придется дать мне побольше супа, чтобы я могла забыть всех вас, начисто забыть, – пробормотала я. – Юньти, живи счастливо и забудь о прошлом, забудь восьмого… восьмого…
Налетел порыв ветра, и персиковые лепестки, шурша, красным ливнем хлынули на землю, покрыв Жоси с ног до головы и окрасив алым ее серебристо-голубое платье. Темно-красные лепестки кружились, застилая небо. Юньти долго сидел под деревом не шелохнувшись, а затем вдруг сжал Жоси в объятиях, спрятав лицо в ее черных волосах. Слеза, сбежав по его щеке, упала на лицо Жоси прямо возле ее глаза. Она едва не скатилась вниз, но замерла, и теперь казалось, будто это слеза Жоси, собравшейся заплакать.
То затихающий, то становившийся громче заунывный мужской голос продолжал свою тибетскую песнь. Она разносилась далеко-далеко, и ее эхо раздавалось меж цветущих персиковых деревьев.
«Первая: лучше всего никогда не встречаться, тогда невозможно будет друг в друга влюбиться.
Вторая: лучше всего никогда и не знаться, тогда невозможно будет в тоске вечной томиться…»[117]
Глава 21
Послесловие
Пятый месяц второго года эры Юнчжэна[118]
Дочитав до слов «Урожденная Малтай с красным свадебным покрывалом на голове прибыла в поместье», Иньчжэнь нахмурился, и ему тут же захотелось смять секретное донесение. Справившись с собой, он продолжил чтение. «Урожденная Малтай назвала первую супругу, урожденную Ваньянь, лишь по ее титулу, первой супругой, не согласившись называть ее сестрой, и, вопреки установленным порядкам, встала из-за стола раньше других, чем были недовольны все присутствовавшие супруги…» Тут лоб Иньчжэня разгладился и в уголках глаз появились морщинки, предвестницы улыбки.
Она не хочет даже сделать вид. Сразу видно, что старина четырнадцатый ей совершенно безразличен, иначе она бы не стала при всех ставить его в такое нелегкое положение.
Первый месяц третьего года эры Юнчжэна[119]
В саду Юаньминъюань зацвели сливы. Даже в своем кабинете Иньчжэнь чувствовал слабое благоухание цветов. С громким хлопком он бросил на стол письмо, которое читал, и с холодной усмешкой сказал сидящему по правую руку Юньсяну:
– Взгляни-ка!
Почтительно приблизившись, Юньсян взял в руки письмо. «Подлец Лю Бан, обманом победивший, единовластно правил Поднебесной; Сян Юй же под Гайся себя зарезал – была его отвага бесполезной. Так повелось, что славные герои впустую к небу руки воздевают и сетуют, что лишь курган могильный пристанище их сердцу обещает».
В глубине души это показалось Юньсяну весьма забавным, но он не подал вида. Эти двое воистину были рождены одной матерью: в минуту гнева они сыпали ядовитыми речами, не щадя своего оппонента. Он стал размышлять над тем, какими словами можно хоть немного успокоить гнев Иньчжэня, но тут обнаружил, что тот, пока читал секретное донесение, становился все мрачнее. Внезапно Иньчжэнь смял лист в комок и крепко сжал его в кулаке. Юньсян подумал, что это вряд ли из-за Юньти и причина должна быть более серьезной. Не став опрометчиво говорить слова утешения, он просто тихо стоял рядом.
– Уговаривая нас отпустить ее, разве ты не утверждал, что на деле ее с Юньти ничего не связывает?
С этими словами Иньчжэнь швырнул бумажный ком в лицо Юньсяну. Торопливо развернув лист, Юньсян быстро пробежал его глазами. В донесении было во всех подробностях описано, как супруга Юньти, урожденная Малтай, наблюдала за его фехтованием, вытирала пот с его лба, а потом он согревал ее руки в своих ладонях и они, беседуя и смеясь, шли, держась за руки и не страшась людской молвы.
Юньсян долго думал, а затем осторожно произнес:
– Во-первых, Жоси с детства была равнодушна ко всему, что касается отношений между мужчинами и женщинами, и чем спокойнее она делает подобное, тем меньше значения придает происходящему. Во-вторых же, тот, кто написал это донесение, не знает, о чем именно они говорили, он лишь слышал смех и видел их движения. Возможно, в глазах постороннего подобное поведение могло показаться весьма интимным, в то время как сами они так не считали.
Второй месяц третьего года эры Юнчжэна
Иньчжэнь неподвижно стоял под навесом крыши и глядел на потоки ливня. Ветер сдувал струи дождя прямо на него, и постепенно Иньчжэнь вымок до нитки. Гао Уюн дважды тихо обращался к нему, пытаясь уговорить зайти в дом, но в конце концов замолк, так и не получив ответа. Затем он со страхом подумал о том, что его ждет нагоняй от императрицы, но тут среди роя тоскливых дум вдруг обнаружилась еще одна: если бы барышня Жоси была здесь, она бы мигом справилась.
Иньчжэнь долго стоял так, погруженный в свои мысли. Казалось, он обдумывал очень многое, но на самом деле в его голове крутилась лишь одна фраза: «Четырнадцатый господин Юньти остался на ночь в покоях своей супруги, урожденной Малтай, и порой оттуда доносился веселый смех». Резко развернувшись, Иньчжэнь вошел в дом, где взялся за кисть и написал тайное распоряжение: «Отныне и впредь вы обязаны докладывать лишь о действиях Юньти. Обо всем связанном с его супругой, урожденной Малтай, не докладывать».
Тринадцатый день третьего месяца третьего года эры Юнчжэна
Юньти быстрым шагом вошел в кабинет и горько взглянул на письмо, что держал в руке. Почерк, которым была написана фраза «Его Величеству в собственные руки», почти невозможно было отличить от оригинала, а значит, все, кому приходилось видеть красные императорские резолюции на документах, наверняка придут в ужас. «Моя жена пишет точь-в-точь такие же иероглифы, как старина четвертый, да еще и отправляет это письмо в столицу – вот это шутка!» Тихо вздохнув, Юньти достал конверт побольше и, надписав сверху «Его Величеству в собственные руки», спрятал в него письмо, после чего передал его вместе со своим докладом стоявшему рядом стражнику со словами:
– Как можно скорее доставьте это в столицу.
Четырнадцатый день третьего месяца третьего года эры Юнчжэна
Иньчжэнь взял в руки письмо от Юньти, мельком оглядел его и отбросил в сторону, собираясь прочесть только доклад. Кто знает, каких еще плохих стихов тот насочинял, чтобы сорвать свою злость? При дворе нынче и так немало забот. У него нет времени на эти глупости.
Двадцать первый день третьего месяца третьего года эры Юнчжэна
Вчера скончалась супруга Юньти, урожденная Малтай. Когда-то Ваше Величество осудили бывшего циньвана Лянь за то, что тот проявил расточительность, устраивая похороны своей матери, усердствовал в обрядах, предавал огню жемчуг, золотую и серебряную посуду. Кроме того, согласно указу Вашего Величества
