— Так он же не сказывает все, как оно до конца было!
В голосе Кривой Леды прозвучало столько отчаяния, что Чеслав едва сдержался, чтобы не прыснуть со смеху.
А старуха между тем продолжала свою жалобную речь:
— Только глазища свои таращит, словно чудище там какое-то повидал, да загадочно так языком цокает. Я уж пытала, пытала его, злыдня кудрявого, а он только скалится! — в сердцах повествовала Леда, а ее единственный зрячий глаз так и въедался, что червь древесный, в Чеслава.
— Да ну? — не поверил в стойкость друга Чеслав, а после задал бабке резонный вопрос: — А с чего я тогда сказывать буду?
Он мог бы поклясться, что в глазу Леды от такой жгучей обиды даже слеза сверкнула, но поскольку старушечье око тут же злобно прищурилось, то народившаяся было слезная капля куда-то мгновенно канула. Голос же ее вкрадчиво да въедливо вопросил:
— А кто тебе, Чеславушка, про чужинцев да про то, что они к Молчану на хутор подались, сказывал, а? Ай не Леда ли?
От досады она даже стукнула клюкой о землю.
Чеслав посмотрел на бабку так, как посмотрел бы на самое непонятливое существо в городище, и, почесав грудь, словно ему лень было с ней о чем бы то ни было разговаривать, нехотя пояснил:
— Да ты же только про то и сказала, что были, да про то, что к Молчану подались, а про то, что чужаки в городище делали, ничегошеньки не поведала.
Старуха от столь явного коварства жадно хватанула слишком большой глоток воздуха, отчего даже поперхнулась, и, прокашлявшись, оглушительно взвизгнула:
— Опять над старухой измываться вздумал, Чеславушка? Мало ты моей кровушки попил, как на привязи у дерева меня, что наживу для зверя, держал? Так теперь в другой способ извести меня порешил, лиходей безжалостный?! — кипела Кривая Леда. — Ну ничего: аукнется тебе еще такое пренебрежение! Отольются мои слезонь- ки кипяточком да за ворот тебе!
Но Чеслав, уже привыкший к подобным стенаниям, лишь безучастно смотрел на негодующую женщину, а когда она на мгновение замолчала, чтобы перевести дух, спокойно и рассудительно сказал:
— Не хочешь — не сказывай, бабка. Только и я про увиденное на дальнем хуторе не поведаю.
Сказанное подействовало, что ушат холодной воды на тлеющие головешки. Леда, открыв было рот, тут же его захлопнула, только губы сердито надула.
Чеслав же, не в силах скрыть улыбку мучителя, выжидательно уставился на нее.
— Да чего там сказывать? — сдалась старуха. — Уж больно они странные какие-то были, эти пришлые. И не оттого только, что чужаки и пожаловали издалече.
Рассказанное далее Кривой Ледой и в самом деле могло показаться необычным. Бабка еще раз высказала недоумение по поводу выбора чужаками избы для постоя — одной из самых неказистых в городище.
— Уж как и Сбыслав, и Зимобор, и другие тоже, хозяева из хозяев, ни зазывали их к себе в хаты, как ни сулили попотчевать яствами лесными, чужаки головами кивали, в хаты заходили, благодарствовали, а ночлежничать шли к Горше. Уж чем он их пленил — и не знаю, — пожала плечами Леда и тут же стукнула себя кулаком по лбу, очевидно, вспомнив важную подробность. — Ой-ля! Зимобор даже с Горшей повздорил из-за того. «Это чем же ты лучше меня, что тебе почетность такая?» А тот ему: «А чем же я хуже, что гостей принять не могу?» Так и надрывали глотки друг на друга. Сказывают, едва до драки не дошло. .. Но сама не видела.
— А что же в избе у Горши? — не дал передохнуть бабке Чеслав.
— Ой, народ-то потянулся к его хижине, что пчелы по весне на первый цвет! — всплеснула руками Леда. — Даже из ближайших хуторов прибывали. А то! Шли на чужаков посмотреть, а еще больше послушать их россказни. Потому как много диковинного сказывали пришлые. Горша с Истой ходили, носы задрав, мало что тучи небесные не задевали. Ва-а-а-ажные!
— А ты сама те россказни слышала?
Но об этом Кривую Леду можно было и не спрашивать.
— Ну а как же! — Она посмотрела на парня, как на полного дурня. — И про то, что в их краях большущие городища с тьмой люда да с избами, что гора. И про то, каким укладом живут помеж собой. И про дали водные да бескрайние, каких мы сроду не видывали. И про народы, что по пути к нам обитают. Ой, да про что только не сказывали! Порой и понять-то трудно, не видавши... — Леда осеклась и, воровато оглядевшись по сторонам, нет ли чьих ушей посторонних, и для пущей надежности понизив голос, сообщила: — Однако есть у меня подозрения, что они Горше и Молчану... А Горша с Молчаном всегда приятельствовали... Так вот, чует мое сердце, что чужаки им еще про что-то ведали. — Тут старуха даже наклонилась ближе к юноше. — Интересное! А может, и тайное! Уж не знаю про что, а не веем они про то. сказывали.
Вот по поводу этой новости у Чеслава почему-то возникли сомнения, так как он знал, что Леде могло показаться тайным все, куда ей не удалось сунуть свой любопытный нос.
— И неужто ты, Леда, да и не прознала, про что сказывали? — с недоверием и скрытым подвохом спросил Чеслав.
— Ой горько от того! Так уж горько! А не прознала... Да и как прознать, коль они в избе таились? — сокрушенно вздохдула бабка. А видя явное недоверие на лице парня, немного поколебавшись, таки созналась: — Я даже как-то прокралась к хижине ихней и прислонилась к стенушке. Дай, думаю, постою... послушаю! Авось донесется чего интересного... Авось нового чего познаю... Так эта хворь внезапная — Иста... — Тут бабка запнулась и, поубавив возмущение, поправилась: — Пусть ей покойно будет в селении предков, чего уж там... — И опять вернулась к пересказу минувших событий: — Ага! Так вот, выползла из избы Иста и прозрела мое присутствие. И так напустилась на меня сердечную, такими словами называла. .. — закатила глаз Леда.
Чеслав живо представил взбучку, заданную Истой любопытной соплеменнице. Уж чего-чего, а постоять за себя мать Кудряша могла не хуже самой Кривой Леды и в перепалках толк знала.
— И отчего бы это им так таиться?
Заметно терзаясь тем, что не знает ответа на этот вопрос, Леда даже ударила рукой об руку.
От избы, от которой они стояли неподалеку, донесся шум, заставивший Кривую Леду отвлечься. На пороге, вытирая руки рушником, появилась Болеслава и позвала:
— Чеслав, иди в хату. Варево стынет. С зори ведь не евши.
— Ну, Леда, бывай! — бросил парень женщине, словно только шел мимо, а не стоял с ней и не вел долгую беседу.
Глядя, как он удаляется, старуха едва не выронила свою палку. И было отчего! Выспросив про чужаков, он так и не поведал ей о том, что было на хуторе. А ведь обещал!
В Леде взыграло неудовлетворенное любопытство.
— А как же про хутор-то Молчана?! — во все горло крикнула она ему вслед. — Ты же обещался!
Чеслав на ходу развернулся и, махнув рукой, ответил:
— Завтра Кудряш воду поутру тебе снесет, все и обскажет, как было. Я скажу ему... — И бросился бежать к избе.
— Ай, злыдень! — неслось ему вдогонку. — Да чтоб вас, пустобрехов, упыри пожрали! Обижать сиротинушку...
Но Чеславу было уже не до нее.
Камень за камнем перетаскивая тяжелые и отбрасывая более мелкие в сторону, трудился Чеслав. Старая Мара, сидя рядом на трухлявом пне, терпеливо ждала, поглядывая, как молодой муж разбирает каменное погребение. До этого она уже успела обойти округу в поисках трав, которые могли бы пригодиться в ее знахарском деле. Найдя зелье, что могло стать снадобьем, она где цвет рвала, где листья, а где и коренья выкапывала. После она прилежно и бережно сложила все собранное в суму и теперь дожидалась, когда же ее спутник закончит работу.
Нынешним ранним утром они — Чеслав надеялся, что никем не замеченные, — встретились в условленном месте и отправились в путь. Он взял с собой Ветра, а потому основную часть дороги Мара проследовала верхом, и это ускорило их продвижение к месту, где Чеслав с Кудряшом схоронили под камнями мертвого чужака.
Камень за камнем... Камень за камнем... Усиливающийся запах, исходящий от мертвого тела, говорил о том, что юноша приближается к конечной цели. Чеслав откинул еще один камень, и еще, и перед ним открылось лицо мертвеца, а смрадный дух ударил с двойной силой. Зажав нос рукой, он отошел в сторону.
Поднявшись с пня, знахарка подошла к разобранному погребению и присела на камни, без малейшего отвращения, внимательно всматриваясь в лицо почившего. Долго смотрела она на то, что когда-то было человеком. После нашла небольшую палочку и продолжила осмотр с ее помощью.
Чеслав стоял в стороне, повернувшись в сторону солнца, мысленно прося Великих отвести от его племени смертельную напасть и обещая им за то большие дары и жертвы. Ведь его соплеменники были не самыми нерадивыми среди лесных жителей, всегда чтили и боялись богов, покорялись их воле, чтобы вот так, в одночасье, сгинуть всем родам и люду, от мала до велика. Он так искренне и долго просил защиты у их покровителей, что и не заметил, как старая Мара оказалась возле него.
