примесь цыганской крови, следовало отправлять в Освенцим. Единственным исключением из этого указа были цыгане, которые соглашались на стерилизацию. По жестокому совпадению, в тот же день, 16 декабря, в Освенциме над девяноста поляками, не евреями, содержавшимися в лагере, были проведены опыты по кастрации; они были подвергнуты столь болезненным экспериментам, что многие из них, как вспоминал позднее свидетель, «часто ползали по полу от боли». После долгих мучений подопытные были отправлены в газовые камеры.
16 декабря был опубликован изданный немецким главнокомандующим фельдмаршалом Кейтелем по наущению Гитлера приказ, нацеленный на подавление партизанской активности в СССР и Югославии. «Если эту борьбу против партизан (в тексте „бандитов“) как на Востоке, так и на Балканах, не вести самыми жестокими методами, то в ближайшее время имеющиеся в распоряжении силы будут недостаточны, чтобы одержать верх над этой чумой. По этой причине войска имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства без ограничений, как против женщин, так и детей, если это ведет к успеху»[84], — гласил указ. Любое «снисхождение» к партизанам, заключал указ, «есть преступление против германского народа».
18 декабря Британия, Советский Союз, Соединенные Штаты и их союзники выпустили декларацию о том, что «германские власти на всех территориях, на которые распространяется их варварский режим, не ограничиваясь лишением всех лиц еврейского происхождения самых элементарных человеческих прав, сейчас проводят в жизнь неоднократно высказанное Гитлером намерение истребить еврейский народ в Европе»[85]. «Из всех оккупированных стран, — продолжала декларация, — евреи транспортируются в Восточную Европу в условиях неслыханной жестокости и ужасов. В Польше, которая превращена в главную нацистскую бойню, из созданных германскими захватчиками гетто систематически забираются все евреи, исключая немногих рабочих высокой квалификации, которые нужны для военной промышленности. О тех, кто уведен, никто уже больше ничего не слышит. Трудоспособные медленно загоняются в гроб на непосильной работе в трудовых лагерях, немощные обрекаются на голодную смерть или преднамеренно истребляются массовыми казнями. Количество жертв этих кровавых расправ исчисляется многими сотнями тысяч ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей». Декларация союзников отмечала, что британское, советское и американское правительства, а также Французский национальный комитет генерала де Голля «осуждают самым решительным образом эту зверскую политику хладнокровного истребления».
На полях сражений союзники продолжали одерживать верх везде, за исключением Туниса, где они столкнулись с зимними условиями и неожиданным сопротивлением. На Гуадалканале и Новой Гвинее японцы постепенно отходили назад. Вокруг Сталинграда Красная армия увеличивала пространство между окруженными немецкими армиями и теми, кто пытался к ним прорваться. В Ливии немецкие и итальянские войска отступали на запад. «Вновь ведем тяжелые бои, — писал Роммель жене 18 декабря, — надежды на успех немного, так как нам не хватает всего». В особенности чувствовалась нехватка горючего, добавлял он, «а без горючего делать нечего».
19 декабря немецкие силы, оказавшиеся на расстоянии 65 километров от Сталинграда, предприняли еще одну попытку соединиться с окруженными войсками фон Паулюса. Но, несмотря на масштабность этого предприятия, они были остановлены Красной армией, и на следующий день даже Гитлер в Растенбурге признал, что добраться до Паулюса не удастся. Не мог он и выбраться наружу; его танкам хватило бы топлива только на двадцать с небольшим километров.
На Кавказе Красной армии к концу декабря удалось провести за немецкие линии близ Буденновска восемьсот партизан. Они активно минировали железные дороги и мосты, уничтожали нефтехранилища, устанавливали контроль над небольшими поселениями, набирали новых партизан и убивали коллаборационистов. «Мы уничтожили около пятидесяти немцев и казаков», — записал один партизан в дневнике 21 декабря. Когда через несколько дней служившие немцам казачьи и калмыцкие части совершили налет на базу партизан, они уже ушли в другое место.
22 декабря акт неповиновения был совершен в самом центре оккупированной Европы, в польском Кракове, где шесть членов Еврейской боевой организации, созданной в Польше пятью месяцами ранее, напали на кафе, в котором часто бывали эсэсовцы и гестаповцы. Члены организации были вооружены одними пистолетами, и их атака была обречена на поражение. Целью ее, как писал позже один из участников, было «сохранить то, что можно было сохранить, — по крайней мере, честь». Глава отряда Адольф Либескинд погиб под пулеметным огнем немцев. «Мы сражаемся, — заметил он за несколько недель до нападения, — за три строчки в учебниках истории».
У Сталинграда немецкая бронетанковая колонна сумела 23 декабря подобраться к осажденной 6-й армии на расстояние 50 километров. Но так как горючего хватало только на 20 километров движения, фон Паулюс уже не мог строить планы прорыва со сколь-нибудь серьезными шансами на успех.
Нехватка топлива для танков на той неделе вынудила и Роммеля медленно отступить на запад. В канун Рождества на рождественском празднике штаба Роммелю подарили миниатюрную бочку горючего, вместо топлива заполненную фунтом или двумя трофейного британского кофе. «Так даже в этот день было воздано должное нашей главной проблеме», — заметил Роммель.
На Восточном фронте в канун Рождества до осажденного фон Паулюса дошли зловещие новости. Ввиду стремительного наступления Красной армии против германских войск, уже оттесненных южнее Дона к Миллерову, 6-я бронетанковая дивизия была отозвана из числа войск, пытавшихся прорваться к Сталинграду, и переброшена на Дон. Единственным успехом Германии в тот день стал секретный запуск первой летающей бомбы («Фау-1») — реактивного беспилотного летающего аппарата, который пролетел два с половиной километра на опытном полигоне в Пенемюнде. Для отладки бомбы требовался еще по меньшей мере год испытаний и строительства подходящих баз на северо-западе Франции, но немецкое секретное оружие, на которое возлагались изрядные надежды, уже появилось. И в случае с ядерным реактором в Чикаго, и в случае с немецкой летающей бомбой «Фау-1» в Пенемюнде самые причудливые идеи довоенной науки превращались в реальность для удовлетворения нужд тотальной войны.
Пока наука достигала медленного, экспериментального прогресса в лабораториях и на испытательных полигонах, без задержек и сомнений ширился террор: 24 декабря немцы начали вторую облаву в Парчевском лесу. В тайном «семейном лагере» были схвачены и убиты несколько сотен евреев. Выжившим — безоружным, испуганным, страдающим от холода и голода — повезло: они нашли защитника, 24-летнего Ехиэля Гриншпана, из семьи местных торговцев лошадьми, который зимой организовал партизанский отряд из тридцати или сорока евреев, раздобыл еду и оружие у местных польских крестьян, которых его семья знала до войны, и, когда немцы вошли в лес, сумел их выбить. Тогда же, 24 декабря, в день «зачистки» Парчевского леса, немцы вошли в польскую деревню Бяловежа и казнили триста поляков за партизанскую деятельность. Сегодня молчаливым свидетельством этого служит монумент на месте их братской могилы.
Весь день 24 декабря