одарил семью Ван Си.
Немного погодя он ласково спросил Цяохуэй:
– Что ты теперь собираешься делать?
– Госпожа с барышней оставили мне все свои деньги и ценности, а барышня добавила, что мне следует слушать свое сердце. Ваша же покорная служанка всем сердцем желает служить Чэнхуань-гэгэ. Кроме того, барышня оставила для гэгэ нефритовую подвеску.
Юньсян кивнул.
– Я и сам хотел забрать тебя обратно в свое поместье, но не желал принуждать. Очень хорошо, что ты и сама этого хочешь. Позже я заберу Чэнхуань домой и смогу не бояться, что некому будет сдерживать ее нрав.
Третий месяц четвертого года эры Юнчжэна[120]
Особым указом Иньчжэнь велел стереть имена Юньсы и Юньтана из генеалогических записей, запретить их потомкам носить желтый пояс[121], а женщин из их родов лишить всех титулов. Дутун корпуса Синего знамени Инь Дэ предложил императору сменить имена Юньсы и Юньтану, после чего занести их в списки нюручжаньгиней. Он получил такой ответ: «Ваше предложение заслуживает внимания. Пусть Юньтан и Юньсы сами выберут имена для себя и своих потомков».
На двенадцатый день того же месяца Юньсы сменил свое имя на Акина, что означало «рыба, лежащая в леднике», а своего сына Хунвана назвал Пусабао, тем самым моля императора Юнчжэна быть милосердным, словно бодхисаттва, и не допустить смерти Хунвана.
Юньтан же отказался менять имя, и на четырнадцатый день пятого месяца Иньчжэнь сам дал ему имя Сэшэй, что значило «неприятный человек»[122].
Восьмой месяц четвертого года эры Юнчжэна
Ваны, гуны, бэйлэ, бэйсэ, ханьцы и маньчжуры – все придворные чины сообща доложили о преступлениях Акины Юньсы, коих набралось на сорок пунктов, а также о двадцати восьми преступлениях Сэшэя Юньтана и четырнадцати преступлениях Юньти. Министры и прочие хором умоляли императора подвергнуть Акину, Сэшэя и Юньти суровому наказанию, дабы это послужило уроком для будущих поколений придворных.
Иньчжэнь приказал Сэшэю вернуться в столицу для принятия наказания. В пути Юньтан по своему обыкновению весело смеялся и шутил, не выказывая и капли страха. Иньчжэнь разгневался, велел взять его под стражу и строго стеречь.
Юньтан содержался под стражей в крошечной лачуге, со всех сторон окруженной высокими стенами. Как только Юньтан вошел туда, двери за ним тут же заперли и опечатали – все свои повседневные потребности он должен был справлять внутри. По периметру лачугу денно и нощно стерегли постоянно сменяющиеся стражники. Все время, что Юньтан провел в заключении, с ним обращались как с преступником.
– Тринадцатый брат, ты живешь припеваючи, но не в столице, – со смехом сказал всклокоченный Юньтан, сидящий в темной комнате. – Почему же ты примчался сюда?
Девятый брат, в былые годы купавшийся в роскоши, теперь был желт лицом, безвылазно сидя в этой пропитанной зловонием комнате. Единственное, что не изменилось, – горящий в его глазах дерзкий огонек.
Злоба, которую поначалу испытывал к нему Юньсян, рассеялась, и он спокойно произнес:
– Я прибыл сюда от имени кое-кого, чтобы передать девятому брату это.
Юньтан сидел не шелохнувшись и глядел на маленький фарфоровый пузырек, что просунул в маленькое окошечко Юньсян.
– Макушка журавля[123], - сказал Юньсян.
Юньтан обомлел и торопливо протянул руку за пузырьком.
– Почему? Неужели Его Величество решил, что уже достаточно помучил нас, и в конце концов пожелал доставить нам такую радость?
– Разве мог царственный брат так легко даровать тебе помилование? – возразил Юньсян. – Разве Хунши рассорился бы с отцом, если бы не ты? Разве Жоси потеряла бы ребенка? Разве решила бы оставить царственного брата и уехать, чтобы больше никогда с ним не увидеться? «Половину от всех горестей, что выпадут на нашу долю, заберете себе вы». Что ж, тебе это удалось!
– Тогда кто же тебя послал? – улыбнулся Юньтан, подкидывая пузырек на ладони.
– Мне поручила это сделать Жоси, – ответил Юньсян.
Юньтан изумленно застыл.
– Но она же давно мертва!
– Она сказала, что делает это ради своей названой сестры, так что можешь продолжать ее ненавидеть, – произнес Юньсян. – Если ты согласен принять любовь Юйтань, то оставь яд себе. Если нет – можешь вернуть мне пузырек.
Душа Юньтана отозвалась болью. Он знал лишь два способа применения женщин: для телесных наслаждений и как орудие, нужное, чтобы переманивать людей на его сторону, выведывать и подслушивать. Впрочем, он прекрасно осознавал, что думали о нем все эти женщины. Но Юйтань… Иногда ему казалось, что он понимает, иногда – что нет. А может, он мог понять, но не желал?
Худенькая девчушка в снегу, которая не соглашалась разжать руки, даже когда ее до крови били плетью. Прелестная девушка, что сидела за столом и писала, а потом задрожала от страха, когда он внезапно обнял ее. Придворная дама, молча стоящая в углу дворцовой ограды и смотрящая ему в глаза.
– Я принимаю, – тихо сказал Юньтан после долгого молчания.
Юньсян бросил в окошечко обрывок ленты и, взглянув на Юньтана, произнес:
– На том и простимся.
Дождавшись, пока шаги Юньсяна затихнут вдали, Юньтан поднял с пола обрывок. «Юйтань ни о чем не сожалеет и не держит зла!..» «Не сожалеет! Не держит зла! Почему в ней не было ненависти, почему?» Юньтан залился смехом. «Жоси, ты воистину была достойна стать возлюбленной старины четвертого. Ты еще более жестока, чем он! Тот может истязать лишь наши тела – вот почему я по-прежнему смеюсь, зная, что дальше ждет всего-навсего смерть. Ты же сделала так, что я и после смерти не найду покоя: в моем сердце останутся сожаление и любовь».
На двадцать седьмой день восьмого месяца Юньтан скончался в возрасте сорока трех лет.
Девятый месяц четвертого года эры Юнчжэна
– Ты вновь и вновь выручаешь нас, – с улыбкой произнес Юньсы, вертя в пальцах маленький фарфоровый пузырек. – Его Величество не будет гневаться на тебя?
– Позже я расскажу царственному брату о том, что это было предсмертное распоряжение Жоси, – слегка улыбнулся в ответ Юньсян. – Царственный брат, конечно, рассердится, но ничего не скажет. В конце концов, он даже не удовлетворил ее просьбу в последний раз увидеться с ним, так что в подобной мелочи он ей точно не откажет.
Юньсы ненадолго замолчал.
– Когда меня не станет, – заговорил он, – прошу, в случае, если мой труп оставят целым, возьми прах Минхуэй и похорони вместе со мной. Если же мое тело велят сжечь и развеять пепел по ветру, пожалуйста, развей ее прах вместе
