Я пробирался в деревню и клял себя последними словами. Но ничего не помогало, ноги сами несли меня к Ольге. Вернее, даже не ноги, а что-то другое. Уже стемнело, когда я подобрался к Ольгиному огороду, подождал немного и вошел во двор. Меня негромко окликнули, и от стены сарая отделилась фигура человека. Это была Ольга! И она ждала меня!
Мы стояли и, молча, смотрели друг на друга. Ноги у меня сделались какими-то ватными, и я не мог двинуться с места, а Ольга сама кинулась в мои объятия. Мы исступленно целовались, ничего не замечая вокруг. Хорошо, что было уже темно, а то мы совсем головы потеряли. Я подхватил Ольгу на руки и занес в сарай, а она все шептала:
— Подожди! Подожди!
Но ждать я не мог и, тем более не хотел, а хотел я совсем другого. И добился своего, и не один раз! Потом Ольга высвободилась из моих объятий:
— Я сейчас!
Накинула платье и выбежала во двор. Два раза тихо стукнула входная дверь дома, потом в сарай вошла Ольга, снова сказала:
— Я сейчас.
Она опустилась на колени и осторожно зажгла керосиновую лампу:
— Вот, я тут принесла кое-что.
Выставила бутылку самогонки и закуску. Молча, разлила по стаканам и, не дожидаясь меня, выпила, причем залпом. Я ошарашено смотрел на нее, а она тихо сказала:
— Ну, что же ты! Пей!
Я выпил, а она начала судорожно стягивать с себя платье. Ольга торопилась, платье никак не хотело сниматься и, в конце концов, что-то треснуло. В итоге она справилась с платьем, забросила его куда-то в угол и набросилась на меня. И снова все повторилось! Но, все-таки, мы остановились и теперь лежали спокойно. Я спросил:
— И как же ты догадалась?
— А я не знаю. Просто сердце екнуло, вот и все. Когда я шла на поляну, я уже знала, что ты там. И даже, когда ты не откликнулся, я тоже знала, что ты где-то рядом. И про то, что ты придешь, я тоже знала!
— Да ты просто колдунья какая-то! Так заколдовала меня, что идти я мог только сюда, к тебе! Как будто я отдельно, а ноги мои отдельно.
Вот так мы ночь и провели. То разговаривали, то любили друг друга, то самогонку пили. Но надо было уходить, я оделся и сказал, глядя в землю:
— Оленька! Сегодня я ухожу, насовсем! Ты пойми, так надо.
— Витенька, любимый! Я же не дура, я все понимаю. Нужно, так нужно! А я все равно буду ждать тебя! Ждать и молиться за тебя. Господь тебя не оставит!
Я поцеловал ее в лоб и, молча, ушел. Она, так же молча, провожала меня взглядом. Еле-еле я приплелся на «базу». Я так устал, как будто разгрузил вагон с углем в одиночку! Рухнул без сил на мягкую листву и закрыл глаза. И моментально провалился в сон, а очнулся только после обеда. Что же, отдохнул неплохо, и усталость куда-то ушла. Я был готов к решительным действиям, и только от воспоминаний о нашем прощании было немного не по себе. Но я держал себя в руках более уверенно, чем вчера.
Я снова достал оружие из тайника. Для удобной переноски надо было как-то упаковать его, чем я и занялся. Наконец, управился со всеми делами, осмотрел поляну в последний раз, взвалил поклажу на плечи и тронулся в путь.
26
Двигался медленно, все-таки навьючился я тяжеловато. Да и груз мой цеплялся все время за ветки, но я не сильно и не спешил, у меня в запасе был целый вагон времени. Что-то меня сегодня потянуло на вагоны? Наверняка, близость железной дороги и станции. Не доходя до своего места, я припрятал оружие, а потом забрался на НП. Надо еще разок осмотреться, а потом оставалось только ждать. И это ожидание тоже входило у меня в привычку. Да, жизнь прожить, не в засаде отсидеть!
Начинало темнеть, и нужно выдвигаться на исходную позицию. Я осторожно разведал местность недалеко от амбара. В одном месте от кустов сирени до его стены было метров пятнадцать. Неплохо, всего один рывок. Затем я перетащил сюда свои пожитки. Между тем, часовой уже зажег фонарик и, время от времени, он освещал кусты. Но видеть меня он не мог, ни каким образом, очень уж густая была сирень. Ждать смены оставалось где-то около часа. Иногда, сойдясь у ворот, часовые перекуривали, а я продолжал ждать.
Наконец, вдали засветились фонари. Ага, смена топает, я глянул на часы — полночь. Караул поменялся. И сначала вновь прибывшие были очень внимательны, но скоро им это надоест, и они поведут себя более беспечно. Значит, нужно выждать примерно с час и только потом начинать действовать…
Я глянул на часы, пора! Выждал, пока часовые сойдутся у ворот, и одним прыжком слился со стеной. Вот и шаги, идет, родимый. Когда часовой поравнялся со мной, я отлепился от стены, зажал ему рот рукой и вогнал финку под лопатку. Потом осторожно опустил тело на землю, надел каску, взял фонарик, на цыпочках бросился к дальнему углу и стал ждать, когда мой «напарник» выйдет из-за своего. И тут, чуть было, все не сорвалось! Мы вышли одновременно навстречу друг другу, но он внезапно осветил мое лицо и ослепил меня. И, увидев совсем другого человека, на секунду остолбенел. Но этого мне оказалось достаточно, я сделал кувырок вперед и ногами сбил его на землю. Автоматы наши разлетелись в разные стороны. А мы начали бороться. Фашист почему-то не звал на помощь, видно надеялся на свои силы. Но ничего, я тоже не подарок, и мне удалось схватить его за горло. Потом я нанес ему удар головой в лицо, пальцами левой руки надавил на глазницы, а правой выхватил финку и одним движением перерезал немцу глотку. Потом я обессилено отвалился от него, эта схватка отняла у меня очень много сил. Но ничего, сейчас отдохну, и все будет в порядке. Отдышавшись, я нашел автоматы и сложил их возле стены, потом поднес спрятанное оружие, распаковал и положил рядышком. В это время к станции подошел эшелон и остановился, наверное, встречный состав будет пропускать. Да ладно, меня это пока не волнует.
Я подошел к воротам и ощупал замок. Да, придется пошуметь. Я постучал по воротам рукояткой финки:
— Эй, мужики! Кто там есть, отзовитесь!
Послышался шум, потом чей-то хриплый голос произнес:
— А ты кто?
— Да свой я. Сколько вас там народу?
— Восемь человек.
— Теперь слушайте меня внимательно.
Я говорил негромко и за воротами слышал учащенное дыхание попавших в беду людей:
— Сейчас я взорву ворота, так что отойдите в дальние углы. Потом, как можно быстрее выскакивайте наружу и сразу заворачивайте за правый угол. Там оружие — винтовка, четыре автомата и гранаты. И запасные обоймы подберите, они вам пригодятся. Там и фонарик есть. Только делать это надо быстро, немцы совсем рядом. Ну, все, удачи!
Я начал привязывать гранату к воротам, и тут снова раздался голос:
— Товарищ, ты кто?
— Я же сказал, что свой. Поберегись!
Я дернул чеку и метнулся за угол, за левый. Тут же раздался взрыв. И ворота рухнули вовнутрь сарая. Сразу же послышался топот ног, пленники обретали свободу! Но и со стороны вокзала уже слышались автоматные очереди. Я не стал дожидаться начала боя и, петляя, перебежками рванул к вокзалу. А у амбара уже разгоралась схватка! И времени у меня не так уж и много, пленникам долго не продержаться. Мимо меня пробежала группа немцев, я пропустил их, а потом выпустил им в спины длиннущую, во весь магазин, очередь. Я не почувствовал никаких угрызений совести, здесь же не дуэль, в конце концов, и уничтожать я вас буду любыми способами.
В это время со стороны фронта к станции подходил состав, скорее всего санитарный. А я уже был у вокзала, и я принципиально не хожу сквозь стены, поэтому вжался в эту самую стену и метнул гранату в зарешеченное окно. Одновременно мимо станции прогрохотал санитарный поезд. Я заскочил вовнутрь и огляделся, никого не видно, одни перевернутые солдатские кровати. А где же этот гад лупоглазый? Осип говорил что-то про отдельную комнату! Вот и дверь с надписью «КАССА». Может быть, здесь он затихарился? Это тебе не безоружных людей вешать, скотина ты безрогая! Я подергал за ручку, дверь была заперта, но ничего, способ знаем! Я подложил «толкушку» под дверь, а сам укрылся в тамбуре. Раздался взрыв, и дорога открыта. Я полоснул очередью и заскочил вовнутрь. За столом сидел офицер и закрывал голову окровавленными руками. Я встал напротив него. Здесь было немного тише, но звуки боя доносились и сюда, значит, держались еще мои крестники, молодцы! Офицер поднял голову. Да, это он! Это рыло с выпученными глазами я всегда узнаю. А эти глаза уже готовы были лопнуть от страха. Конечно, он увидел пред собой свою смерть! В образе закопченного, окровавленного человека в советской пограничной фуражке, оскалившегося в злобной ухмылке, с радостными и веселыми глазами, и с автоматом в руках. Он приподнялся и издал неприличный звук. Я процедил сквозь зубы:
— Ну что, обосрался, дристун?
Он дернулся куда-то вбок, и я влепил ему пулю прямо между глаз, потом подошел и забрал документы:
— Добро пожаловать в ад, герр майор!
Я выскочил из вокзала, и вовремя, потому что бой у амбара уже затихал. И я прошептал:
