедешь, даже если она будет умирать, так ты ее ненавидишь.
— Мама, конечно, умеет сказануть, чтобы всех убедить.
— По-моему, тебе надо приехать домой. Чем ты так занята?
— Ты уже звонила Маргарите?
— Да. Никакой реакции, как и у тебя. Хорошие у меня сестрички.
— Что я, по-твоему, сделаю, Диана? Я же не онколог.
— Блин, тогда хоть ради меня приезжай. По-твоему это нормально, что я одна за всех отдуваюсь?
Ноэль почувствовала, что ее сестра, малышка Диана, которая никогда ни о чем не просила и из всех Вентура была самой доброй, надежной и мирной, закипает на том конце провода.
— Ладно, приеду, только жить с мамой я не буду.
— У меня ты не можешь остаться — ты же знаешь, у меня соседка. У нас тесно.
— Мне все равно. Посплю на диване. Вы с Альмой можете спать в своих комнатах.
— Ладно.
— Завтра выезжаю.
— Хорошо. Поторопись.
— Да расслабься, Диана. Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.
— Я не буду пытаться наладить ваши с мамой отношения, когда ты приедешь. Или твои отношения с Маргаритой, если она изволит приехать. У меня своя жизнь. Свои проблемы. Не знаю, почему я вечно оказываюсь главным миротворцем.
— Сестричка, это потому, что ты не такая, как мы. Ты у нас хорошая.
Ноэль хотела сделать ей приятно, но Диана пришла в ярость.
— Просто приезжай быстрее и постарайся все тут не испортить. Может, тебе плевать на всех нас, раз у тебя теперь своя семья, но это серьезно. У мамы опухоль мозга.
4. Ноябрь 1992 года
Пидмонт, Северная Каролина
Джейд соорудила на кухне алтарь Рэя. Он бы сам выбрал именно кухню. На стену она повесила