Наверное, я, все-таки, потерял осторожность. Потому что, когда услышал хруст ветки за спиной и обернулся, то на меня в упор смотрел ствол трехлинейки. Держал эту винтовку бородатый дядька в цивильной одежде, но держал как-то неуверенно. Видно, что опыта обращения с оружием у него маловато. Но голос у него был твердый:
— Поднимайся! И не бузи.
Я оставил автомат лежать на земле, поднялся с поднятыми руками и хотел уже обезоружить мужика, тем более что он находился близко от меня. Но тут я заметил второго. Он держал меня на мушке. Пришлось менять тактику. Я схватил винтовку за ствол, дернул на себя, перевернул мужика спиной к себе и обхватил одной рукой его шею. А во второй руке у меня уже была финка, и держал я ее у горла захваченного. А второму сказал:
— Опусти винтарь!
Он подчинился, но вдруг посмотрел куда-то мне за спину. Этот трюк мне был хорошо знаком, и я на него не повелся. А зря, между прочим! Потому что, в то же мгновение сильный удар по затылку заставил меня рухнуть на землю.
Очнулся я от неудобного положения и вкусного запаха какого-то варева. Открыл глаза — я находился, вероятно, в лесном лагере. Повсюду сновали разномастно одетые вооруженные люди, а на костре в большом котле готовилась пища. Я хотел пошевелиться, но не смог. Спиной я был прижат к стволу дерева, а руки мои были связаны за этим стволом. Надо обдумать создавшееся положение, и я снова прикрыл глаза. Мне нужно решить, как вести себя с этими людьми. Скорее всего, это были партизаны, но это могли быть и люди, просто сбежавшие от войны и спасающие здесь свою шкуру… Ладно, когда будут допрашивать, тогда и пойму, что почем? А в том, что допрос состоится, я нисколько не сомневаюсь. Мешок мой, конечно, они уже перешерстили, поэтому его и не видно рядом, а лежит только одна фуражка. А в моем «сидоре» были еще и полицайские причиндалы. И что на уме у этих лесных жителей, неизвестно. Я скосил глаза на карман гимнастерки, он был расстегнут. Значит, мои личные документы тоже забрали, и они должны убедиться, что я свой человек. Но не факт, далеко не факт!
Ладно, пора «просыпаться». Я застонал и замотал головой из стороны в сторону. Это заметили, и ко мне подошел все тот же бородатый дядька:
— Ишь ты, очухался, болезный!
Я промолчал и снова прикрыл глаза. Вспомнил, как обмишурился при захвате, надо было все-таки повернуться. Но в таком случае меня бы продырявили, это точно! И, остался бы я жив, еще неизвестно. Нет, я все правильно сделал, живой остался. А если человек живой, то он найдет, что ему делать! Я открыл глаза, и боль стала сильнее пульсировать в затылке, а когда закрыл, снова стало легче. Будем иметь ввиду. Я снова открыл глаза, бородатый куда-то испарился, а ко мне шагал человек в кожаной тужурке и в кожаной же кепке с красной звездой. Мне сразу же подумалось: «Надо же! Вылитый Щорс!». Николай Щорс был героем гражданской войны, командиром полка, и я его никогда не видел в жизни. Не видел даже его портрета, но почему-то именно он пришел мне на ум. А когда человек подошел ближе, и я увидел, что у него через плечо висит «маузер» в деревянной кобуре, то восторгу моему не было предела. Этот пистолет тоже был героем гражданской войны. И я спросил его владельца:
— Стрельнуть дашь хоть разок?
— Что-что? Я не понял?
— Говорю, пальнуть дашь из маузера своего?
«Щорс» непонимающе посмотрел на меня, ему казалось, что здесь вопросы должен задавать он. Но, почти мгновенно, он собрался и строго произнес:
— Кто такой?
— А почему я должен тебе все докладывать? Ты-то сам, кто есть такой? Из чьих будешь?
Я решил прикинуться недалеким пареньком, нельзя сразу раскрывать себя. Человек представился:
— Командир партизанского отряда Медведь.
— Прикажите развязать, я командир!
Он кликнул бородатого:
— Петрович, развяжи его.
— Командир, а он того? Больно уж ловкий!
— Ничего, развязывай. Свой это, скорее всего.
— Да как же свой-то?
И Петрович этот чиркнул ногтем себе по горлу, явно вспоминая недавнее происшествие.
— Делай, что говорят!
Медведь уже начинал сердиться. И внешне он напоминал своего тезку. Такой же кряжистый, широкий и, видать, недюжинной силы мужик. Недовольно что-то бормоча про себя, Петрович все же освободил меня и очень резво отскочил в сторону. Я надел свою фуражку и медленно поднялся, держась за ствол дерева. Голова сильно закружилась, но я устоял и, отдав честь, доложил:
— Лейтенант Герасимов! Заместитель начальника Н-ской заставы.
Медведь тоже мне козырнул и предложил:
— Садись, давай, лейтенант Герасимов. Вижу, трудно тебе стоять.
— Да, крепко меня приложили ваши орлы.
— Ничего, заживет.
И тут он неожиданно спросил:
— А ты женатый?
Я даже растерялся:
— Нет еще.
И тут Медведь подмигнул мне:
— Я и говорю, до свадьбы заживет!
Мы рассмеялись, и Медведь подал мне руку. Вот так и состоялось наше знакомство, а вскоре он собрался уходить:
— Посиди пока, осмотрись. Сейчас тобой займутся, а серьезно поговорим позже. Медведь ушел куда-то по своим делам, а я стал осматриваться. Лагерь был хорош. Понятно, что все сделано в спешке, но сделано с умом. Деревья вырублены выборочно, а из этих бревен, наверное, сделаны срубы в землянках. И землянки построены в окружность с выходом в центр, чтобы выбегавшие люди не попадали сразу под обстрел. Между землянками вырыты ходы сообщения, а вокруг лагеря сделана еще одна, внешняя, линия обороны. Видно, знающие люди занимались всем этим. Вот взять, хотя бы, Медведя. Он, явно, участник гражданской войны, и боевой опыт у него имеется.
За этими размышлениями я не заметил, как ко мне подошла молоденькая девушка, даже скорее девочка, с санитарной сумкой через плечо:
— Можно я осмотрю вашу голову?
Я даже приосанился:
— Конечно, можно! Даже нужно!
Она начала осмотр и действовала так осторожно, что я ничего не замечал. И мне стало интересно:
— Что там творится? Мозги не выскочили наружу?
— Да нет, ничего страшного.
А я, с усмешкой, продолжил:
— Хотя, скорее всего, там нет никаких мозгов! Если бы были, то точно выскочили. Но, если с другой стороны посмотреть, то голова — это кость, а кость болеть не может. Но у меня что-то болит, а это значит, что мозги у меня все-таки есть!
Мне удалось ее рассмешить, а то она делала из себя строго врача. Ей бы в куклы играть, да их лечить, а не взрослых дядек тут перебинтовывать. Девушка закончила смеяться и сказала:
— У вас тут небольшая рана и огромная шишка!
Немного помолчала и добавила:
— А мозгов совсем не видно.
И вот здесь пришла моя очередь рассмеяться. Но мне было больно, и я хохотал, молча, обхватив голову руками. В конце концов, мы успокоились, и она смазала мне ранку йодом. Желая продолжить приятное общение, я спросил:
— А зовут тебя как, спасительница моя?
— Людмила, Люся!
— А меня Виктор.
— Хорошо, а я вам сейчас еще что-то принесу!
И она убежала. Очень скоро вернулась и протянула мне жестяную банку с горячей водой, кусочек мыла и опасную бритву:
— Вот, командир прислал, чтобы привели себя в порядок. А то вы совсем на военного не похожи, как бродяга какой-то!
Действительно, брился я, наверное, неделю тому назад, да и одежда моя представляла жалкое зрелище:
— Послушай, Люсенька! Называй меня на «ты». Ведь я еще не такой и старый! Вот побреюсь, помоюсь и стану знатным кавалером!
Она рассмеялась:
— Да, конечно! Вам уже и баньку топят.
— А у вас, что, и баня здесь имеется?
— Имеется!
Она махнула рукой, и я увидел, что в одном месте из-под земли действительно вился дымок. Тут я уж духом воспрял и произнес:
— А может мне не ходить в баню, а? Недельки две еще подожду, и грязь сама отвалится!
Люся шутки не поняла:
— Да как, же так?
— А вот так! Моется тот, кому чесаться лень!
Она помолчала, нахмурив брови, потом засмеялась и махнула рукой:
— Все шуточки у тебя! А есть хочешь?
— Да нет, спасибо, я позже перекушу.
— Ну, тогда я побежала!
Люся исчезла, а я прикрыл глаза. Да, голова-то побаливала. Со всей силы, видимо, ломанули меня по затылку! И хорошо, что свои, а то валялся бы сейчас в каком-нибудь амбаре, без всякой надежды. Тут ко мне как-то осторожно подобрался бородатый Петрович. Опасливо глядя на меня, он спросил:
— В баню пойдешь, командир?
— А как же! Послушай, Петрович, а где мой вещмешок? У меня там бельишко сменное есть.
Действительно, Ольга при расставании положила мне в мешок сверток с бельем.
— Так, у командира в землянке! Сейчас притащу!
— И автомат мой захвати!
Он подозрительно посмотрел на меня:
— А зачем тебе в бане автомат, командир, а?
— Привычка у меня, понял?
Петрович мотнул головой и быстро пошел к землянкам, но скоро вернулся, неся мои пожитки и оружие. А еще он держал какой-то сверток подмышкой. Протянул мне только автомат, а остальное оставил себе и буркнул:
