единомышленники не испытывали больше к Конгрессу прежней антипатии. Особенно интересовал его вопрос, как поступит переменчивый Рафи Ахмад Кидвай, если Неру призовет раскольников вернуться.
До сих пор Кидвай был, как всегда, уклончив и не связывал себя обязательствами, сделав серию противоречащих друг другу заявлений. Он сказал в Бомбее, что безмерно рад победе Неру, но не видит пока возможности вернуться в лоно Конгресса. «Сторонники Тандона, осознав, что победа на выборах им вряд ли светит, покинули Тандона и поддержали кандидатуру пандита Неру, – заметил он. – Это оппортунизм чистейшей воды. Что ждет страну, если мы будем терпеть подобную беспринципность?» – вопрошал Кидвай. Однако тут же добавил со свойственным ему лукавством, что в случае, если пандит Неру удалит некоторые «сомнительные элементы», окопавшиеся в таких штатах, как Уттар-Прадеш, Пурва-Прадеш, Мадхья-Бхарат и Пенджаб, то «все будет порядке». Словно для того чтобы напустить еще больше туману, он заметил, что НРКП подумывает о предвыборном союзе с Социалистической партией и что это «значительно повысит шансы НРКП на победу в большинстве штатов» (при этом Социалистическая партия не проявляла никакого желания объединяться с кем-либо). Еще через пару дней Кидвай объявил, что мог бы распустить образованную им НРКП и вернуться в Конгресс, если бы тот очистили от «коррумпированных элементов». Крипалани же, являвшийся второй половиной тандема «К-К», утверждал, что не покинет НРКП и не перейдет в Конгресс, какие бы преобразования в нем ни происходили.
В Кидвае было что-то от речного дельфина. Он тоже любил резвиться в мутной воде, дразня окружающих крокодилов и оставляя их в дураках.
Все другие партии комментировали с большей или меньшей горячностью восстановление лидерства Неру в Конгрессе. Один из вождей Социалистической партии осудил совмещение постов премьер-министра страны и президента Конгресса как шаг к тоталитаризму. Другой возразил, что этого можно не бояться, так как у Неру отсутствуют задатки диктаторства; третий заметил только, что это был ловкий тактический ход, повысивший шансы Конгресса на всеобщих выборах.
Правые критически отнеслись к победе Неру. Президент партии Хинду Махасабха яростно набросился на это «провозглашение диктатуры»:
– Эта деспотическая акция вознесла пандита Неру на высочайшую вершину славы, но она содержит в себе зародыш его будущего падения.
Махеш Капур старался не думать об этих противоречивых мнениях и сосредоточиться на трех конкретных вопросах. Во-первых, он чертовски устал от политики – так, может, бросить ее и уйти на заслуженный покой? Во-вторых, если все-таки продолжать предвыборную борьбу, то от какой партии? Или выступить независимым кандидатом? И в-третьих, от какого избирательного округа баллотироваться? Он поднялся на крышу и спугнул сову, уютно устроившуюся в башне; затем спустился в розарий, где отцветшие кусты обрамляли лужайку со свежей зеленой травой; бродил по помещениям форта, включая огромную имамбару на первом этаже. Вспомнились слова Шармы, сказанные ему в другом саду. К тому моменту, когда встревожившийся мунши разыскал его и сообщил, что наваб-сахиб ждет его в столовой к ланчу, Махеш Капур никакого решения так и не принял.
14.17
Наваб-сахиб провел час перед ланчем в библиотеке – громадной сводчатой комнате, пропитанной пылью и освещавшейся потолочным плафоном из зеленого стекла. Он работал над изданием сборника стихов Маста[125], разложив перед собой имевшиеся в его библиотеке документы и рукописи. Состояние помещения и того, что хранилось в ней, удручало хозяина, и он собирался в конце своего пребывания в Байтаре перевезти все материалы по Масту и некоторые другие раритеты в свою брахмпурскую библиотеку. Ему не хватало средств на содержание библиотеки форта, так что слой пыли, поголовье чешуйниц и общий беспорядок возрастали с каждым месяцем.
Он раздумывал об этом, ожидая своего друга в большой мрачной столовой с темными портретами королевы Виктории, короля Эдуарда VII и предков наваба.
– После ланча мы пойдем в библиотеку, – сказал он появившемуся Махешу Капуру.
– Хорошо. Но после того, как я был там в последний раз, одна из ваших книг пришла в негодность.
– Не знаю даже, что хуже, – задумчиво проговорил наваб-сахиб, – приступы шизофрении у раджи из Марха или нашествие чешуйниц.
– Берегите свои книги, – сказал Махеш Капур. – Это одна из лучших частных библиотек в стране. Будет очень грустно, если книги пропадут.
– Ну да, можно, наверное, сказать, что это национальное достояние, – согласился наваб-сахиб, слабо улыбнувшись.
– Конечно, – подтвердил Махеш Капур.
– Но вряд ли национальный кошелек поможет сохранить ее.
– Да, вряд ли.
– Благодаря грабителям вроде вас я теперь уж точно не справлюсь с этим.
– То-то я гадал, почему вы завели разговор о библиотеке, – рассмеялся Махеш Капур. – Но даже если вы возбудите это дело в Верховном суде и проиграете его, все равно вы будете в тысячу раз богаче меня. А мне, между прочим, приходится зарабатывать на жизнь, в отличие от вас. Вы же не работаете, а просто украшаете поместье.
Наваб-сахиб плеснул себе бирьяни.
– А что толку от вас, политиков? – парировал он. – Одни неприятности.
– Ну, иногда мы мешаем другим создавать неприятности.
Не было нужды объяснять, что он имел в виду. В свое время, когда Махеш Капур еще был в Конгрессе, ему удалось с помощью премьер-министра уговорить министра реабилитации выдать навабу Байтара и бегум Абиде Хан документ, удостоверявший сохранение за ними их собственности в Брахмпуре. Этот документ отменял постановление распорядителя имущества эвакуированных, принятое на том основании, что муж бегум Абиды Хан покинул страну. И это был лишь один из аналогичных случаев, когда потребовалось вмешательство на правительственном уровне.
– Интересно, – продолжил бывший министр по налогам и сборам, – на чем вы будете экономить, когда ваш доход урежут вдвое? Надеюсь, ваша библиотека от этого не пострадает.
– Знаете, Капур-сахиб, – нахмурился наваб, – меня волнует не столько судьба моего дома, сколько людей, которые зависят от меня. Кроме того, жители Байтара ждут, что я буду устраивать большие празднества в соответствующие дни, особенно в день Мухаррама. Надо как-то соответствовать их ожиданиям. Ну и прочие затраты: больница, памятники, конюшни, музыканты вроде устада Маджида Хана, которых я должен приглашать раза два в год, зависящие от меня поэты, разнообразные пожертвования, пенсии и одному Богу – не считая моего мунши – известно что еще. Хорошо еще, что мне не приходится много тратить на сыновей, – они получили образование и приобрели профессию, а не прожигают жизнь, как сыновья некоторых других в моем положении.
Он внезапно оборвал себя, подумав о Мане и Саиде-бай, и почти без паузы продолжил:
– Но скажите, вы-то что собираетесь делать?
– Я?
– Почему бы вам не взять в качестве избирательного округа Байтар?
– После того, что вы из-за меня потеряли, вы предлагаете мне баллотироваться отсюда?
– Нет, правда,
