— Сама у него спроси! — воскликнула та в сердцах. — Заявился днем в школу, позвал в гости на кофе, привёз и выпер! Нормально?! Кофеварка типа у него сломалась! Я только руки помыть успела! Ну не скотина? Я, блин, даже Ольгу вызвонила, договорилась, чтоб на пару часов меня там подменила, пока мы…
«… … …
Выпер…»
В душе творился настоящий хаос, чёрт знает что. Невозможное облегчение, толика сочувствия, нарастающее злорадство, бесконечная усталость и опустошение. Апатия. Отчаяние, понимание, что если однажды «это» всё-таки повторится, она не сдюжит. Не сможет. После только что пережитого Уля уже не соображала, чего хочет: чтобы Егор продолжал пребывать на её счет в неведении, или чтобы всё понял и впредь думал своей головой, что творит!
Ничего он ей не должен. И думать о ней не должен, с какой стати? Это у неё проблемы и крыша потекла, а ему теперь что, целибат до конца жизни блюсти?
— А ты при живом женихе ко всем «на кофе» по первому свистку бежишь, да? — откликнулась Ульяна сипло, не поворачивая, впрочем, в сторону Маши головы. — Ну вот и не жалуйся тогда.
На том конце не нашлись с ответом: не ожидали, видимо, что Уля может оказаться посвящена в детали чужой личной жизни. Возмущенно фыркнув, Маша сорвалась с места и застучала каблуками в сторону школы.
«Иди-иди, а то ж Оля наверняка не рада работе в собственный выходной…»
Бездумно попялившись в никуда еще минут пять и поняв, что напряжение чрезмерно, что оклемается и успокоится она в любом случае нескоро, может, даже не сегодня, Ульяна активировала экран. Клокотание в груди не унималось. Сколько потрясений уже позади, а сколько – еще впереди? Не многовато ли на одну малютку-душу за такой короткий отрезок времени?
17:14 От кого: Том: Вообще, даже у придурочных поступков свои причины есть. Чем тебе все эти люди не угодили?
«Чем?! Чем не угодили? Намекаешь, что неплохо бы причины понимать? А если у меня не получается?! Вы все молчите! Нет у меня ученой степени по психологии! И нервы у меня не железные, представь себе! В отличие от тебя! Я живая!»
Не может. Не может и не станет Уля сейчас подбирать какие-то слова, юлить. Нет сил, забрали.
17:22: Кому: Том: Бывший – неуравновешенная ревнивая истеричка, сосед – слепой бесчувственный бабник, а ты изводишь меня молчанием.
17:24: Кому: Том: А вообще, Том, забей! Забей ты уже на меня. Да. Не трать время своё драгоценное на дурочек всяких безмозглых. У меня просто психика подвижная и несчастная любовь. Но это ведь только мои проблемы. А вы все молодцы. Вы не при делах. Хорошего дня!
Вот так. Будто бы чуточку, самую малость, но легче.
Комментарий к
XXIII
. Брат “Гитарная зарисовка” в ТГ-канале – написана по читательской заявке (2-е место в голосовании на тему зарисовки). Здесь можно снова посмотреть на Егора в его новых состояниях. Действие происходит день в день с событиями, открывающими эту главу: днем гитара, вечером он забирает Улю от школы. На дворе 24 августа https://t.me/drugogomira_public/222
Обложка к главе и ваши комментарии: https://t.me/drugogomira_public/239
Музыка главы:
Mad About You – Hooverphonic https://music.youtube.com/watch?v=hvlcwJINLy0&feature=share
Under My Skin – Briston Maroney https://music.youtube.com/watch?v=D6M2JmXpczU&feature=share
Визуал:
— Брат… старший. https://t.me/drugogomira_public/242
Эта ревность имеет цвет бездонной черноты https://t.me/drugogomira_public/243
Хочешь видеть тот взгляд. Её. https://t.me/drugogomira_public/246
Пробуя крылья, взметнуться к небу https://t.me/drugogomira_public/247
Если мы не будем давать людям шанса, что с этим миром станет? https://t.me/drugogomira_public/248
О ёжиках https://t.me/drugogomira_public/249
====== XXIV. Том ======
Комментарий к
XXIV
. Том Обложка к главе и ваши комментарии: https://t.me/drugogomira_public/254
1 сентября
Метель, плач старых половиц всё громче и громче, кто-то приближается. Кто-то идёт по твою душу. Тонкий, пахнущий сыростью плед не спасёт, прячься под ним с головой, сколько хочешь – не спрячешься, не скроешься. Вонючая склизкая тряпка, бурая от песка ледяная вода, отказался драить полы и за это расплатишься – тебе не простят. Страх. Тебе мало лет, пять всего, и страх всё еще силён. Голос высоко над тобой гремит тягучими перекатами грома, требует: «Вставай!». Молчишь, выполняешь. Тучное пятно плывет по узкому обшарпанному коридору, ведёт на выход. Майка, треники, стоптанные ботинки, они-то тебя и спасли от верной смерти. Двор. Холод. Снаружи и внутри. Совсем ничего не чувствуешь и не ждёшь. Кому ты нужен? Вялость, сонливость, забытье. Тепло. Нестерпимая боль, зуд, жжение, волдыри. Обморожение, горячка, воспаление легких; застывшая пузырями, облупленная краска старых больничных стен. «Живучий, падла».
Капéль, плач старых половиц всё громче и громче, кто-то приближается. Кто-то идёт по твою душу. Плед другой, чуть толще и жёстче, чуть колючее, а половицы скрипят чуть жалобней. Совсем скоро тебе восемь и ты не боишься вообще ничего. Равнодушно ждёшь кары. «Вставай. Одевайся. К тебе пришли».
«Егор Артёмович? День добрый. Из межмуниципального отдела МВД России Зеленчукского района вас беспокоят, — интонации кавказского говора на том конце трубки блокируют работу легких. — Егор Артёмович, кем вам приходятся Валентина Ивановна Чернова и Артём Витальевич Чернов?.. Егор Артёмович… Моральный долг обязывает сообщить, что ваши мать и отец пропали без вести в Марухском ущелье. Согласно показаниям группы очевидцев, сорвались с тропы. Поисковая операция прекращена сегодня утром. Примите мои соболезнования».
Ты один. Снова.
Всегда.
***
За окном светает, просыпаются первые птицы, но разбудило не их жизнерадостное пение, а очередной ночной кошмар. Там, во сне, кричал исступлённо, а проснулся с придушенным стоном – как обычно. С тех пор как собрался и уехал прочь, прошло шесть дней, а сегодня, выходит, неделя. Первое сентября, День знаний. Чем ближе годовщина их смерти, тем ярче и наполненнее кошмары, тем больше они походят на ожившее прошлое, что исподволь, мороком просачивается в настоящее, желая свергнуть реальность и захватить трон. Прошлое крадётся, крадётся, готовит ползучий переворот. Здесь и сейчас одиночество ощущается как нигде и никогда. Уезжал оклематься, вернуть голову на плечи, остыть, протрезветь, выздороветь, но побег не спас, наоборот, кажется, лишь усугубил положение. Стоило лишить себя света, и захлебнулся во тьме. Она спасала от кошмаров, а теперь с ними один на один, один на один с собой.
Неделя показала, что бегство – дохлый номер. Взгляд Ульяны, к которой заглянул вечером того злосчастного дня, чтобы сообщить, что какое-то время из школы ей придется добираться самостоятельно, до сих пор перед глазами. До – отрешенный, укоризненный, бесцветный, а после – недоумевающий, встревоженный, затяжной. «Уезжаешь? Почему? Надолго?».
Дорожная сумка у ног, гитара за спиной. Лишь плечами неопределенно повёл, не найдясь с подходящим ответом. «Нужно побыть в тишине», — что-то такое ляпнул ей. Не смог сказать в лицо, что от неё бежит, как? В тот момент потребность где-то скрыться, не находиться близко ощущалась необходимостью, вопросом жизни и смерти. В пределах сотни километров от Москвы – миллион и один вариант, где спрятаться, а сбега́л по первому адресу, всплывшему в памяти. Весной Анька ездила туда с мужем и после рассказывала, что там классно, тихо и нет связи.
«Заказывай такси, не шарахайся одна по району. Пока». Даже кривую-косую виноватую улыбку удалось из себя на прощание выдавить, но ответной не дождался. Да и не ждал, честно говоря. Поднял сумку, развернулся и вперед. Внизу уже ожидало такси.
Классно, тихо и нет связи. И её нет.
Нет.
Её нет, но она есть. В мыслях она постоянно рядом, от неё не избавиться, не спрятаться в глуши. Нигде! Незримо она здесь.
Незримого недостаточно.