– Ты так любишь Ясну, – заговорила Навани.
Далинар вздрогнул и отвлекся от наброска ущельного демона.
Он думал, что она вышла следом за Адолином. Но та все еще была в гостиной и смотрела на него.
– Почему же, – продолжила Навани, – ты так усердно просил ее вернуться?
Он повернулся к вдовствующей королеве и понял, что она отослала обеих своих учениц вместе с секретаршами. Теперь они были наедине.
– Навани, это неприлично.
– Чушь. Мы семья, и я задала тебе вопрос.
Далинар поколебался, потом прошел в центр комнаты. Навани стояла у двери. К счастью, ее ученицы оставили открытой дверь в конце приемной, а в холле стояли двое часовых. Не идеальная ситуация, но, пока князь мог видеть часовых, а они – его, разговор с Навани все же кое-как балансировал на грани приличий.
– Далинар, ты собираешься мне все объяснить? Почему ты так доверяешь моей дочери, в то время как остальные чуть ли не единогласно ее осуждают?
– Их пренебрежение служит для меня рекомендацией.
– Дочь – еретичка.
– Она не присоединилась ни к одному из орденов, потому что не верит в их учения. Вместо компромисса из приличия она проявила честность и отказалась заниматься тем, во что не верит. Я считаю это хорошим признаком.
Навани фыркнула:
– Вы двое словно пара гвоздей в одной дверной раме. Суровые, твердые и такие до бури упрямые, что не вытащить.
– Тебе следует уйти. – Далинар кивнул в сторону коридора. Он внезапно ощутил страшную усталость. – Люди будут говорить.
– Ну и пусть. Нам нужен план. Ты самый важный великий князь в…
– Навани, – перебил он, – я собираюсь отречься в пользу Адолина.
Она удивленно моргнула.
– Я отойду от дел, как только разберусь со всеми приготовлениями. Это случится самое большее через несколько дней.
Произнеся это вслух, он почувствовал себя странно – как будто слова, прозвучав, сделали его решение более осязаемым.
На лице Навани отразилась боль.
– Ох, Далинар, – прошептала она, – это чудовищная ошибка.
– У меня есть на нее право. И я вынужден повторить свою просьбу. Навани, мне сейчас о многом надо подумать, и на тебя времени нет.
Князь указал на дверь.
Она закатила глаза, но удалилась.
«Вот и все, – подумал Далинар, выдыхая. – Я принял решение».
Слишком уставший, чтобы снять доспех без посторонней помощи, он медленно опустился на пол и уперся головой в стену. Утром он расскажет Адолину о своем решении, а в течение недели объявит о нем на пиру. И после пира отправится домой, в Алеткар, в родные края.
Все кончено.
Интерлюдии
РИСН· АКСИС· СЗЕТ
И-4
Рисн
Рисн нерешительно выбралась из главного фургона в караване. Ноги ощутили мягкую неровную почву, которая еще и слегка проседала под ее весом.
Девушку пробрала дрожь. И она только усилилась оттого, что слишком толстые травинки не ушли под землю, как им полагалось. Рисн несколько раз топнула ногой. Трава даже не пошелохнулась.
– Она не шевелится, – сказал Встим. – Здешняя трава ведет себя не так, как в других местах. Ты ведь должна была об этом слышать.
Ее пожилой спутник сидел под ярко-желтым навесом главного фургона. Одной рукой он опирался о боковые перила, другой держал стопку бухгалтерских книг. Одна его белая бровь была заправлена за ухо, другая ниспадала вдоль лица. Встим предпочитал жестко накрахмаленные одеяния – синие и красные – и шапку, похожую на усеченный конус с плоским верхом. Это была традиционная одеж да тайленских купцов, вышедшая из моды несколько десятилетий назад, но все еще узнаваемая.
– Я слыхала про траву, – призналась Рисн. – Просто это так странно.
Она осторожно обошла главный фургон по кругу. Да, до нее доходили истории про растительность в Шиноваре. Только вот воображение рисовало просто вялую траву. Поговаривали, что она не исчезает из-за чрезмерной медлительности.
Но нет, дело в другом. Трава не двигалась вообще. Как же она выживала? Разве ее не должны были подчистую съесть животные? Рисн потрясенно покачала головой и оглядела равнину. Трава была повсюду. Травинки росли так плотно, что под ними и земли не видно! Кошмар какой-то.
– Тут земля пружинит, – заметила она, вновь приближаясь к той стороне фургона, откуда начала путь. – И не только из-за травы.
– Хм. – Встим даже не поднял нос от бухгалтерских книг. – Да. Это называется почва.
– У меня такое чувство, что я сейчас провалюсь по колено. Как же шинцы тут живут?
– Они интересный народ. Не пора ли тебе заняться инструментом?
Рисн вздохнула, но направилась к задней части фургона. Другие фургоны в караване – всего шесть – подъезжали и занимали свои места, образуя большой круг. Она открыла откидной борт главного фургона и, поднатужившись, вытащила деревянный треножник, который был высотой почти с нее. Закинув его на плечо, девушка прошла в центр поросшего травой круга.
Рисн одевалась куда современнее, чем ее бабск. И сегодня она надела самую модную одежду для молодой женщины ее лет: темно-синяя с узорами шелковая жилетка поверх зеленой рубашки с длинными рукавами и твердыми манжетами. Юбка длиной до щиколотки – также зеленая – была жесткая и строгая, практичная по крою, но из соображений моды с вышивкой.
На левой руке она носила зеленую перчатку. Закрывать защищенную руку – глупая традиция, просто дань воринскому культурному диктату. Но лучше уж следовать ей хоть для вида. Большинство склонных к консерватизму тайленцев – к несчастью, к ним относился и ее бабск – все еще считали скандальным, если женщина появлялась на людях с открытой защищенной рукой.
Она установила треножник. Прошло пять месяцев с той поры, как Встим сделался ее бабском, а она – его ученицей. Купец был с ней добр. Не все бабски были такими; согласно обычаю он являлся не просто ее хозяином. Встим был ее законным отцом до той поры, пока не решит, что она готова самостоятельно заняться торговлей.
Только вот Рисн не нравилось, что он так много времени проводит, путешествуя по столь странным местам. Встим был известен как великий купец, и она предполагала, что великие торговцы посещают экзотические города и порты. А не странствуют по пустынным лугам в захолустных краях.
Установив треножник, девушка вернулась в фургон за фабриалем. Задняя часть фургона образовывала убежище с толстыми стенами и потолком, где можно спрятаться от Великой бури, – даже слабейшие из них на западе иногда становились опасными. По крайней мере, пока не минуешь перевалы и не попадешь в Шиновар.
Она поспешила назад к треножнику, неся коробку с фабриалем. Откинула деревянную крышку и вытащила большой гелиодор. Бледно-желтый самосвет, по меньшей мере двух дюймов в диаметре, крепился внутри металлической рамы. Он излучал мягкое сияние, не такое яркое, какого можно было бы ожидать от столь большого самосвета.
