Горенштейн рассказывал мне, что поначалу предложил для "Метрополя", отклоненную когда-то ответственным секретарем "Нового мира" Заксом "Зиму 53-го года (труд советского человека представлен у Горенштейна, как концлагерный - таков был приговор Закса), однако Аксенов тоже почему-то отклонил повесть, которая по своей страстности, энергии и художественному уровню выше не только "Ступеней" Горенштейна, помещенных в альманахе, но и многих других произведений сборника. К тому же повесть вполне отвечала "диссидентскому" направлению "Метрополя". (Александр Свободин в своей статье о Горенштейне тоже отметил этот факт.)
Стартовым сигналом для "кампании" против "Метрополя" стал секретариат Московской организации Союза писателей, состоявшийся 20 января 1979 года. Первый секретарь Феликс Кузнецов обвинил авторов альманаха в аполитичности, и заявил, что у их произведений низкий художественный уровень. Позже было выдвинуто другое обвинение - что "Метрополь" готовился для публикации на Западе. 12 августа 1979 года "New York Times" опубликовала телеграмму протеста американских писателей Курта Воннегута, Джона Апдайка и других. В ответ "Литературная газета" (Ф. Кузнецов) напечатала полемическую статью "О чем шум?". Скандал достиг апогея, когда было отменено решение о приеме в члены Союза Писателей Евгения Попова и Виктора Ерофеева - участников альманаха. В знак протеста Аксенов отправил членский билет по почте в Секретариат правления СП РСФСР.
Некоторые мемуаристы предполагают, что один из инициаторов альманаха Аксенов "устроил" его создание, да еще с хитроумной передачей экземпляров на Запад, именно для скандала, поскольку уже собирался за рубеж. Горенштейн рассказывал, что даже во время скандалов вокруг элиты "Метрополя", за которую "боролись, как выражались, критикуя ее", его имя как участника альманаха не называлось. "Меня игнорировали и замалчивали".*
______________
* "Сто знацит?", Зеркало Загадок, 7, 1998.
"Возможно, со времен Бунина страну не покидал писатель столь крупного дарования, - Юрий Клепиков, - сомнительное утверждение? Никому не навязываю. Не упущу упомянуть об одном совпадении. Оба стали эмигрантами в сорок восемь лет. Возраст могучей творческой зрелости. Разность в реальном положении чудовищна по своему драматизму. Бунин европейски известен, академик словесности, автор не один раз изданных собраний сочинений. Горенштейн опубликовал за двадцать лет работы один-единственный рассказ. А его романы, повести, пьесы, способные составить большое имя, спрятаны в сундуке. Не знаю, как все это оказалось на Западе*. Легко догадаться, скольких седых волос это стоило писателю"**.
______________
*
** Октябрь, 2002, 9.
Перед отъездом из России Горенштейну приснился сон, который он посчитал нужным записать. Ему как будто бы позвонила Анна Самойловна Берзер и сказала, что с ним по поводу его участия в "Метрополе" желает беседовать специалист по сельской разведке. Горенштейн обрадовался: наконец-то его заметили, вызвали, предали гласности. Вон ведь многих участников вызывали на допросы в Союз писателей, увольняли с работы, запрещали публиковать, а с ним ничего не происходит - никто не ругает, не вызывает. И он помчался к специалисту по сельской разведке, навстречу долгожданным политическим неприятностям. Однако специалист оказался (обернулся?) черным пуделем, напоминающим фаустовского. Пудель был очень занят: он ругался с кошкой и не замечал Горенштейна. Наконец, писатель сам решил обратить на себя внимание пуделя и сказал ему:
- Я Горенштейн.
- Очень хорошо, подождите.
Горенштейн ждал очень долго. Не дождался. Ушел.
За границей он вспомнил этот сон - теперь уже наверняка его можно было назвать вещим: "Гробовая тишина, живое захоронение, никакой сказки, никакой биографии не дала мне советская власть при расчете, хоть все у меня отняла. "Какую биографию делают парню!" сказала Анна Андреевна Ахматова по поводу судебного процесса над Бродским. Это те сказки, красивые биографии, которые на Западе вознаграждались недвижимым имуществом, богатыми престижными премиями и прочим подобным. А талант? Талант без красивых биографий для западных функционеров неинтересен. Мало ли их, талантов!"
В 1971 американский профессор-славист Карл Проффер (вместе с женой Эллендеей) создал в университетском городке Анн Арбор в штате Мичиган русское издательство "Ардис". Издательство поставляло книги произведений неофициальных и полуофициальных, замалчиваемых и полузабытых советских авторов на русском языке кафедрам славистики, университетским библиотекам и русским книжным магазинам Америки, Европы и Израиля. Всего было издано около 500 книг. "Ардис" впервые издал альманах "Метрополь", после чего Карлу Профферу больше не давали визы в СССР. Горенштейну и с этим издательством не повезло, о чем он писал: "Часть рукописей вывез президент Проффер, но разочаровашись в них по совету консультанта своего Соколова, любимца американского славизма, отослал их моим венским знакомым ".
Вспомним "всемирный" политический скандал вокруг "антиреволюционного" поэта Пастернака, издавшего роман "Доктор Живаго" на буржуазном Западе. Это был скандал, который стоил поэту здоровья и сократил ему жизнь. Никогда не забуду огромный плакат во всю стену, висевший в прихожей, в музее-квартире Пастернака в Переделкино (я была там, кажется, в конце 70-х или в начале 80-х годов). На этом плакате Джавахарлал Неру в индийском национальном костюме по телефону уговаривает Хрущева (Хрущев, как и Неру, с телефонной трубкой) быть милостивым к поэту Пастернаку и не наказывать его жестоко. Политические скандалы были в большой моде во времена холодной войны*. После публикации в "Новом мире" "Одного дня Ивана Денисовича", дозволенной личным распоряжением Хрущева, советская печать в застойные годы больше не издавала Солженицына. Его произведения публиковали за границей, и это не нравилось советскому руководству. В 1969 году Солженицын был исключен из Союза писателей, а 1970 году, когда роман "Архипелаг Гулаг" был удостоен Нобелевской премии, писателя вынудили уехать из России.
______________
* Горенштейн писал: "Борис Леонидович Пастернак получил Нобелевскую премию не за свою великую поэзию, а за свою посредственную прозу, скандально опубликованную в Италии издателем Фельтринелли" ("Сто знацит?").
Политический скандал вынес Иосифа Бродского на суд высших "литературных инстанций". В 1972 году Бродский эмигрировал в США, и Нобелевскую премию в 1978 году он получал уже как гражданин Соединенных Штатов.*
______________
* О первых днях эмиграции Бродский вспоминал: "Я приземлился 4 июня 72-го года в Вене, меня встретил Карл Проффер, который преподавал в Мичиганском Университете. Он спросил: "Что ты собираешься делать?" Я говорю: "Понятия не имею". - "Как ты относишься к тому, чтобы стать poet in residence в Мичиганском Университете?" - "С удовольствием". Это избавило меня от массы размышлений. Там были другие предложения - из Англии, из Франции, но Мичиган был первым". Рoet in residence дословно означает "поэт по месту пребывания" - почетная должность с жалованьем, существующая в некоторых американских учебных заведениях.
Людмила Штерн в своих воспоминаниях сообщает: впоследствии поэту невыносима была мысль, что "травля, суды, психушка, ссылка - именно эти гонения на родине способствовали его взлету на недосягаемую вершину славы". Он даже отказался от общения с одним из своих заступников Ефимом Эткиндом после выхода в 1988 году книги Эткинда "Процесс Иосифа Бродского".
Случались и другого рода скандалы.
Владимир Набоков, уехавший из России в годы революции на политический скандал рассчитывать не мог. Находясь сначала в немецкой, а затем в американской "загранице", писатель публиковал роман за романом, вначале на русском, затем на английском языках, один другого лучше. Однако долгие годы он жил в Итаке (США) в нужде, малопризнанный, пока не возник "семейный проект" (совместно с женой) "Лолита"*, рассчитанный на скандал, связанный с оскорблением нравов, подобный скандалу вокруг "Мадам Бовари" - подозреваю, что Набоковы вспоминали эту парижскую нашумевшую историю об "оскорблении нравов"**. Цель - подобно чаплиновским фильмам, задеть нужный нерв читающего мира, после чего, как в сказке, явятся продюсер Гаррис и режиссер Кубрик.
______________
* Впрочем, это не я утверждаю, что "Лолита" - плод "семейного проекта". До войны Набоков написал рассказ "Волшебник", в котором трое сорокалетних мужчин охотятся за девочками. Рассказ этот лег в основу будущего прославленного романа.
** Флобер был одним из самых любимых писателей Набокова.
И сон стал явью. Набоков однажды увидел во сне своего дядю Василия Ивановича Рукавишникова, пообещавшего когда-нибудь появится в образе двух клоунов - Гарри и Кувыркина и вернуть наследство, утраченное племянником в 1917 году. Набоков, доложу я вам, не только гениальный, но еще и очень умный писатель. Впрочем, так же умна была и его жена Вера (У книги Стэйзи Шифф "Вера" примечательный подзаголовок: "Миссис Владимир Набоков"). "Она прекрасно знала, что именно скандал способствует распродаже книги. Десять лет назад Вера стала свидетельницей того, как запрет в Бостоне книг "Странный плод" и "Навеки Эмбер" всколыхнул небывалый интерес к эти романам".* Вера Набокова чуть ли не заставляла мужа писать этот трудно удававшийся ему роман (он даже пытался его сжечь), как будто чувствовала, что именно "Лолита", этот его двенадцатый по счету роман, повернет читающую публику лицом к предыдушим.**
