двум часам ночи. Еще несколько минут спустя вошел в раж, принялся хлестать по стеклам и барабанить по внешнему подоконнику. Ветер рвал хлипкие деревца, не успевшие вырасти достаточно для борьбы со стихией.
Я все еще невольно продолжала прислушиваться, но больше не улавливала ничего, что напоминало бы этот пробирающий до костей вой. Нечеловеческий, но в то же время определенно принадлежащий человеку.
Остаток ночи то проваливалась в беспокойную дрему, то снова просыпалась. Меня будили кошмары. Вязкие, бессюжетные сновидения, в которых я в полном одиночестве бродила по туманным улицам, а туман все сгущался, пока в нем не тонуло абсолютно все, и я не могла рассмотреть даже собственных рук.
В тумане что-то было. Оно дышало, шевелилось, но я так и не увидела его… И постоянно на периферии сознания звучал эхом тот жуткий вой.
Под утро я все-таки отключилась, а когда проснулась, ливень закончился. В комнату робко заглядывало ленивое осеннее солнце, приглушая яркий свет ламп.
Я наспех привела себя в порядок: умылась и оделась. Волосы не стала собирать в косу, оставила распущенными.
Окно закрывалось крепко. Пришлось повозиться, чтобы замочек поддался, и в комнату ворвался свежий, пахнущий влажной землей и прелыми листьями воздух.
Я немного поизучала окрестности взглядом, не заметила ничего необычного и, успокоившись, вновь закрыла окно, после чего убедилась, что замочек заперт надежно.
Начинало казаться, что все ночные страхи просто померещились. Может, мне почудилось, что снаружи кто-то был.
Но окна и двери лучше все-таки проверить. Во всем доме.
Медленно, стараясь не тревожить пострадавшую ногу, я обошла второй этаж. Заглядывала во все комнаты, в какие могла войти, проверяла каждое окно, и все они оказались плотно закрыты.
Спустилась в холл, чтобы убедиться, что засов на главной двери достаточно крепкий, а Ретт не забыл закрыть черный вход.
Ретт нашелся в гостиной. Он сидел за небольшим столиком для напитков, на котором расположилось то самое радио, которое вчера на чердаке я безуспешно пыталась настроить.
Мой названный муж с сосредоточенным видом крутил ручку. Радио шипело то громче, то тише, иногда попискивало, иногда замолкало, но так и не выдало ни единого связного звука.
Я только кивнула Ретту в знак приветствия и молча прошла мимо.
Не буду ему ничего говорить. Пусть играется с радио, пусть пытается настроить его. Я даже не скажу ему ни слова о том, как меня напугал ночной вой под окнами. Я не могу показать ему свою слабость. Снова.
По холлу разнесся стук металлического молоточка.
Гостей я не хотела встречать, но и проигнорировать было нельзя.
— До-оброе утро.
На пороге стоял доктор Льюис. В том же засаленном халате, в замызганной шапочке. Опухшее синюшное лицо как у пропойцы в глубоком похмелье.
— Доброе, — ответила ему чуть растерянно.
— Я зашел прове-ерить, как в-ваша нога.
Язык у него заплетался точно, как и вчера. То ли не успел проспаться, то ли с утра уже опохмелился. А может, у него и правда какие-то проблемы со здоровьем, и он всегда так разговаривает.
Скорее второе. Пьяница не стал бы с утра искать адрес своей пациентки, чтобы убедиться, хорошо ли она себя чувствует.
— Уже лучше, — ответила ему. — Зайдете?
— Спасибо, — с неожиданным энтузиазмом откликнулся Льюис и перешагнул порог с заметным благоговением. Даже замер на долю секунды, зыркнув по сторонам.
— Проходите на кухню. Она чуть дальше… Да, там. Хотите чаю?
— Да, п-пожалуйста.
Льюис скрылся в гостиной.
Я не успела запереть дверь, как вновь раздался стук молоточка. На удивление оживленное сегодня утро для крошечного городка.
Однако обижать никого не стоит. Адекватные здесь люди или нет, но это люди, и с ними нужно вести себя вежливо. Да и жалко мне их. Во всяком случае, некоторых. Старушку Флимм точно можно пожалеть, да и двойняшки не от хорошей жизни залезают ночами в чужие сады. Наверняка им не хватает родительского внимания…
Кстати, а вот и они.
Две мордашки появились в окне со стороны холла, но стук не прекратился. Я распахнула дверь, и улыбнулась Флимм. Старушка держала в руках тарелку пирожков, а мне оставалось надеяться, что на этот раз они с картошкой – она не так ужасно воняет, когда портится.
Флимм без приглашения вошла в дом. Переступила порог и словно невзначай отпихнула меня плечом с дороги. Что ж, старость не всегда тактична.
Двойняшки продолжали вжиматься личиками в окно.
— Марта, Луи! Ну-ка идите сюда! Окно я открывать не стану! — позвала я их.
Дети отлипли от стекла и буквально влетели в холл через дверной проем.
Я проводила старушку и малышей на кухню, по пути поймав настороженный взгляд Ретта. Неужели мне стоило просить его разрешения пригласить кого-то в дом? Вот еще! Мои гости – мое дело. А Ретту, если он хочет достоверно изобразить любящего мужа, придется помолчать.
Малыши забрались вдвоем на один стул. Льюис сел во главе, а Флимм заняла место по его правую руку.
Встречать гостей ранним утром – дурная затея. С тихим вздохом я поставила на плиту чайник и повернула рычажок.
— А что это у тебя такое? — удивленный голос Флимм нарушил тишину.
— Что? — не поняла я.
— Это, — старушка ткнула пальцем в сторону плиты.
— Плита, — ответил за меня Льюис и добавил с каплей превосходства в голосе, будто она была его: — Электрическая.
— А мама тоже о такой мечтала, — грустно проговорил Луи. — Только почему-то не купила. Папка собирался подарить ей плиту на день рождения, но не подарил. У нас дровяная печь в доме, только она больше не топится.
— Почему? — нахмурилась я. — А как вы отапливаете дом?
— Никак, — Марта хлопнула глазками. — Нам не холодно.
— А готовите на чем?..
Малышка не успела ответить. В кухню вошел Ретт и взволнованно осмотрел гостей.
— Дорогая, — мурлыкнул он, — не доставай расспросами. — Обернувшись к столу, сказал: — Вы не обращайте внимания, моя супруга очень уж любопытная.
— Да нам только за радость познакомиться поближе, — бескровные губы Льюиса растянулись в улыбке.
Я незаметно шлепнула Ретта по руке, когда та потянулась, чтобы меня обнять. Ретт отодвинул для меня стул и помог сесть, а сам занялся чаем.
На стол встала вазочка с печеньем и карамелью, шесть чайных чашек и заварник.
— Чаю всем? — спросил муж.
Гости неуверенно кивнули. Марта потянулась за печеньем, а Луи сунул
