Подо мной белая масса, похожая на манную кашу. Присел. Трогаю руками. Что-то зернистое и теплое на ощупь. Ложусь на живот и чувствую, что подо мной песок. Мелкий и очень белый. Загребаю его руками. Во рту пересохло. Ужасно хочется пить. Поднимаю голову. Вокруг барханы с рябью волн.
Поднимаюсь и смотрю на горизонт. Там, очень далеко, бирюзовая полоса с характерной белой окантовкой. Океан. Свежесть. Легкое дуновение бриза.
Пытаюсь идти. Ноги увязают в мягком месиве чего-то липкого и противного.
Приходится лечь на живот и ползти.
Я на вершине холма. Скольжение вниз становится все сильнее. Я боюсь увеличивающейся скорости и того, что могу удариться о камни и разбиться.
Развожу руки, чтобы остановиться. Мышцы сводит от боли. Падение неминуемо. Я напряженно жду удара и боли. Падение.
Я проснулся. Включил лампу. Нестерпимо хотелось пить, но я первым делом записал то, что увидел.
Я на берегу океана. Сижу на песке у самой воды. Волны густо-синего цвета, и мои ноги, касаясь их, тоже становятся синими. На горизонте солнце. Оно становится ярче. Я смотрю на океан. Он совсем прозрачный. Я вижу темные пятна подводных скал и тени огромных рыб. Жарко.
Захожу в воду, но не чувствую ее температуры. Вожу руками вокруг себя. Волны мягкие и тягучие, как кисель. Плыву. Такое ощущение, будто медленно лечу. Одежда сухая. Тело сухое. Подо мной проплывают тени. Ныряю. Покой, и легко дышится.
Я понимаю, что это океан знания и вокруг меня плавают вопросы. Вода все время меняет цвет. То она прозрачно-зеленая, то бирюзовая. Она фосфоресцирует. Меня окружают вопросы. Некоторые очень мелкие, но собираются в стайки. Некоторые гигантские. Волны от их движений я ощущаю своим телом как вибрацию. Я пытаюсь их касаться. С содроганием прикасаюсь к ним, но пальцы ничего не чувствуют, и сильная паника охватывает меня.
Судорожными движениями я стараюсь всплыть на поверхность, но не помню, в какой она стороне. Страх накрывает меня, заползает внутрь. Мне тяжело дышать. Я задыхаюсь. Это смерть.
Я проснулся и лежал, пытаясь вернуться к реальности. Страх не проходил. Я дрожал. Боялся встать с кровати и опять очутиться во сне. Наконец я включил свет и понял, что уже не сплю.
– Здравствуйте, Осип. Александр Борисович сейчас вас примет. Присаживайтесь.
Умник в очках сидел за столом перед большой книгой. Его палец остался лежать на странице, которую он читал в это время.
Открылась дверь кабинета, и в приемную вошел Александр Борисович.
– Здравствуйте, Осип, здравствуйте. Как ваши дела? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Проходите, проходите, – доверительным тоном.
Он подошел к очкарику, который встал при его приближении, и шепотом ему что-то сказал. Тот утвердительно кивнул.
Осип стоял у дверей, когда Александр Борисович вернулся к нему.
– Пойдемте. Проходите, – сказал он, пропуская Осипа вперед.
Осип прошел по комнате и сел в привычное кресло. Психолог – напротив него.
Бегло осмотрев его и заметив, что внешность не изменилась, а под рубашкой появилась майка черного цвета, он пристально посмотрел ему в глаза и спросил:
– Как сон?
– Почти так же.
– Принимали снотворное?
– Пробовал донормил. Не помогает.
Психолог занял привычную позицию. Само внимание и очень трезвый взгляд.
– Как только ложусь в постель, накатывает тревога. Начинаю перебирать разные события. Пытаюсь отыскать опасность. Когда ловлю себя на мысли, что не сплю, пытаюсь отвлечься, но все равно возвращаюсь. И так до утра. Утром вроде засыпаю, но просыпаюсь усталым и разбитым. Заставляю себя есть. Заставляю себя работать.
– Чем вы занимаетесь?
– Я придумываю кроссворды для разных издательств. Вопросные викторины и передачи для телевидения. В общем, вопросы. Работа несложная. Я уже почти не пользуюсь словарями. Времени отнимает немного, и платят неплохо.
– Если я вас правильно понял, когда вы ложитесь спать, вы перебираете в памяти то, что с вами раньше происходило. Правильно?
– Да.
– Думается, будет интересно поговорить об этом. Какого рода эти события, и как, по-вашему, они повлияли на вас? На вашу жизнь. Почему вы их все время вспоминаете?
Психолог замолчал, приготовившись слушать.
Осип задумался на некоторое время и начал говорить.
– Чаще я вспоминаю детство. Моя мать работала переводчиком, а отец был врачом. Они развелись, когда мне было около трех лет. Я остался с мамой, но она много работала, и я часто оставался один.
– Вы тосковали?
– Нет. Точнее, я не помню. Может быть. Хотя к нам иногда приезжала бабушка, мама моей матери. Она до самой смерти работала в школе. Так вот, она меня научила очень рано читать.
– Рано читать, – повторил психолог.
– Да, уже к четырем годам я свободно читал сказки. Так вот, мне покупали много книжек, и я все время читал, пока оставался один. Потом мне купили «Что такое? Кто такой?». Помните, наверное, – такие разноцветные детские энциклопедии в картинках.
Психолог кивнул утвердительно.
– Позже я стал читать разные словари. Это мои любимые книги. Их было очень много в доме. Родители были учеными. Я говорил уже. Ну, вот так.
Он помолчал.
– Во двор мне мать не разрешала ходить. Боялась за меня. Потом я пошел в детский садик. Сначала там я все время плакал и хотел домой, а потом стал болеть и опять оставался дома один. Не помню, чтобы мне было тоскливо или одиноко. Конечно, как любому ребенку, мне хотелось быть с мамой, но она же должна была работать. К школе я почти в совершенстве знал английский язык. Это была мамина специальность, и с ее помощью я быстро научился читать по-английски. По крайней мере, на вступительных экзаменах в спецшколу я читал Байрона. Меня зачислили сразу во второй класс. Через два года я учился в шестом классе и к четырнадцати годам с разрешения министерства окончил школу.
– У вас были друзья в школе?
– Нет. Мне с ними было неинтересно. И кроме того, я носил очки, был маленький и очень худой. Надо мной все время смеялись. Но я это перетерпел. Защитить меня все равно было некому. Преподаватели особой любви ко мне не испытывали, потому что я задавал много вопросов, которые их ставили в тупик. Хотя, как ни странно, меня выдвинули президентом общества вундеркиндов. При Академии наук.
– Почему же странно, если вы демонстрировали такие способности?
– Ну не знаю. Так.
Психолог кивнул головой, давая разрешение продолжать.
– Мне нравилась одна девочка, и я ей предложил списывать у меня домашнее задание. Но когда я пригласил ее в кино, она рассказала об этом в классе, и все надо мной смеялись. Не знаю, почему я вспомнил это.
Ну вот. В пятнадцать лет мне разрешили поступить в мединститут. Там я проучился два года, но было неинтересно, а переводиться на старшие курсы ректор не позволил, и я ушел.
Приблизительно в это время я полюбил разгадывать всякие кроссворды и головоломки. Я отправлял их в редакции и получал призы. Однажды меня пригласили в одну газету и предложили, чтобы я для них придумывал кроссворды. Я согласился. Платили немного, но я постепенно стал работать в нескольких редакциях, а потом для телевидения и радио. Вот так вот до сих пор. Я уже говорил об этом. Пытался еще учиться. Сначала на филологическом факультете МГУ, а потом перевелся на философский. Если бы не мать, я бы и его бросил, но она хотела, чтобы у меня был диплом. Потом предлагали в аспирантуру поступить, но к тому времени мать заболела. Ей дали инвалидность. Кстати, из-за этого меня в армию не взяли. А потом мать умерла.
Он замолчал и о чем-то задумался. Молчал и психолог.
– Мать умерла, – сказал психолог.
– Да, – подтвердил Осип и опять замолчал.
– Вы видитесь с отцом?
– Что? С отцом? Нет. Он уехал по еврейской квоте в Штаты вместе со своими родителями. Мы не общаемся. Знаете, иногда кажется, что это происходило не со мной. Особенно, когда со стороны себя слушаешь. Как будто это все какой-то другой человек, а не я. Такое ощущение, что мне это снится и я вот-вот проснусь и вернусь в другую жизнь.
Он замолчал, подавшись всем телом вперед.
– В другую жизнь, – повторил психолог.
– Да, да. Вы понимаете?
Психолог покачал понимающе головой.
– Понимаю.
– Как из этого выбраться? – Осип посмотрел в глаза Александру Борисовичу.
– Думается, это где-то в вас. Какая-то часть вашего Я хотела бы чего-то другого, как мне представляется. Подумайте об этом. Чего бы вам самому хотелось? Что в этой жизни могло бы вас порадовать?
– Не знаю.
– Это непросто. Но вы умный человек и, как мне кажется, в состоянии отыскать суть своего Я. Более того, представляется, что вы знаете причину дискомфорта, но не можете ее выразить. Подумайте об этом.
Психолог еще долго о чем-то говорил, что почти не касалось сознания Осипа. Он машинально отвечал на вопросы и что-то объяснял, но оставался безучастным к происходящему, прислушиваясь больше к внутренним ощущениям.
– Вы слушаете меня, Осип?
