В моем сознании стала всплывать та скудная информация, которую я услышала о его жизни. Сейчас ему двадцать девять. Это означало, что он перенес более двадцати лет экспериментов в роли подопытной крысы. Двадцать один год служения человеку, который стал причиной гибели его семьи. Двадцать один год ему приказывали убивать любого на своем пути.
Подняв руку, я нерешительно положила ее ему на бицепс. Я задохнулась от холода его кожи. По ощущениям она была словно лед. Мои глаза закрылись, когда я вознесла молитву к Богу, чтобы спасти его темную душу. Открыв их снова, я изучила огромное количество татуировок, порезов и шрамов, а также каждый дюйм его сильных мышц.
Я никогда не видела никого, похожего на него. Он был... он был идеальным. Но в то же время дико несовершенным.
Моя рука скользнула дальше по его телу. По ярко окрашенному черепу, вытатуированному на его спине. Лука рассказывал мне, как владельцы ГУЛАГа хотели, чтобы бойцы выглядели более агрессивно, используя спортивные зловещие татуировки. Казалось, что Леван Джахуа разделял ту же прихоть. И они работали. Картины смерти сделали его похожим на самые страшные кошмары.
Затем мой взгляд встретился с номером раба — уменьшенной версией «221», который вытатуирован на его груди — теперь и на его шее.
Моя рука двигалась, чтобы коснуться черных чернил, и поток слез затуманил мое зрение.
— Прости, — сказала я, — прости, что у тебя была такая жизнь.
Я начала убирать свою руку. Нужно уходить, чтобы сказать быкам, что пленник умер. Но как только моя ладонь стала двигаться, она упала с ледяной кожи Заала. Прежде чем я это поняла, мои бицепсы сжимали сильные руки, и знакомая пара нефритово-зеленых глаз внезапно впилась в мои глаза. Сто десять килограмм первоклассных мышц прижимали меня к полу…
Я покачала головой и посмотрела на Заала, который сейчас спит. Я не могла не вспомнить чувство его огромного тела, возвышающегося надо мной, его резко очерченное лицо, такое первобытное и грубое. Сначала я была в ужасе. Савин и Илья нашли меня, встречаясь взаимными взглядами ярости с моими глазами. Затем исчезли все страхи, когда Заал оттолкнул меня назад, чтобы защитить.
Этот монстр, это животное, этот, по-видимому, безнадежный человек защитил меня. И теперь я сидела с ним. Моя одержимость во плоти. Моя запрещенная зависимость.
Это мой шанс сбежать отсюда. Я знала, что он будет спать в течение следующих нескольких часов. Черт, я знала его ежедневную рутину. Но когда мой разум пытался убедить меня уйти, мое сердце удерживало меня на месте.
Взглянув на Заала, я подошла ближе. Пользуясь случаем, я смогла откинуть его грязные спутанные черные волосы с лица. Мои губы раздвинулись, и я резко вздохнула, когда увидела его черты вблизи.
Указательным пальцем я медленно провела по его широкому лбу, затем носу и, наконец, челюсти. Он был красивым, экзотичным, и настоящим мужчиной. Но он был сильно неопрятен, волосы грязные, а его тело все еще было в пятнах крови.
Осмотрела скудную комнату — здесь нечем было его отмыть. Я не могла оставить его таким, окровавленным и грязным.
Решившись, я поднялась на ноги и направилась вверх по лестнице. Когда я открыла дверь в подвал, Савин и Илья внезапно оказались перед моим лицом.
Они были в ярости.
— О чем ты думала, спускаясь туда? — холодно спросил Савин. — Он мог убить тебя.
Не обращая внимания на Савина, я обошла его и направилась в ванную внизу. Обыскав шкафчики, я быстро нашла губку для ванны, гель для душа, шампунь, кондиционер, несколько полотенец и расческу. Взяв их в руки, я направилась на кухню и вытащила большую миску.
Илья подошел к стойке. Его взгляд упал на предметы, лежащие передо мной.
— Ты это не серьезно?! — недоверчиво спросил он. Я не сказала ни слова, когда двинулась за горячей водой и наполнила миску на три четверти.
— Мисс Толстая, ты туда не вернешься. Мы не можем этого допустить.
Моя спина напряглась, и я повернулась лицом к Илье, к которому присоединился еще и злобный Савин.
— Я собираюсь сказать это как можно более вежливо, ребята. Я знаю вас обоих всю свою жизнь, ваши отцы достойно служили моим. Я люблю и уважаю вас как друзей и как моих охранников, но вы не будете меня опекать. Мне не двенадцать, и мне не нужно ваше гребаное разрешение, чтобы что-то сделать.
Я подняла миску и поставила рядом с другими предметами. Увидев сумку для покупок на крючке, я наполнила ее необходимыми предметами и перекинула через плечо. Глядя на своих быков, я добавила:
— Да, я женщина из Братвы. Меня контролирует мой отец, мой Пахан, а теперь мой брат — Князь. Но я говорю вам сейчас, что я не намерена выслушивать ваши речи, будто я чертов заблудший ребенок. — Мои глаза сузились. — Я возвращаюсь в подвал, чтобы помыть человека, которого оставили там гнить в течение двух чертовых недель. Мужчину, как я предполагала, умершего одиноким на том ужасном, жестком, резиновом полу, и все, что вы двое можете с этим поделать — сладкий трах.
Я подняла миску и обошла их. Илья выругался, и Савин встал на моем пути.
— Он Костава, — выплюнул он в смертельной тишине. — Ты Толстая. И, тем не менее, ты помогаешь ему? Князь ему помогает? Я не понимаю, что, черт возьми, происходит. Когда его только нашли, то должны были убить, повесить и выставить напоказ на улице.
На мгновение я почувствовала вспышку стыда. Настоящий позор, что я собиралась помочь врагу. Но нечто более сильное преодолело этот позор — необходимость помочь Заалу. Нужно быть рядом с ним. Я не могла бы это объяснить. Конечно, это было нерационально, это было неправильно, но я должна была. У него больше никого нет.
Была лишь я.
Не обращая внимания на мужчин, я направилась в подвал, и Илья крикнул:
— Мы будем наблюдать за этим монитором, мисс. Если он хоть как-то коснется тебя, мы спустимся, и я без колебаний убью его.
Это не было угрозой. Его слова были обещанием.
«Mудак!» — пробормотала я себе под нос и сопротивлялась изо всех сил, чтобы не сказать ему отвалить. Добравшись до небольшой площадки подвала, я заметила переключатель, который управлял камерой безопасности прямо передо мной. Повернувшись, чтобы закрыть дверь подвала на два внутренних замка, я улыбнулась прямо в камеру, свисающую с потолка, и прервала съемку. Последней вещью, в которой я нуждалась, были Илья и Савин, смотрящие, как я мою Заала.
Когда я спустилась по лестнице и вернулась к Заалу, то поставила миску на пол и осторожно начала мыть его тело. Кровь и грязь со временем уступили место загорелой коже. Я осторожно мыла каждый его дюйм, и когда дошла до его лица, то увидела пару не сфокусированных зеленых глаз, уставившихся на меня.
Моя рука замерла, но я смотрела прямо перед собой.
Мое сердце забилось, и щеки вспыхнули жаром.
Заал изучал меня, его глаза расширились, затем он начал двигаться.
Быстро отползая назад из-за страха перед тем, что он может сделать, я замерла, когда он поднял свое вялое тело в положение сидя. Его взгляд остановился на чаше, а затем на полуотмытом торсе.
Он снова вернул взгляд на меня, и я увидела замешательство, скрывающее его черты. Он наблюдал за мной, а я наблюдала за ним. В комнате, казалось, повысилась температура, и между нами возникло сильное магнитное напряжение.
Внимание Заала переключилось на губку в моей руке. Его черные брови опустились, и, подняв руку, он провел ею по чистой стороне своего тела.
Сглотнув и наблюдая, как выражение его лица общается без слов, я медленно поднялась на колени. Заал уставился на меня и напрягся. Возможно, он воспринимал меня как угрозу?
Я подняла губку, и его настороженные глаза сузились. Подойдя ближе, я нервно прошептала:
— Я мыла тебя.
Чистая рука двинулась к испачканной и покрытой потом стороне его тела. Он снова пристально посмотрел на меня и опустил руку. Он сосредоточенно осматривал меня. Я подошла чуть ближе. Ноздри его раздулись, руки сжались, цепи, прикрепляющие его к стене, гремели даже от этого легкого движения.
