— Ты что же, Мара, тоже за цветом папоротника поохотиться вышла? — не отвечая на вопрос, задал Чеслав свой, кивнув на ее суму, полную трав.
Мара перевела взгляд на парня, и в ее глазах он увидел насмешку.
— Сколько живу, а того цвета так и не зрела, детинушка. Видать, не судьба. Ведь цвет тот дивный не каждому дается. Да и зачем мне, древней, тот дар? Он тому нужен, кто желаний полон... А я... А я вот травы разные собрать вышла. Они нынче, на Купалу, в самой силе... — Знахарка стала перебирать собранные травы. — Вот чемерица, подорожник, чернобыль, одолень-трава от зубной напасти, плакун-трава... — Она с прищуром посмотрела на юношу. — Да и ты, мне показалось, тоже не за цветом папоротниковым по лесу бродишь.
— В меня нынче нож метнули, Мара.
Чеслав хоть и сказал об этом спокойно, но в голосе чувствовалось напряжение. Он смотрел на многоопытную ведунью, ожидая, что она ответит.
Но Мара не торопилась говорить. Ничто не дрогнуло на ее изрытом морщинами лице. Протянув руку, прикоснулась знахарка к двум оберегам, что висели на кожаных ремешках у Чеслава на груди: один — маленькое солнце, символ Даждьбога, был его; второй, в форме лебедя с лошадиной головой, птицы и скакуна Великого, когда-то принадлежал его отцу. Теперь оба они охраняли парня от всяких напастей: и от лихих глаз, и от злого умысла, и от многого другого.
Подержав в руке обереги и прикрыв глаза, Мара беззвучно пошевелила губами, но голоса так и не подала. И Чеслав, не дождавшись, добавил:
— Нож тот хитро метнули... Думаю, погибели моей не хотели, а вот отвадить от чего-то знаком тем желали.
— Про того, кто потравой люд сгубил, мысли твои? — прервав свои беззвучные заклинания, насторожилась знахарка.
— А больше, кажись, некому.
О том, что это могло быть предупреждение за девку, с которой он нынче познался, Чеслав решил Маре не говорить.
— Не знаю, что и сказать тебе, парень, что посоветовать. Да и что советовать, когда все равно сделаешь так, как сам решишь. А выбор у тебя есть. Не раз тебе говорила: либо сойти с тропы, по которой идешь, либо дойти по ней до конца.
— Да как же сойти, когда соплеменников, что дичину на охоте, изничтожают. — Голос Чеслава был тих, но в нем не было и тени сомнения. — Да и веры нет, что конец тем смертям будет. Я ведь на хутор Молчана сожженный опять ездил. Поглядел еще раз на пепелище. Их, кажись, сожгли заживо. И сделать это мог только кто-то из своих. Все на то указывает.
Весть эта даже немало повидавшую на своем веку Мару заставила побледнеть. Много смертей видела старуха, но такая наглая даже ее заставила почувствовать, как побежали по телу мурашки.
—Храни нас Великие от нелюдя такого... — прошелестели ее губы.
Чеслав же задумчиво добавил:
— Вот только бы прознать, чего он так лютует... Тогда и распознать его легче было бы.
Мара уже сделала несколько шагов, чтобы уйти, но остановилась и, многозначительно взглянув на него, произнесла:
— Будет время, забеги ко мне, Чеслав. — А после шепотом, с хитрым прищуром добавила: — Нам, смертным, мало про что ведать дано, но есть те, кто все знает. Может, поделятся мудростью своей? И я сон какой нужный, случаем, повидаю... А не обмолвятся, так просто проведаешь отшельницу. Мол, не померла ли еще старая? — рассмеялась Мара и так, смеясь, пошла прочь.
Солнце было уже высоко, а в городище еще не наблюдалось привычного для разгара дня оживления. Славя всю ночь Купалу, люд лесной теперь неспешно отходил от утреннего сна. К таковым принадлежал и Чеслав, который, уже почти проснувшись, все не хотел открывать глаза, пытаясь продлить сладостные мгновения покоя. Глубоко вдохнув, с тихим стоном блаженства он потянулся, вызвав слабое шуршание сухой травы, потому как проснулся на сеновале, куда забрался, придя домой, чтобы не тревожить Болеславу, а после снова расслабился и наконец-то открыл глаза.
Рядом, широко раскинувшись, спал Кудряш, который прибился к дому гораздо позже его. Видно, до самого утра затейник отдавался игрищам, потому как уж больно охоч был до веселых забав. И теперь, обессилев от песен, хороводов и купания, с чувством выполненного долга безмятежно спал глубоким сном.
Осторожно убрав с себя руку друга, которую тот разухабисто откинул во сне, Чеслав слез с сеновала. Яркое солнце, щедро брызнув лучами в глаза, заставило парня зажмуриться, а радостное ржание, раздавшееся совсем рядом, снова прозреть. Ретивый Ветер, подбежав к хозяину, несильно, но ощутимо толкнул его в плечо мордой: мол, веди меня скорее на реку! Чеслав хотел было обойти четвероногого нахала, но не тут-то было! Конь в два шага снова перегородил дорогу и при этом смотрел на него хитрющим взглядом.
Выглянувшая из избы и, как всегда, озабоченная домашними хлопотами Болеслава, завидев парня, спросила:
— А где ж второй? Есть-то собираетесь сегодня или за игрищами совсем охлянуть решили?
Она как раз разминала в ступке зерна на кашу.
— Кудряш еще глаза не продрал. А меня вот злыдень наглый в осаду взял! — кивнул Чеслав на Ветра. — Купаться вести требует.
— Ну так веди, — махнула она деревянной толкушкой в сторону реки. — Он тебя с рассвета поджидает, слоняется вокруг сеновала. А пока сбегаете, гляди, и Кудряш глазища свои дню покажет.
И, улыбнувшись, ушла в избу.
Чеслав покосился на коня:
— Значит, измором взять решил?
Ветер хотел было сунуться мордой хозяину в лицо, но тот успел отвернуться и будто бы нехотя, с напускным недовольством двинулся в сторону ворот.
— Ладно, идем, смола с копытами.
Ветру только того и надо было. Опережая хозяина, он понесся к берегу, только хвост по ветру развевался.
Когда Чеслав пришел на реку, Ветер уже стоял по колено в воде и ждал его. Оставив одежду на берегу, юноша зашел в воду и неожиданно для коня принялся брызгать на него, весело приговаривая:
— Вот тебе, злыдень, купание! Вот тебе, неслух!
Ветер, недовольно фыркая, подался в сторону и, зайдя
в воду поглубже, поплыл. Чеслав бросился за ним:
— Нет, теперь не уйдешь!
Две головы, Чеслава и Ветра, виднелись над поверхностью посреди речного потока. Течение, подхватив их в свои стремительные объятия, быстро отнесло в сторону от того места, где они вошли в воду. Более осторожный Ветер повернул уже к берегу, когда после зарослей камыша взору Чеслава открылась прибрежная прогалина. И на ней кто-то был. Возле самых зарослей, склонившись к воде, сидела девка. Сперва Чеславу показалось, что там расположилась какая-то незнакомая ему хуторянка, но, приглядевшись повнимательнее, он понял, что это была Зоряна, которая полоскала в реке рушники. Чеслав замер на месте, отчего тут же погрузился в воду едва ли не по самую макушку.
«Зоряна... Прошлая ночь... Может, она та, с которой я... И нож, может, из-за нее в меня метнули? Уж на Зоряну-то многие засматриваются да благосклонности ее ищут, и среди них немало отчаянных».
Лучшего случая поговорить с девушкой наедине может в ближайшее время и не представиться, и он что было силы поплыл к берегу. Зоряна, привлеченная всплесками воды, тоже заметила его и поспешно засобиралась.
— Зоряна! Зоряна, постой! — поняв ее намерение, крикнул Чеслав.
Но девушка не обращала внимания на его призывы, даже наоборот — сборы ее ускорились. Побросав рушники в плетеную корзину, она подхватила ее и собралась уже уйти, когда Чеслав, отчаянными рывками достигнув наконец берега, почувствовал под ногами дно.
— Да постой же, шальная!
Но Зоряна даже не обернулась, будто и не звал ее парень, и решительно шагала прочь от воды.
Выскочив на берег, Чеслав сорвал несколько веток с кустов, чтобы прикрыть ими наготу.
— Да остановись, прошу!
Зоряна остановилась, но в его сторону так и не повернулась. Стояла молча, ожидая, пока он подойдет.
— Так... того... — только и вырвалось у юноши, когда он оказался рядом.
Чеслав сам не знал, как заговорить с ней. Если бы она хоть что-то спросила, или сказала, или, как обычно, поддела его колким словцом, то и он бы нашелся, как разговор повести. А ее покорное молчание сбивало его с толку. Наконец Зоряна, очевидно, озадаченная долгим молчанием, с немым вопросом взглянула на него.
— Я... того... хочу спросить, как ты Купалу привечала?
— Как все, так и я, — спокойно ответила Зоряна и снова отвела взор в сторону.
— Не видел тебя у костров что-то...
— Кто хотел видеть, тот узрел...
Чеслава разрывали сомнения. Сто раз в голове сменялось, она или не она была с ним. Но ведь не спросишь же напрямую о таком. В любом случае дурнем покажешься: если то была она, так потому, что не узнал ее, а если была другая, так что ж о том Зоряне открываться? Девка и так на него обиду за Неждану имеет. Ох и морока же у парня с этим женским племенем!
— Ты меня прости... — не найдя других слов, вымучил из себя Чеслав.
