денег, а провизии, что не предполагало вывоза монет[1296]. Тем не менее, когда в 1419 и 1420 годах Генрих обратился за займами, он получил определенную поддержку от ряда отдельных членов парламента, которые выступали в качестве уполномоченных в графствах, которые они представляли в один из годов, а в некоторых случаях и в оба[1297]. Тем не менее, результат их усилий, особенно в 1420 году, был разочаровывающим[1298].
Однако, когда Генрих повторил попытку в 1421 году, результаты оказались более удовлетворительными. На этот раз король находился в Англии, и 6 мая, после поездок по стране в поисках финансовой поддержки для войны, он был в Ламбете, где ему доложили, что обычный доход за прошлый год составил 55.700 фунтов стерлингов, из которых косвенное налогообложение дало 40.600 фунтов стерлингов (около 26.000 фунтов стерлингов из которых поступило от шерсти), а остальные 15.100 фунтов стерлингов были получены от платежей шерифов и феодалов[1299]. Если война должна была продолжаться, как хотелось бы королю, Генриху нужны были деньги, много денег и быстро. Бофорт сразу же одолжил 17.666 фунтов стерлингов, из которых 14.000 фунтов были обеспечены таможенными векселями из Саутгемптона[1300]. Остальные средства поступили из множества других источников: города,[1301] многие из которых были портами, внесли свой вклад, как и церковники, включая нескольких епископов, деканов и капелланов, а также аббатов. Хотя среди дворянства и рыцарского сословия было мало подписчиков на займы (в данных обстоятельствах это неудивительно), многие дворяне и йомены сделали это.
Реакция графств была различной. В этом вопросе можно увидеть личное влияние короля. Жители Ланкашира отреагировали хорошо. Люди из графств, через которые проезжал Генрих, в целом были более щедрыми: Хартфордшир и, что более примечательно, Йоркшир (где король задержался на некоторое время и где заем был более приемлем для дворянства, чем активная военная служба) и Линкольншир (где, ближе к концу своего путешествия, Генрих потребовал назвать имена тех, кто не будет служить в армии). Кроме того, следует отметить, что Бедфордшир и Нортгемптоншир, через которые проезжала королева Екатерина по пути к Генриху в Лестер, также внесли хороший вклад, как и Кент и Сассекс, Девон и Сомерсет[1302].
Возможно, многое зависело от эффективности работы на местах тех, кто помогал собирать займы. Как и в 1419 и 1420 годах, некоторые члены парламента оказывали помощь в тех графствах, которые они представляли. Хотя такие цифры, по всей вероятности, являются лишь приблизительными, они, тем не менее, ясно показывают, что к концу своего правления Генриху пришлось обращаться не только к традиционным кредиторам (включая церковников), но и к широким слоям общества, которые, хотя и не были благородными, все же были готовы взять на себя определенные обязанности, которые высшие сословия, все более и более непосредственно вовлеченные в войну через службу в армии, уже не могли принять.
Сознательная политика поиска займов была навязана Генриху на ранней стадии его правления. К концу правления она стала средством привлечения денег, в чем он превзошел своих непосредственных предшественников. Можно предположить, что после подписания соглашения в Труа в мае 1420 года Генрих переложил финансовую ответственность за оплату войны на свои французские земли и подданных. Парламент, безусловно, отреагировал так, как будто он это сделал. Мог ли Генрих в последние годы своей жизни изменить баланс обеспечения финансирования войны от Англии к Франции, как утверждают историки?[1303]
Ответ должен заключаться в том, что в течение двух лет, отделявших договор в Труа (с его обязательством дальнейших завоеваний) от его смерти, Генрих столкнулся с очень серьезными финансовыми трудностями во Франции, которые он мог разрешить, в отсутствие парламентской субсидии, только путем обращения к своим английским подданным за займами в монетах хорошего качества. Таким образом, Генрих признал тот неприятный для него и большинства англичан факт, что, несмотря на успешное создание финансовой администрации после завоевания, его французские владения испытывали очень серьезные экономические и финансовые проблемы. Это отрицательно сказывалось на способности короля собирать доходы, которые были необходимы ему для достижения военных целей, как он того хотел.
К 1420 году война оставила свой след в большинстве хорошо укрепленных городских центров: Кан, Шербур, Фалез и, в первую очередь, Руан получили значительные разрушения стен и инфраструктуры, на восстановление которых потребовалось время и деньги. Торговля, как внутренняя, так и внешняя, была нарушена. Отчасти из-за бегства значительной части населения пострадала сельская экономика, резко возросла стоимость продуктов питания; англичанам не всегда было легко обратить вспять процесс миграции из сельской местности. Немаловажными были и климатические условия, которые препятствовали быстрому возвращению герцогства в нормальное экономическое состояние. В 1420 году плохое лето, которое пережила большая часть Европы, оказало негативное влияние на экономику. Жаркая погода в 1418 и 1421 годах оставила после себя эпидемии, а холодная погода 1420–21 годов продолжалась до конца мая, что привело к голоду среди населения и нарушению нормального цикла сельскохозяйственного производства. Короче говоря, военные действия Генриха проходили в условиях, которые неизбежно должны были неблагоприятно сказаться на его способности заставить Нормандию заплатить за них[1304].
Эти условия усугублялись другими, которые, хотя и усугублялись войной, были порождены чем-то другим, нежели английское завоевание. К моменту вторжения англичан Франция уже столкнулась с растущим экономическим и финансовым кризисом определенного масштаба. К 1419 году, когда вторжение было в самом разгаре, валютный кризис ощущался как в Париже, так и в районах, захваченных оккупационной армией. В некоторых отношениях проблема, с которой столкнулся Генрих, была знакома его администраторам в Кале и некоторых английских портах, которым уже приходилось сталкиваться с попытками ввезти в Англию иностранную монету низкого качества. В Нормандии, где обращались монеты из разных частей Франции, эффект должен был быть неблагоприятным, поскольку английская монета была единственной, не подвергшейся недавнему обесцениванию. Общее воздействие на все слои общества было катастрофическим[1305]. Те, кто платил налоги королю, например, фермеры, должны были платить короне хорошей монетой, оказались в очень тяжелом положении, как и корона, которая, таким образом, столкнулась с растущими трудностями в убеждении людей платить налоги. Как было сказано в марте 1422 года, трудно заставить людей, чьи доходы уменьшились в результате войны, платить налоги любой другой монетой, кроме той плохой, которую они имели в тот момент[1306].
Проще говоря, проблема Генриха заключалась в восстановлении стоимости монеты, используемой в его французских землях. Из своего опыта короля Англии он уже знал о девальвации, которую предпочитали герцоги
