— У моего отца стальная рука! — послышался мягкий голос Изиды. — Известно ли вам, что он был когда–то знаменитым фехтовальщиком?
Клау снял котелок, достал пузырек и увлажнил свой лоб вербеной.
— Топор воина! — сказал он. — Изида, что знаем мы о подобном топоре? Мы, имеющие столь подробный каталог таких реликвий?
Изида Клау извлекла из сумочки толстую записную книжку.
— Третий в списке, — спокойно сказала она, передавая отцу раскрытую книжку, — как мы и думали!
— Ах, — загромыхал Клау, поправляя пенсне. — Топор Черного Джеффри!
Он снова повернулся к Паркеру, местному полицейскому.
— Всякая древняя вещь, подобно этому топору, — произнес Клау, — имеет свою историю. Я коллекционирую эти истории, понимаете? Наш топор оружием был Черного Джеффри, участника крестового похода и одного из первых Креспи. Топором тем, не сомневаюсь, Джеффри погубил немало сарацинов. Но не то меня интересует. В правление Генриха VIII находим мы топор пребывающим в замке Дайк, что в Норфолке. И только при Карле II попал он в Креспи–холл. Что случилось в замке Дайк? Некий сэр Гилберт Майерли был им убит! Кто же сразил его? Терпение, друзья мои! Все мне ясно! О, чудесная наука, Наука циклов!
Его глаза горели вдохновением за стеклами пенсне. Похоже, в своих заметках (ума не приложу, как он сумел собрать эти исторические сведения) Клау обнаружил ключ к загадке, хотя мне лично казалось, что они не имеют совершенно никакого отношения к делу.
— Скажите мне, мистер Гримсби, в нескольких словах, — продолжал Морис Клау, — каковы улики против Райдера, лакея?
— Что ж, — был ответ, — вы можете видеть, что топор висел вот здесь, перед ограждением балкона. Говоря теоретически, убийца мог подбежать, схватить топор -
— Теории, друг мой, — прервал его Морис Клау, — не суть улики!
Изида с улыбкой посмотрела на Гримсби. Он выглядел смущенным.
— Простите! — смиренно сказал инспектор. — В таком случае, изложу факты. В правой руке убитого был зажат раскрытый перочинный нож. Предполагается — ах, простите! На лезвии обнаружено несколько капель крови. Хотите увидеть нож?
Морис Клау отрицательно покачал головой.
— Было установлено, — продолжал Гримсби, — что в день убийства Райдер вышел из своего дома в восемь часов вечера и отсутствовал до десяти. Его допросили. А теперь послушайте, мистер Клау, и скажите сами, почему я его не арестовал! Он признался, что явился вечером в Креспи–холл; признался, что разговаривал с Гейдельбергером в библиотеке. Наконец, он не отрицает, что находился в зале, когда тот был убит!
— Очень хорошо! — сказал Морис Клау. — И он все еще на свободе?
— Да! Скрыться он не пытался. Я велел обыскать его комнату и нашел пальто с окровавленными рукавами! На правой руке у него порез, какой можно нанести перочинным ножом! Он уверяет, что прищемил руку дверной защелкой, но решительно отказывается объяснить, что делал в Креспи-холле в вечер убийства! И все же я его не арестовал! Почему?
— Действительно, почему? — сказал Морис Клау. — Объясните же.
— Потому что я рассудил, что человеку его возраста не поднять этот топор — и решил воспользоваться Райдером как приманкой, чтобы поймать его сообщника!
— Ах! умно! — пророкотал Морис Клау. — Изящно, мистер Гримсби! Тонко! Но вы видеть могли, что способен сделать бедный старый глупец с тем топором!
Никогда не видел, чтобы человек так внезапно терял уверенность в себе. Гримсби покраснел, затем побледнел и, казалось, утратил дар речи.
— Скажите мне, мистер Гримсби, — что именно подозреваемый делает подозрительное? Какие письма пишет? Какие получает?
— Ничего! — отвечал Гримсби, постепенно наливаясь злостью. — Но каждый день он посещает доктора Мэддена в Оксли.
— Зачем же, а?
— Доктор говорит, что его встречи с пациентом носят сугубо профессиональный характер, а человека его профессии подозревать я никак не могу!
— Вы свершили две глупости, — прогрохотал Клау. — Вы даром потратили время на Райдера, и на веру приняли слово доктора. Мистер Гримсби, знавал я докторов, что были отъявленными лжецами!
— Так вы считаете, — Клау поднял руку.
— Должно нам посетить доктора Мэддена, — сказал он. — Этот Райдер от нас не убежит. Изида, дитя мое, напрасно я тебя побеспокоил. Дело столь простое, что и без ментальных негативов укажем мы на виновника!
— Мистер Клау, — в волнении начал Гримсби.
— Друг мой, — был ему ответ, — я сделаю несколько исследований и отправимся мы в Оксли. Убийца возвратится в Лондон вместе с нами на поезде 3145!
IV
Проезжая по деревенской улице в арендованном инспектором Гримсби автомобиле, мы заметили у калитки одного из окраинных коттеджей высокого, седого человека. Его правильное, открытое лицо казалось осунувшимся и печальным.
— Вот и он! — воскликнул Гримсби. — Может, лучше сразу его арестовать?
— О нет, друг мой! — запротестовал Клау. — Но остановитесь — мне нужно кое–что ему сказать.
Автомобиль остановился. Клау вышел и приблизился к старику, который при виде нас заметно побледнел.
— Добрый день, мистер Райдер! — вежливо поздоровался Клау с бывшим лакеем.
— Добрый день, сэр, — учтиво ответил тот.
И затем Морис Клау задал старику простой вопрос — но последствия его оказались самыми поразительными.
— Как он сегодня? — поинтересовался Клау.
Лицо Райдера задергалось, глаза широко раскрылись. Он хватал ртом воздух и безумным взглядом смотрел на своего собеседника.
— Как — кто — о чем вы? — выдавил он.
— Не важно, мистер Райдер — не важно! — загромыхал Морис Клау. — Изида, дитя мое, останься с этим джентльменом и поведай ему все, что мы знаем о топоре Черного Джеффри. Он рад будет это услышать!
Прекрасная Изида подчинилась без малейших возражений. Когда мы отъезжали, я увидел на садовой дорожке ее фигурку, облаченную в пламенный наряд, рядом с высоким старым лакеем. Гримсби, позабыв обо всем, глядел им вслед, пока они не исчезли из виду.
— Я располагаю свидетельствами того, что Райдер назвал Гейдельбергера прямым виновником падения сэра Ричарда! — внезапно взорвался он. — И у меня есть свидетели, слышавшие, как он говорил: «Слава Богу! надолго здесь еврей не задержится!»
— Хорошо! — пророкотал Морис Клау. — Очень хорошо!
Всю оставшуюся часть пути Гримсби говорил не переставая и одну за другой курил манильские сигары. Морис Клау, однако, молчал.
Доктор Мэдден только что вернулся к себе после утренних визитов к больным. Перед нами предстал типичный сельский доктор — дружелюбный седой человек, чье румяное, бритое лицо сразу внушало доверие. Но вел он себя так, будто понимал, что загнан в угол.
— Чем могу служить, джентльмены? — быстро спросил он.
— Пришли мы, доктор Мэдден, — громыхнул Морис Клау, внушительно тряся воздетым указательным пальцем, — дабы сообщить вам, что Райдеру угрожает непосредственная — да, непосредственная опасность ареста.
Доктор вздрогнул.
— И потому желаем мы побеседовать с одним из ваших пациентов!
— Не понимаю вас. С каким пациентом?
Морис Клау покачал головой.
— Давайте мы с вами будем разумными людьми, — сказал он, — а не двумя старыми дурнями! Вы так прекрасно понимаете, с кем из пациентов.
Доктор Мэдден постучал пальцами по столу.
— Вы детектив? — вырвалось у него.
— Я не есть детектив! — отвечал Морис Клау. — Я изучаю Науку циклов — не путайте те циклы с мотоциклами; я также скромный исследователь эфирных рубежей! Вам предъявить могут тяжкие обвинения, доктор!
Доктор нервно заерзал в кресле.
— Если я и виновен, — сказал он, — то провинился не далее как вчера вечером.
— Ага! — загромыхал Клау. — Он был не в себе?
Доктор Мэдден застыл в оцепенении.
— Мистер Клау, — выдавил он, — не знаю, кто вы, но способности ваши невероятны. Он утратил память!
— Что? — потерял память! Как это?
— Он упал с лошади! Пойдемте; теперь я вижу, что не стоит тянуть время. Я отведу вас к нему.
Мы направились к ожидавшему автомобилю. Я посмотрел на Гримсби и чуть не расхохотался, таким комичным казалось его изумленное лицо.
— Ради всего святого, о чем они говорят, мистер Сирльз? Я точно очутился в незнакомой стране: все вокруг о чем–то разговаривают, но я ничего не понимаю!
По пути:
— Расскажите мне, доктор, о вашем пациенте, — сказал Морис Клау.
Доктор, не пытаясь более ничего скрывать, принялся рассказывать, как его вызвали к мистеру Роджерсу, художнику, который жил на ферме у Хинксмана, расположенной у дороги на Оксли. В вечер трагедии Роджерс оседлал Бесс, фермерскую кобылку; в десять вечера обитатели фермы начали тревожиться, поскольку кобыла была весьма норовистой. Около четверти одиннадцатого Бесс прискакала обратно без всадника, а чуть позднее два работника принесли бесчувственное тело Роджерса — его нашли у дороги на некотором расстоянии от фермы.
