Камчаткой и Японией и достигли шестого острова, где до них не бывали европейские мореплаватели. Но ради известия о новых Курильских землях и пути в Японию стал бы Петр облекать тайной вояж геодезистов?.. Конфузия якутского властителя, пытавшегося проникнуть в суть поручения, развеселила лейтенанта. Пользуясь правом контроля, — таков был указ царя, предписавшего воеводам наблюдать за присылаемыми на места выпускниками Академии и школ, «дабы не беспутствовали и не ленились», — снедаемый любопытством (нарочный из Охотска доставил жалобу Мошкова, в которой тот сообщал о плавании к шестому острову и называл вояж бесполезным), воевода направил к Лужину и Евреинову приближенного человека. Последний без обиняков осведомился у них:
«…Что с приезду сделали и ныне что делаете?
— Нещичко[56], не воеводе припасено, — сказал я. — Ступай с богом, гость незванный.
Он разобиделся и прочел нам волю воеводы:
— А буде по данным им пунктам дела не окончили, велеть оканчивать в скорых числах и для того послать нарочнаго из дворян, которому велеть надзирать за оными геодезисты, чтоб они имели сущее тщание и немедленное в том деле исправление, и записывать имянно, сколько где будет жить и что учинили и впредь учинено будет.
— Надзирать тебе препоручено? — спросил Иван Евреинов.
Тот дворянин, надув щеки, с важностью потребовал опять у нас ответа, куда и зачем ездили.
Сие услыхав, Иван Евреинов показал ему шиш.
— Видал? Коротки руки у твово господина воеводы! Передай на словах: пунктов нам не дано, а велено нам отправлять по данному нам наказу за собственною его царскаго величества рукою, по которому мы, что надлежит, отправили, о котором отправлении будем ответствовать самому его царскому величеству!
Дворянин посланный заартачился, да мы надавали ему вдоволь подзатыльников и выбили в шею на двор…»
Лейтенант посмеялся над неудачей воеводы и, бегло ознакомясь с описанием возвращения геодезистов через Сибирь, добрался до главного:
«…Не доезжая Казани, получили известие, что государь с войском и флотом идет вниз по Волге-реке в персидский поход на Хвалынское море. Переправясь через реку на он пол[57], прискакали в Кремль казанский и явились государю. Кабинет-секретарь не признал нас и разгневался: «Куда лезете с неумытыми рылами?..» Увидав же инструкцию, им писанную, единым духом исчез в покоях, отведенных государю.
Оробели мы, ожидаючи, яко три года тому назад, когда были призваны из классов и предстали пред государем и господином генерал-адмиралом: а что ежели худо исполнили порученное?.. Грозен государь в гневе!.. Глянули друг на друга, молчим и слушаем, об чем речь ведется в покоях. Сдается, голос знаком, а догадаться не догадаемся.
— …А как вашему величеству известно, сибирския восточныя места и особливо Камчатка от всех тех мест и филиппинских, и нипонских островов до самой Америки по западному берегу… не в дальнем расстоянии найтиться можно. И потому много б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти целыя полкруга обходить принуждены. Посему снарядить экспедицию из Архангельска чрез Нордное море кругом Сибири, и ежели Азия и Америка разделены проливом, то проплыв им до Камчатки и Охотска, взять новыя земли под владение Российской державы до рубежей с Китаем.
На сие быстрый ответ государя последовал:
— Слушай, я все то знаю, да не ныне, да то далеко… Покличь птенцов, Макаров.
Кабинет-секретарь встал в дверях:
— Пожалуйте, господа навигаторы.
Мы вошли, конфузясь за свой вид дорожный, — обросли грязью по уши, — и по уставу репортовали о прибытии. Поглядел я на государя, на седину в кудрях, коей не было в третьем годе. Защемило сердце.
— Возмужали вьюноши… — Государь приветно поздоровался с нами. — Ну, выкладывайте, с чем прискакали. При Соймонове говорите, яко наедине со мною.
Тут мы диву дались, завидев в углу горницы собеседника государева: то был прежний наш однокашник в Сухаревой башне[58], тезка мой Федор Соймонов. Кто из нас помыслить мог, что станет Федор главным советником государевым в делах флотских, хотя и при невеликом чине капитан-лейтенанта? Судьба человеческая! Кому дано свой талан знать?.. А нынеж господин Соймонов обласкан милостями немалыми и в чинах пребывает высоких: Сената обер-прокурор да генерал-кригс-комиссар…»
Обрамленное буклями припудренного мукой парика умное, выразительное лицо и подвижная, несмотря на тучность, фигура Федора Ивановича Соймонова с голубой орденской лентой через плечо, зеркала, отражающие блеск свечей в шандалах, разношерстную толпу гостей, ярко освещенное зало, где чинно выступали в медлительном менуэте бессчетные пары, всплыли перед глазами Чирикова. Лейтенант услышал плавную музыку, шарканье множества ног, выкрики маршала ассамблеи в особняке генерал-кригс-комиссара, куда был приглашен вместе с Берингом за неделю до отъезда из Санкт-Питербурха в экспедицию. Соймонов, зазвав моряков в свой кабинет, долго и настойчиво, не поясняя причины, предупреждал их не соблазняться поисками таинственных земель Штатов и Жуана де Гамы, о чьих богатствах распространили слух заезжие корабельщики.
— Путь ваш, господа мореплаватели, начертан волею безвременно усопшего Петра Великаго — искать проход меж Азиею и Америкою в Нордное море из Восточнаго океана. Успех предприятия вашего великую службу сослужит государству Российскому на веки вечныя. О том памятуйте, не унывая в борении с трудностями, коих на пути вашем не счесть, ибо в неведомое отплываете…
Напутственные слова моряка-патриота глубоко запали в память Чирикову, но до последней минуты он не предполагал, что есть неуловимая связь между ними и вояжем геодезистов. Теперь многое предстало иным: Соймонов, как мыслилось лейтенанту, намекал на неразгаданную никем из современников тайну путешествия Лужина и Евреннова.
Тень легла на страницы тетради.
Чириков обернулся.
В оконце руфа торчала кудлатая голова Мошкова.
— Господин лейтенант, — озабоченно молвил мореход. — На «Фортуне» бизань и драйвер убирают прочь. Должно и нам убавить ветрилы[59], дабы не изодрало их непогодою. Велите — служителей кликнуть, не то приведется катовать[60] машты ради спасения живота. Гляньте окрест.
Он отступил в сторону от оконца.
Встревоженный лейтенант кинул взгляд на море.
День неузнаваемо изменился. Пенистые дуги гребней белели на бескрайних просторах холмистой пустыни. Охотский берег давно слился с горизонтом. Солнце село в штормовые тучи. Они, затягивая небосвод, грузно плыли навстречу экспедиционным кораблям. Чайки, вопя, сновали над мачтами.
Отложив дневник, лейтенант поспешно вышел на палубу.
Лодия, поскрипывая ветхим кузовом, по-старушечьи плелась за флагманским ботом. На его фокмачте, над гроздьями людей, крепящих паруса, развевался позывной сигнал. Командующий экспедицией извещал помощника о своем решении итти под зарифленными парусами наперекор буре.
— Надлежит избрать курсом склонение, — посоветовал осторожный Мошков. — Лодии нашей супротив волн ламских не выплыть.
Лейтенант резко прервал его.
— Не стращай людей, господин мореход! Путь
