Она вернулась домой и теперь уже совсем не почувствовала разницы между температурой внутри и снаружи. Лэйси отыскала в ящике старую записную книжку, пролистнула страницы, нашла его телефон по фамилии. Гиббз, Хэнк. Записную книжку и телефон она вынесла в гостиную. Выключила звук на телевизоре и набрала номер. Раздались гудки.
— Я знал, что ты передумаешь, — сказал он, и свободной рукой Лэйси выкрутила ручку термостата на десять градусов.
3. Сентябрь 2018 года
Пригород на севере Атланты, Джорджия
Солнце еще не встало, когда Ноэль вышла на веранду чтобы решить, что делать с приглашением на вечеринку. Саттоны устраивали эту вечеринку каждый год: на первой она была с Нельсоном, когда они только переехали в Золотой Ручей. Тогда их это завораживало: немецкие машины их соседей, хрустальные бокалы, женщины и мужчины в сверкающих чистотой одеждах нежно-кремовых цветов. Говорили про местную политику, про районную инициативу построить более просторный парк для собак. Как будто им дали небольшие роли на съемках в каком-то скучном, но приятном кино.
Теперь весь лоск сошел — и с Саттонов, и с их дома с фронтоном, со всего Золотого Ручья. Теперь даже их с Нельсоном коттедж казался ей слишком маленьким с дороги. Лужайка, на которой она хотела разводить цветы, так и стояла лысая, не считая синего знака, который они вдолбили в землю: голосуем за левых.
Несмотря на раннее утро, было тепло, и Ноэль вышла с чашкой кофе, баночкой витаминов, пилкой для ногтей и приглашением. Она разложила его на коленках и стала подтачивать ногти. Сколько всего она забросила? Она перестала заниматься спортом; слишком много пила; волосы стали ломкими на кончиках. Хотя бы не бросила принимать витамины. Она и не помнила, когда последний раз читала пьесу.
Этот уголок Золотого Ручья осеняли дубы, такие огромные, что не верилось, как дерево может расти так долго. «Они тут со времен рабства», — сказал Нельсон, когда они только переехали. Со временем она научилась смеяться, когда он так шутил, но сама бы не осмелилась такое сказать.
Если идти вечером к Саттонам, она хотела по крайней мере выглядеть подобающе. Она сделает йогуртовую маску на волосы, побреет ноги, намажется сывороткой с цитрусовым запахом, которая обещала подтянуть, укрепить и разгладить. Нельсон был живым доказательством старой поговорки: черные как вощеные. У нее, наоборот, вокруг глаз и губ лучились морщины. На самом деле выглядеть старше она не боялась совсем. Ее больше беспокоило, что морщины символизируют: времени осталось мало.
Во Франции уже полдень, но еще слишком рано для дневных встреч и уже поздно для утренних съемок. Ноэль позвонила Нельсону. Телефон звонил и звонил.
— Милый, — сказала она, когда включился автоответчик. — Я, считай, рада, что тебя нет. А то пришлось бы тебе идти к Саттонам. Везунчик же ты, а? Люблю.
Она думала, что он будет чаще звонить, несмотря на разницу во времени и на работу. Но они так расстались — не ей его винить. Она снова позвонила.
— Наверное, ты работаешь. Мне вчера не хватало твоего голоса. Позвони скорее.
Ноэль почувствовала, как ей сдавило грудь, как будто ее сжимают, урезают. Мерзкое чувство. Она написала ему сообщение.
Не могу идти к Саттонам одна. Я с ними себя чувствую, как будто опять в старшей школе.
Он поймет, что она имеет в виду. Как будто надо что-то скрывать, подстраиваться, выбирать между мирным сосуществованием и твердыми убеждениями. Несколько минут она смотрела на телефон. Если он не может говорить, мог бы хоть написать. Она выпила витамин для беременных. И допила кофе.
Затем она пошла в дом, поставила телефон на полную громкость, чтобы не пропустить звонок, пока будет в душе. Когда телефон зазвонил, она вздрогнула. Она уже не надеялась, что Нельсон перезвонит. Она побежала к телефону, но потом увидела, что это ее мать, Лэйси-Мэй. Ноэль не стала подходить.
Какая извращенная цепочка, подумала она. Нельсон игнорирует меня. Я игнорирую мать. Я охочусь на своего мужа. Моя мать охотится на меня.
Ноэль вышла из дома в спортивной одежде. Она уже точно решила, кого попросит пойти с ней на вечеринку, чтобы пережить ее. И Инес согласится. Точно. Их дружба росла в те золотые годы в колледже, когда сделаешь все что угодно друг для друга, когда нет ничего более важного и настоящего, чем любовь подруг. Они прокалывали друг другу уши, вместе ездили на автобусе в секс-шоп и вместе покупали дилдо. Они перестали общаться с родными и держались вместе, как будто прежних жизней больше не будет.
В машине она еще раз позвонила Нельсону: «Еду в город, надеюсь, это будут лучшие фотографии в твоей жизни». Потом повесила трубку и выехала на трассу.
От Золотого Ручья было меньше часа езды до города, до ее прежней жизни, и тем не менее она позволила своему миру сузиться до пределов нескольких миль. Иногда она целый день ездила из дома в продуктовый, потом на один рынок, потом на другой. Раньше им с Нельсоном так нравилось жить недалеко от центра. В настоящем городе, не то что в детстве. Голубое и серое стекло на горизонте, здания больше похожи на космические корабли. Сердце у нее забилось чаще, когда она въехала на улицы. Она опустила окно и вдохнула запах цветущих деревьев и выхлопных газов. До студии она доехала, как раз когда начинался урок.
Инес стояла у входа в черном трико и бирюзовых шортиках, закатанных донельзя высоко. Она не обращала внимания на проходивших мимо учеников и, увидев Ноэль в зеркало, вскинула брови. Волосы завязаны в круглый пучок на макушке, никакого макияжа, золотое колечко в носу сияет на фоне смуглой кожи. Она была великолепна. Ноэль встала в последний ряд и потянула руки вверх, как будто знала, что делает.
Инес дала команду: три, четыре! Ноэль не поспевала за остальными, а это была только разминка. Руки и ноги у нее стали тяжелыми, неповоротливыми. Она попыталась подпрыгнуть и едва оторвалась от пола. В глубоком приседе ей пришлось придерживаться рукой за перила. Голос у Инес был как у попугайчика, звонкий и приятный. Молодцы! — кричала она с таким задором, что легко было поверить.
