закричал Иньчжэнь.
Юньсян с безграничной печалью во взгляде посмотрел на табличку с именем Жоси, спросив себя: почему же Великое Небо всегда столь жестоко к людям? Не зная, куда выплеснуть свою злобу, он произнес:
– Почему же… Почему ты так поступил с Жоси? Ты даже не дал царственному брату увидеть ее.
– Это было желание самой Жоси, – ответил Юньти. – Она постоянно умоляла меня об этом, прося дождаться ветреного дня и развеять ее прах, потому что так она сможет стать свободной. Она говорила, что не желает, чтобы ее труп гнил, источая неприятный запах. Сказала, что не хочет быть закопанной в землю, где темно и ее тело будут… Поедать жуки.
Иньчжэнь с Юньсяном остолбенели.
– Какие странные, вздорные рассуждения, – обуздав горечь в душе, произнес Юньсян. – Это так похоже на Жоси.
Глядя на табличку, Иньчжэнь протянул руку к фарфоровой урне, собираясь взять ее. Едва он коснулся сосуда, как его пальцы обжег такой холод, что он мгновенно отдернул руку. Почему же так больно? Ему нескоро удалось унять дрожь в пальцах и легонько погладить бок фарфоровой урны. Сдерживаемые в сердце слезы понемногу выступали на глазах, терзая душу, но Иньчжэнь не чувствовал боли. Он знал лишь, что отныне его сердце никогда не будет целым: в самой его середине образовалась пустота.
Внезапно подхватив урну на руки, Иньчжэнь скомандовал:
– Идем!
Одним огромным прыжком Юньти оказался перед ним, преградив ему путь.
– Жоси – моя супруга, ты не можешь унести ее!
– Твоя она супруга или нет – решать нам, тебе же никто не позволял говорить, – холодно произнес Иньчжэнь. – Мы и так не заносили имя Жоси в метрические книги, а вы еще и не соблюли все свадебные ритуалы.
– Когда скончался царственный отец, я не успел в последний раз увидеться с ним! – гневно воскликнул Юньти. – Когда умерла матушка, я не смог проводить и ее в последний путь! Теперь же ты собираешься унести прах моей супруги. Ты зашел слишком далеко!
– О, я обидел тебя? – с ледяной ухмылкой проговорил Иньчжэнь. – И что с того?
Юньти пришел в такую ярость, что у него затряслись руки.
– Четырнадцатый брат, не надо. Ты должен понимать, в каком состоянии сейчас царственный брат, – поспешно вклинился Юньсян. – Кроме того, думаю, Жоси сама хотела бы уйти с ним.
– Чепуха! – расхохотался Юньти. – Если хотела, то зачем уехала?
Неизвестно откуда появившаяся на пороге Цяохуэй тихо сказала:
– Четырнадцатый господин, прошу вас, позвольте Его Величеству забрать барышню с собой! Она бы очень этого хотела.
Затем она повернулась к Иньчжэню и, поприветствовав его, добавила:
– Прошу Ваше Величество следовать за вашей покорной служанкой.
Иньчжэнь быстрым шагом двинулся следом за ней. Юньсян посмотрел на побледневшего Юньти и сказал:
– Если ты действительно считал Жоси своим другом, прекрати препираться с царственным братом, особенно в ее присутствии. Всю свою жизнь она страдала ради восьмого брата и всех вас. Ее уже нет на этом свете, так стоит ли и теперь заставлять ее страдать?
Помолчав немного, Юньти едва заметно кивнул. Юньсян хлопнул его по плечу и помчался догонять Иньчжэня.
Цяохуэй указала на плетеный стул, что стоял во дворе под аркой, с которой свисали плети цветущей глицинии.
– Больше всего барышня любила сидеть здесь и размышлять. Она могла просидеть тут без движения весь день, ни слова не говоря.
Затем она вошла в дом и сказала, глядя на письменный стол:
– Каждый день барышня подолгу упражнялась в каллиграфии, оставив это занятие лишь под конец, когда в ее руках больше не осталось сил.
– А все это… – добавила она, открыв стоящий у стола сундук, – листы с иероглифами, которые барышня тренировалась писать.
Иньчжэнь поставил на стол урну, что до этого держал за пазухой, взял один из листов и поднес к свече, чтобы получше рассмотреть. На первый взгляд казалось, что бумага была исписана его собственным почерком, но это было не так. В каждой черточке чувствовалась печаль разлуки, в каждом иероглифе – любовь. Она изливала на бумагу всю свою тоску.
Юньсян взглянул на бумагу, и из его груди вырвался тихий вздох. Целый сундук! Почему же она смогла любить Иньчжэня без всякого страха, лишь покинув его?
Цяохуэй вынесла какой-то сверток и неловко произнесла:
– Барышня никак не распорядилась насчет этих вещей, и Ваша покорная служанка сперва хотела оставить их себе, но потом подумала, что лучше будет передать их Вашему Величеству.
Развернув узел, Иньчжэнь обнаружил там шкатулку для украшений и продолговатый сверток из красного шелка. Иньчжэнь развернул его – внутри оказалась стрела. Сперва он изумился, а затем внезапно осознал, что́ это за стрела. Иньчжэню казалось, что сделать ему хуже уже невозможно, но его сердце в то же мгновение пронзила невероятная боль. Он обмяк и бессильно обрушился на сиденье.
– Она что-нибудь говорила перед смертью? – спросил Иньчжэнь, крепко сжав стрелу в ладони.
– Барышня думала, что вы, Ваше Величество, презираете ее и не желаете видеть, – со слезами на глазах ответила Цяохуэй. – Потому не велела ничего передать вам.
Иньчжэнь тяжело вздохнул. Слезы, что он так долго сдерживал, выступили у него на глазах, и он отвернулся, чтобы скрыть их.
– Идите. Мы желаем побыть с Жоси наедине.
Юньсян с Цяохуэй поспешно покинули комнату.
– Господин, – шепнула Цяохуэй Юньсяну, – барышня велела кое-что передать вам.
Они вошли в комнату Цяохуэй. Девушка зажгла свет, вытащила из-за пазухи письмо вместе с обрывком ленты и передала Юньсяну. Чем дальше он читал, тем сильнее хмурился. Дочитав, он застыл на пару мгновений, а затем поднес письмо к пламени свечи и поджег. После этого Юньсян мельком взглянул на обрывок ленты, вздохнул и спрятал его за пазуху.
Цяохуэй достала также шкатулку из красного дерева и протянула ему со словами:
– У барышни не осталось денег, поэтому она велела мне послать половину этих украшений господину Ван Си, однако…
– Ван Си, оступившись, упал в воду и утонул вскоре после смерти Жоси, – прервал ее Юньсян. – Эти ценности ему уже ни к чему.
Цяохуэй на мгновение оцепенела, а потом тихо проговорила:
– Когда барышня отдала мне то распоряжение, она вздохнула и добавила, что Ван Си очень умен, а потому, скорее всего, эти вещи ему не понадобятся. Прошу, в таком случае передайте их его родителям и младшему брату!
Юньсян кивнул и сказал:
– Его Величество уже щедро
