Страж. От меня словно оторвали кусок плоти, и на его месте появилась зияющая рана.
Испугавшись, что Давида убили, я обернулась. Но он оказался рядом. Дрался, будто разъярённый лев, ничуть не сбавляя темпа и полностью погрузившись в сражение. Просто на этот раз он спрятал от меня не только свои мысли, но и своё тело.
С секунду я наблюдала за Стражем, позабыв об окружавших нас сотнях тёмных, но он заметил, что я бездействую, и зло воскликнул:
— Иона, сражайся!
И, широко размахнувшись, рассёк воздух над моей головой.
От неожиданности я присела, подумав, что Давид хотел меня убить. Но его меч прошёл сквозь чужую плоть, и сверху хлынул фонтан крови. Шлем тёмного полетел в сторону и с глухим звоном приземлился в нескольких метрах от нас.
— Да что с тобой?! — воскликнул Страж, вернув меня к действительности.
Пришлось переключить внимание обратно. Однако сражаться без прикрытия за спиной оказалось намного сложнее. Я словно перенеслась в первые Битвы, когда делала это неуклюже и неумело, ещё не получив необходимого опыта. Несколько раз я оборачивалась, проверяя, жив ли Давид, но он, как ни в чём не бывало, мастерски орудовал мечом, не обращая внимания на образовавшуюся между нашими сознаниями пропасть. И всё дальше уходил от меня, так что, в очередной раз обернувшись, я едва смогла различить его фигуру среди мелькавших доспехов, щитов и мечей.
Теперь Страж завладел всеми моими мыслями. Я испытала недоумение — почему он меня бросил, если сам просил не отходить от него ни на шаг? И выполняя данное обещание, попыталась сократить расстояние между нами, прорубая себе дорогу среди скопления Воинов. Но они, подобно приливным волнам, накатывали снова и снова, будто специально оттесняя назад, так что за несколько долгих минут я продвинулась не больше, чем на пару метров…
А потом застыла на месте.
Замер весь мир и все вокруг: и люди, и Духи, и Бесы. Их движения замедлились, а крики стали глухими и неразборчивыми, пробиваясь к затуманенному сознанию сквозь вязкую, тугую пелену. То, что происходило на моих глазах, уже не являлось далёким сном, подобно наваждению преследовавшим меня столько времени подряд. Всё повторялось в более извращённой, более жестокой и непостижимой форме, которую мой мозг отчаянно пытался отрицать.
Давида настиг удар.
Опять.
Снова.
В который раз.
Как в сотнях кошмаров, как во всех жизнях многие тысячелетия подряд, его настиг удар.
Будто в замедленной съёмке, тёмный Воин по самую рукоять вонзил в него меч, насквозь проткнув и тело, и доспех. Только сейчас Страж не спасал мне жизнь, не отвлекался и не терял из виду соперника — он сдался. В решающий момент он просто опустил своё оружие, даже не попытавшись отбить столь очевидный и элементарный выпад. И не позволив прийти ему на помощь, поскольку, находясь на таком расстоянии, вмешаться я бы просто не успела.
Я покачнулась от бессилия, надеясь, что это был очередной сон или перемещение в прошлое, и солёная вода тут же потекла по щекам, размывая изображение, мешая смотреть, думать и что-либо понимать. Казалось, я стояла так целую вечность. Но потом, разомкнув тяжёлые веки и, наконец, осознав, что я по-прежнему находилась в жестокой реальности, которая уже не изменится, ринулась вперёд. Внутри пробудилась неведомо откуда взявшаяся мощь, придававшая сил и стремительности. Словно вновь превратившись в Духа, я во все стороны расшвыривала и расталкивала преграждавших путь Воинов и за одно мгновение преодолела немыслимое расстояние, успев подхватить голову Стража, прежде чем она коснулась земли. Осторожно, боясь сделать ему больно, сняла шлем, а затем резко скинула железяку и с себя.
Давид ещё дышал, но его красивое, суровое лицо стремительно тускнело, превращаясь в серую маску. Жизнь неудержимо вытекала из него через огромную рану, которая была смертельной. И я ничем не могла помочь.
Нет! Нет! Нет!..
— Давид! — умоляюще позвала я.
Он посмотрел на меня мутным, уже неосознанным взором. В его глазах, затухавших, подобно уголькам погасшего костра, не читалось сожаления или мольбы о помощи — только грусть и бескрайняя любовь. И ещё тревога. Даже сейчас, когда его душе грозила неизвестность, Страж волновался, что оставлял меня одну, а я никак не могла понять, почему он позволил такому произойти.
— Зачем?!..
В ответ Давид прохрипел что-то невнятное, захлебнулся собственной кровью и затих навсегда…
Я нервно гладила его по коротким волосам, целовала, пытаясь вдохнуть хоть немного жизни в оледеневшие губы, шептала, кричала, плакала, но всё было бесполезно. Он ушёл в неведомое пространство вместе с сотнями светлых и тёмных Воинов, и даже Свет и Тьма не могли теперь его вернуть.
Люди вокруг вдруг ожили, фигурки задвигались, мечи зашевелились, а Битва возобновилась. Но на нас — мёртвого Воина и склонившуюся над ним девушку — никто не обращал внимания и не нападал, обходя стороной, словно неожиданное препятствие. Все были заняты своим делом, которое для тысяч собравшихся в тёмном мире людей, Духов и Бесов являлось более важным, чем какие-то там чувства.
И лишь его убийца по-прежнему стоял рядом.
В каких бы вариациях не сплетались события в новой действительности, на небо нас вела одна дорога — и Страж, и я это помнили и понимали. Тёмный Воин, лишивший жизни Давида тысячу лет назад, сейчас должен был убить и меня.
Так зачем было это откладывать?
— Убей… — прохрипела я, но мой голос потонул в лязге и рёве толпы.
Я сидела, скорбно склонив голову и ожидая, когда тёмный очнётся от ступора и нападёт. Но он не шевелился, нависнув над нами серебристой скалой. Не выдержав затянувшейся паузы, я подняла лицо и сквозь расступившуюся пелену слёз вдруг увидела некогда родные глаза кристального цвета.
— Ваня?.. — только и смогла выдавить я, испытав отрешённое безразличие ко всему происходившему.
Да, это был он.
Иван всё-таки осуществил задуманное — убрал с дороги мешавшего ему Стража. Точнее, Давид сам позволил себя убрать ради неизвестных целей. Теперь никто не мешал парню убить и меня, однако по непонятным причинам он этого не делал. Он стоял, напряжённо сжимая меч, по лезвию которого, словно змея, скользила тонкая струйка крови, и просто смотрел, как я, раздавленная и сломленная, рыдала и хваталась за убитого им человека.
И колебался.
Находясь в растерянности, Иван забыл закрыть своё сознание, и его мысли лежали передо мной как на ладони. Я не хотела их читать, но всё же уловила в глубине ледяного сияния неожиданные сомнения, зарождавшиеся под покровом безрадостных эмоций. Там трепыхалось осознание жестокости совершённого поступка, пробивавшееся сквозь пелену безжалостного огня
