Илья двинулся вперед, словно собираясь что-то сказать, но я подняла руку.
— Не надо, — приказала я жестким голосом. — Я иду в свою комнату.
Повернувшись на каблуках, я побежала вверх по лестнице в свою спальню. Через несколько секунд я была в душе, мой разум топил меня в воспоминаниях о том, что только что произошло.
Я представляла, как глаза Заала смягчаются, когда я его очищаю. Его рука скользила моими пальцами по лицу, молча умоляя меня умыть его. А потом он засыпает, прижимая мою ладонь к своей щеке; засыпая, полностью доверяя мне, незнакомке.
Я провела руками по щекам. Я чувствовала себя обеспокоенной. Потому что я чувствовала. Я чувствовала что-то к нему, моему врагу. Жар пронесся по моему телу, когда я вспомнила, как он поглаживал свой член, вспомнила, как его рука направляла меня, чтобы заставить его возбудиться, его затрудненное дыхание и выражение чистого удовольствия, которое распространилось по его лицу, когда он выпустил семя на живот.
Не в силах сдержать стон от воспоминаний, я скользнула рукой по мыльному телу туда, где больше всего нуждалась в нем. Пальцы пробежали по клитору, и я закричала, настолько сильно мне нужно было освободиться. Только воспоминания о его стоне и грохочущем рычании подвели меня к краю. Моя спина прижалась к стене, когда я все быстрее и быстрее погружала пальцы, стоны вырвались изо рта. Затем, когда я представила, как он смотрит мне в глаза, когда его челюсти сжались, он взревел и кончил белыми струями спермы на оливковую кожу живота. Я закричала, когда чистое удовольствие пронзило меня. Мое тело изогнулось от силы того, насколько сильно я кончила, задыхаясь после этого.
Стоя под сильными брызгами воды, я смывала влажность, покрывающую внутренную поверхность бедер. Я выпрыгнула, вытираясь полотенцем.
Когда я легла на кровать, волна стыда охватила меня. Я зажмурилась, чувствуя себя так, словно предала свою кровь. Что бы сказал мой отец, если бы узнал, что я только что сделала с врагом?
Но как бы я ни отчаивалась, я не могла сожалеть о Заале.
Я хотела его.
Но я знала, что не смогу снова спуститься туда. Я был обязана своей семье.
Через десять минут я вытерла волосы и заползла в кровать. Я просто хотела свернуться калачиком и на время забыть обо всем.
Как только я прижалась щекой к ладони в поисках сна, воспоминания о Заале, делающем то же самое, вызвали потребность в моем теле, потребность в нем.
Подняв руку к ноутбуку на комоде, я открыла его и обнаружила, что мои охранники снова подключили систему наблюдения. Я впала в унылый сон, наблюдая, как теперь чистый Заал глубоко спит.
Его обычно пронизанное болью лицо сейчас выражало только спокойствие.
Глава 8
Талия
Я не выходила из спальни весь день. На самом деле, я даже не покидала свою кровать. Я заставляла себя держаться подальше от подвала. Я заставляла себя оставаться запертой, нах*й, и точка. Я заставляла себя бороться со своим инстинктом оказаться рядом с Заалом.
Я ворочалась всю ночь напролет. Воспоминания о моей бабушке заменили сны, наполняя меня чувством вины. Воспоминания о том, как она гладила меня по волосам, когда я засыпала в детстве, рассказывала мне, как встретила свою настоящую любовь...
— Я была всего лишь ребенком, Талия. Но один взгляд на твоего дедушку, и это случилось. Я была уверена, что он — вторая половина моей души.
— Это произошло? — прошептала я с благоговением.
Бабушка улыбнулась.
— Произошло. Все дело было в его глазах. У него были самые добрые карие глаза. — Бабушка усмехнулась. — Конечно, я знала, кем он был. Он был Толстым, каждый русский знал Братву Волкова, но я помню, как смотрела в эти глаза и понимала, что он не был таким жестоким, как его жизнь.
Я смотрела, как глаза бабушки наполнились слезами, и мой живот сжался. Она очень скучала по моему дедушке. Я могла видеть мучительную боль в ее глазах.
— Бабушка? — прошептала я, и она притянула меня ближе к себе.
— Твой дедушка был моей жизнью, Талия, — сказала она грустным голосом, — и однажды мужчина войдет в твою жизнь, и ты, без сомнения, узнаешь, что он твой. Я не могу этого объяснить, но что-то сломается внутри вас, и с того дня ты станешь его, а он — твоим.
Я улыбнулась у груди моей бабушки и повторила:
— Я буду его, а он будет моим.
— Хороший русский мальчик. Человек с нашим образом жизни. Человек, которого одобрит ваш папа, будет принят Братвой, чтобы пополнить их ряды. Человек, которым ваша семья будет гордиться, как своим сыном.
— Я не могу ждать, — взволновано сказала я и закрыла глаза, пытаясь представить, какой будет моя настоящая любовь. Я улыбнулась еще шире, просто представив, как мой отец пожимает руку моей любви, с гордой и счастливой улыбкой на лице, мое сердце парит от ощущения настоящей любви…
Я быстро сморгнула, пытаясь прогнать слезы из своих глаз. Попыталась проглотить тошноту, подступающую к горлу. Но слова бабушки засели в моем мозгу. Я не могу этого объяснить, но что-то сломается внутри вас, и ты будешь его, а он — твоим. Мое сердце бешено забилось, когда лицо Заала вспыхнуло в моей голове, и при одной простой мысли о нем все внутри меня затрепетало и наполнилось теплом.
Внутри меня что-то сломалось.
В ту самую минуту, когда моя рука коснулась кожи Заала, и когда эти нефритовые глаза опалили мои, я поняла, что что-то внутри меня кардинально изменилось.
Вздохнув от стыда, я сжала свое стеганое одеяло в руках и смахнула слезы.
Почему он? Кто угодно, только, бл*дь, не он!
Ты не можешь сделать это, Талия. Ты не можешь быть с ним. Ты не можешь хотеть такого! Я ругала себя. Не в силах больше сидеть в этой чертовой комнате, прячась, уклоняясь от подавляющей тяги к человеку в подвале, я спрыгнула с кровати. Приняла душ и оделась, все время прокручивая сон прошлой ночи в своей голове. Я подумала о бабушке, и вина еще крепче укоренилась. Ей было бы так стыдно за меня. За меня! За свою любимицу. Я знала, что подвела ее. А я не имела права, черт возьми, подводить ее.
Спустившись по лестнице, я добралась до кухни, нервно убирая волосы с лица. Мои руки дрожали, а ноги имели консистенцию желе.
«Просто дыши, — приказала я себе. — Сделай глубокий вдох, закрой глаза и дыши».
Я вздохнула. Закрыла глаза. Но все, что я видела, когда мои веки закрывались, был он. Его большое тело с оливковой кожей, его длинные черные волосы и эти зеленые глаза. Те душевные зеленые глаза, которые смотрели на меня так, словно он мог читать мои мысли, говорить прямо с моей душой.
Дрожь вспыхнула под моей кожей при воспоминании о его накачанном теле, о тех трех родинках возле его левого глаза, которые заставили меня забыться в нем.
Я снова открыла глаза, моя рука сместилась к моей любимой драгоценной цепочке, и я почувствовала, как мои глаза снова пронзила боль предательства.
Я должна забыть о нем.
Он не мой, чтобы быть его. Он не мог быть моим.
Это была глупая наивная одержимость.
Порывы зимнего ветра ударяли по окнам дома, пока я неподвижно стояла в центре огромной кухни. Ветер выл и свистел, и мои руки сжались в кулаки, гнев забурлил в венах, и со всей силы я ударила по гранитной столешнице.
Я тяжело дышала, не обращая внимания на пульсацию моей теперь травмированной руки, пытаясь избавиться от влечения к этому чертовому мужчине. Но чем больше я пыталась изгнать его образ из головы, тем более отчетливыми становились его черты. Каждый его дюйм совершенно отчетливо поселился в моем сознании.
Обернувшись, я попыталась найти в комнате хоть какое-то отвлечение. Мои мышцы дрожали, как у наркоманки, пытаясь избежать их следующего решения. Мое сознание твердило, чтобы я не спускалась и не встречалась с ним снова, не сдаваться. Мое сознание велело мне не ходить в комнату охраны и не проверять его на мониторе видеонаблюдения подвала.
