Всех изумили его слова.
— Выйдя за дверь, — продолжал Пакстон, — я оглянулся по сторонам. Никого не было видно. Затем я подошел к стене — ярдах в десяти, не более — и, подтянувшись на руках, выглянул на улицу. Она была совершенно пустынна, лишь на противоположном углу я заметил констебля. Мы с ним немного знакомы, и его присутствие убедило меня в том, что через стену никто не смог бы забраться в сад или выбраться оттуда. Я не стал его звать и немедленно вернулся в студию.
— В целости, сколько времени отсутствовали вы в мастерской? — спросил Морис Клау.
— Полминуты, не больше!
— И, вернувшись в мастерскую?
— Я с первого же взгляда заметил, что статуя исчезла!
— Боже правый! — воскликнул я. — Все это кажется просто невероятным! Констебль находился на посту?
— Да; там всегда дежурит полицейский. С того места, где он стоял, хорошо видна двойная дверь, выходящая на улицу. Потому можно сказать, что статую Никрис вытащили через сад — либо же она растворилась в воздухе! Единственная калитка, ведущая в сад, также открывается на улицу. Иначе, чем магическими чарами, я не могу объяснить исчезновение статуи!
— Ах, друг мой, — сказал Морис Клау, — говорите вы о магии столь буднично! Как ничтожно мало известно вам, — он развел свои длинные руки, воздев лицо, — о феномене двух атмосфер! Продолжайте же!
Клау словно излучал сверхъестественную силу, что произвело известное впечатление на Пакстона.
— Трон, — продолжал скульптор, — остался в мастерской.
— И статуя — была к нему прикреплена?
— Эта часть работы еще не была завершена. Необходимые материалы привезли только сегодня.
— Сколько понадобилось бы времени, дабы снять ее? — прорычал Морис Клау.
— Зная, как именно изготовлена скульптура, немного — ведь я уже говорил, что работу не закончил. Около получаса; так показалось бы мне до сегодняшней ночи!
— Итак, вкратце дело сводится к следующему, — сказал я. — В течение тридцати секунд, в то время как констеблю видна была двойная дверь, а вы находились в десяти ярдах от калитки, кто–то отделил статую от трона — на что понадобилось бы тридцать минут искусного труда — и, не попадаясь на глаза ни вам, ни полицейскому, вынес ее из дома.
— О, это невообразимо! — застонал Пакстон. — В этой истории так и чувствуется нечто потустороннее. Лучше бы я никогда не прикасался к проклятому поясу!
— Проклинайте не пояс, но носительницу его, — пророкотал Морис Клау. — Сообщите же нам, что свершили вы, убедившись в отсутствии Никрис?
— Я поспешно обыскал всю студию. Этот быстрый осмотр убедил меня в том, что ни вора, ни статуи там не было. Затем я вышел, запер дверь, осмотрел сад и позвал констебля. К тому времени он уже провел на посту несколько часов и не заметил совершенно ничего необычного. Он видел, Сирльз, как вы с Корамом вышли из калитки — и с тех пор, клялся он, никто не смог бы незамеченным проникнуть в сад, никто и ничто не покидало его!
— И крики он не слышал?
— О нет; тот зов вряд ли был слышен на углу, где -
— И последнее, — прервал его Морис Клау. — Вы сообщили о пропаже статуи в Скотланд—Ярд?
— Нет, — отвечал скульптор. — Да и констеблю ничего не удалось разузнать. Более того, я скрыл от него цель своих расспросов. Если эта история попадет в газеты, мне конец!
— Надеюсь, не попадет ни в какие газеты она, — заверил его Морис Клау. — Пройдем же теперь к местоположению сих чудесных событий. В обычае у меня, мистер Пакстон, преклонять старую мою голову на месте тайны, и порой извлекаю я из воздуха ключ к лабиринту!
— Я слышал об этом, — сказал Пакстон.
— Вы слышали, да? Вы увидите! Ведите нас, мистер Пакстон! Время нельзя терять. Я другой, подобный Наполеону, и засыпаю в мгновение ока. Неизвестна мне бессонница! Ведите нас. Изида, дитя мое, пусть не коснется она ничего по пути — моя одически стерильная подушка!
Мы направились в мастерскую.
— Простите, что заставил вас приехать сюда в такой ранний час, — сказал скульптор Изиде Клау.
Она обратила на него взор прекрасных глаз.
— Мой отец благодарен вам за возможность расследовать дело. Я нужна ему, и поэтому я здесь. Я также благодарна вам.
Ее поразительное самообладание и спокойный тон заставили Пакстона замолчать. Насколько я мог судить, в студии ничего не изменилось — и только трон Никрис зиял пустотой. В потолке мастерской имелся стеклянный фонарь, и Морис Клау принялся внимательно его разглядывать.
— Сверху желаю я посмотреть вниз, — загрохотал он. — Как доберусь я туда?
— В доме есть только одна стремянка, и она находится здесь, в студии, — сказал Пакстон. — Я принесу.
Так он и сделал. Серый предрассветный свет разливался по небу, и на этом безрадостном фоне Морис Клау, карабкавшийся на крышу, напоминал гигантского паука.
— Нашли что–нибудь? — нетерпеливо спросил Пакстон, когда исследователь спустился вниз.
— Нашел я то, что искал, и не дано никому найти большее, — был ответ. — Изида, дитя мое, помести подушку на сиденье из слоновой кости.
Девушка подошла к помосту и разместила подушку согласно указаниям отца.
— В том дело, что ограбивший вас, мистер Пакстон, столкнется с одной великой опасностью, сколь бы хитроумен ни был его план, — пояснил Морис Клау. — Ибо во всякой злодейской интриге имеется препятствие, и лишь Судьбе решить дано, выпятить его или сгладить — принести успех и богатство либо свистки полицейских и решетки Брикстона![22] И на том препятствии разум преступника или преступницы сосредоточится в опасную минуту. Здесь же критический момент — способ вытащить Никрис из студии вашей. Стану я спать на троне, где она возлежала — танцовщица из слоновой кости. Чувствительная сия пластина, — Клау побарабанил пальцами по лбу, — воспроизведет негатив критического момента, каким возник он в разуме того, кого ищем мы. Изида, отправляйся домой в кэбе, что ждет, и возвращайся к шести часам.
Клау поместил старомодный котелок на стол и положил рядом свой черный плащ. Затем его неуклюжая фигура в потрепанном твидовом костюме растянулась на большом троне из слоновой кости. Клау опустил голову на подушку.
— Плащом укрой меня, Изида.
Девушка так и сделала.
— Доброго утра, дитя мое! Доброго утра, мистер Сирльз! Доброго утра, мистер Корам и мистер Пакстон!
Он закрыл глаза.
— Простите, — начал было Пакстон.
Изида приложила палец к губам и знаками приказала нам молча удалиться.
— Шшш! — прошептала она. — Он спит!
III
Без пяти шесть Изида Клау позвонила в дверной зво‑I нок. Пока ее не было, мы с Корамом и Пакстоном обсуждали таинственное происшествие, грозившее нашему скульптору разорением и гибелью. Вновь и вновь он спрашивал нас:
— Не позвать ли людей из Скотланд—Ярда? Подумайте — ведь если Морис Клау ничего не найдет, драгоценное время будет упущено!
— Если Морис Клау потерпит поражение, победы не видать никому! — заверил его Корам.
Мы впустили Изиду, одетую теперь в элегантное твидовое платье и модную шляпку. Вне всякого сомнения, Изида Клау была поразительно красива.
У дверей студии стоял ее отец, неотрывно глядя в утреннее небо — могло показаться, что он надеется разрешить загадку путем астрологических вычислений.
— В какое время приходит модель ваша? — спросил он, прежде чем Пакстон успел произнести хоть слово.
— В половине одиннадцатого. Но, мистер Клау… — пробормотал наш озадаченный друг.
— Куда ведет сия аллея позади мастерской? — продолжал грохотать Морис Клау.
— К заднему входу в соседний дом.
— И чей то дом?
— Доктора Глисона.
— Врач?
— Да. Но скажите же, мистер Клау — скажите, удалось вам что–либо обнаружить?
— Разум мой подсказывает, мистер Пакстон, что Никрис не украли — она ушла! Явственно ощущаю я, как идет она на цыпочках, на цыпочках, столь тихо и осторожно! Сию языческую танцовщицу, убегающую из мастерской вашей, две мысли заботят. Одна связана с очень большим человеком. Помышляет она, пробираясь на цыпочках, о чрезвычайно высоком человеке: не менее шести футов и трех дюймов ростом! Но не о вас мыслит она, мистер Пакстон. Предстоит нам увидеть, о ком. Сообщите мне имя знакомца вашего, констебля на углу.
Все мы в недоумении глядели на Мориса Клау. Пакстон сумел выдавить:
— Его зовут Джеймс — констебль Джеймс.
— Разыщем мы сего Джеймса в казарме полицейского участка, — громыхнул Морис Клау. — Молчите, мистер Пакстон, и не повествуйте никому об утрате вашей. И надейтесь.
— Однако я не вижу никаких оснований надеяться!
— Нет? Но я? Вижу я ключ к разгадке, мистер Пакстон! Как замечательна наука ментальной фотографии!
Что он хотел этим сказать? Никто из нас ровным счетом ничего не понимал; на лице бедняги Пакстона ясно читалось недоверие к эксцентричным методам исследователя. Думаю, он собирался высказать свои сомнения вслух, но взгляд темных глаз Изиды заставил его прикусить язык.
