Поезд Баку – Москва по расписанию в Дербенте остановился ровно на пять минут. Теперь он, издав гулкий, прощальный гудок, набирая скорость, мчался на север. По длинному узкому коридору вагона с поклажей в руках протискивался в свое купе. Дверь была приоткрыта, я вошел. В купе с правого бока два места были заняты молодым парнем и девушкой. Я поздоровался, оглядел свою лежанку на нижнем ярусе, слева. Поклажу уложил в комод, еще раз приветливым взглядом прошелся по лицам своих спутников, которые обиженно отвернулись от меня.
Парень в майке и спортивных брюках хмуро лежал на верхнем ярусе. А девушка, скорее всего его приятельница, полулежала на нижнем ярусе, на дверь купе попеременно бросая опасливые взгляды. В купе, видимо, до моего прихода у них с кем-то произошел какой-то неприятный инцидент, поэтому молодые ведут себя нервно. Я спиной почувствовал холодок, исходящий из глубин купе. Девушка была одета в облегающие тонкий стан брюки и водолазку, от чего она выглядела моложе своих лет. При моем появлении она почувствовала себя неловко; встала, села на лежанку. Она молчала, молчал и молодой человек. В купе установилось гробовое молчание, какое обычно создается, когда в ограниченном пространстве неожиданно собираются несколько незнакомых лиц. Девушка, незаметно бросая многозначительные взгляды в мою сторону, стала шепотом что-то говорить со своим спутником. По реакции парня видно было, что он с ней не соглашается. Наконец, видимо, она смогла убедить его, потому что он дал понять ей кивком головы, «что он согласен». Он неестественно закашлял в кулак, пытаясь привлечь к себе мое внимание. Когда я повернулся в его сторону, он доверительно заглянул мне в глаза; заикаясь, неуверенно заговорил:
– Гражданин, ммм, дружище, – затравленный взгляд, таящий в себе неподдельный страх, на мгновение остановился в проеме дверей, – пока здесь нет того монстра с двумя лицами, что стоит у окошка в коридоре, хочу Вас предупредить: немедленно переместитесь на верхнюю полку… На этой полке, снизу, расположилась она… Вероятно, она опасна, она может навредить Вам…
Я его осадил недоверчивым взглядом: «Кто этот нечестивец, который так неучтиво ведет себя с незнакомым спутником?»
– Мужчина, прошу, не обижайтесь, я говорю с Вами вполне серьезно! Вероятно, наша спутница несет в себе страшный разрушительный заряд, от которого все, с кем она сталкивается, застывают на месте. Мне кажется, Вам будет неплохо, если станете чуть подальше от ее полки!
В его глазах был неподдельный страх, он, как и девушка, в проем двери бросал частые взгляды. Не выдержав нервного напряжения, он поднял с полки раскрытую книгу и спрятался за ней.
Спустя некоторое время в проеме двери купе с двумя лимонадными бутылками в руках показалась женщина лет тридцати пяти – сорока. При ее появлении девушка, прикорнувшая на краешке своей полки, пугливо вскочила. Она страшно побледнела; из ее горла вырвался стон. Столько ужаса и неподдельного отчаяния я прочел в ее глазах. Она вся съежилась, пугливо озираясь на незнакомку, отползла в самый крайний угол полки, опасаясь, что та в лучшем случае ее зарежет, в худшем случае проглотит. Голова незнакомки, несмотря на летнюю жару, духоту в вагоне, была закутана в тонкую белую шаль.
Незнакомка не могла не знать причину такого необъяснимого поведения своих спутников. По ее губам пробежала нервная дрожь; длинные ресницы широко раскрытых черных глаз на мгновение напряглись колючками. Но она быстро взяла себя в руки, не дала выплеснуться через край своим эмоциям; кивком головы поздоровалась со мной; бутылки с лимонадом, стараясь не звякнуть стеклом, поставила на откидной столик у окошка; неуверенно присела на край полки и смущенно обратилась ко мне:
– Молодой человек, простите, я, кажется, заняла Ваше место… право, мне неловко перед Вами… Если я Вас не затрудняю, не смогли бы вы расположиться на моем месте? – она сделала незначительную паузу. – На верхней полке.
– Гражданка, прошу Вас, не беспокойтесь, – стал я ее успокаивать, – я сам хотел попросить Вас об этом одолжении… В поезде мне нравится любоваться русскими просторами с высоты верхней полки, – я стал укладываться.
Она, еле сдерживаясь, чтобы не накричать на молодую пару, сидела у столика, на краю полки. К тому времени, когда я расположился на верхней полке, туалетные принадлежности, книгу, очки расставил по своим местам, новая спутница успела успокоиться. Вдруг она обратилась ко мне:
– Если я Вас не стесняю, можете посидеть со мной. И, пожалуйста, откройте мне бутылку воды. А то здесь других не попросишь…
Она бросила горестный взгляд на молодую пару. В ее глазах появилась боль и неподдельная тревога. Мне неясна была причина тревоги и недоверия моих соседей друг к другу.
Я поблагодарил незнакомку за внимание ко мне, уселся рядом с ней. Открыл бутылку лимонада, налил полстакана и протянул ей. Она неспешно сделала пару глотков, поставила стакан на стол. Я заметил, правая рука, в которой она все еще держит стакан, мелко дрожит. Солнце заглянуло в окошко купе, стало очень душно; не хватало воздуха, хотя окошко было открыто до конца. Несмотря на невыносимую духоту, незнакомка с головы не сняла шаль; приоткрытыми были только ее ухоженные, красиво очерченные серповидные брови, угольно-черные глаза, нос, рот. Эта женщина меня заинтриговала. По всей вероятности, она глубоко страдала. В ее печальных глазах таилась сердечная боль; во всем облике была видна какая-то потаенная, жутковатая отрешенность, страшно угнетающая ее.
Я был в костюме, мне нужно было переодеться в походную форму. Я извинился перед незнакомкой, из саквояжа вытащил спортивный костюм; вышел в туалет с мылом, полотенцем; умылся, освежился, переоделся, тихо проскользнул в коридор. Надо было притереться к своим соседям по купе, обдумать свое поведение в компании весьма занимательных, на первый взгляд, спутников. Не принять же и мне обиженную на своих спутников мину на все время езды. Да и дорога была неблизкая. В коридоре вагона мне в глаза сразу же бросилась моя новая спутница. В самом конце коридора моя таинственная незнакомка стояла у полуоткрытого окна и печально глядела вдаль. Она не заметила моего присутствия. Я тихо подкрался к ней, встал рядом. Столько сокрытой скорби и отчаяния я увидел в ее влажных глазах! Выходит, она держала глаза на мокром месте.
Мне стало неудобно. Она стыдливо отвернулась, влажным носовым платком в руке стала быстро и украдкой вытирать глаза. Через мгновение она оглянула меня таким бесхитростным и чистым взглядом, что у меня дрогнуло сердце.
«О, боже, – горестно подумал я, – какую же тайну хранит в глубине души эта несчастная женщина?»
Не надо быть всевидящим, чтобы заметить, какая тайная боль угнетает эту женщину; сколько в ней сокрыто разочарования, отрешенности от всего, в глазах затаено столько изнеможения, неподдельной ненависть к себе, такое нежелание жить, что меня от удивления пошатнуло на ногах. Когда она еще раз уставилась на меня своими огромными, иссиня-черными глазами, полными слез, и какой-то магнетической силы, у меня мурашки прошлись по коже спины. Я чувствовал, как волнение ее сердца передается моему сердцу. Я запаниковал, на мгновение даже потерял контроль над собой. В такую ситуацию я до сих пор не попадал и не знал, как себя вести. Я закашлялся, отвернулся и неуверенным шагом направился в купе.
Когда я панически отступал в купе, мои спутники вели какой-то оживленный разговор, видимо, о нашей спутнице. Они вдруг запнулись, куда-то смущенно попрятали глаза. Девушка ударилась в панику, но, когда увидела, что за мной не последовала наша таинственная спутница, испуганно вращая белками глаз, быстро-быстро заговорила:
– Молодой человек, Вам не кажется, что Вы ведете себя неосторожно, что рискуете жизнью? Эта женщина сущий дьявол! Она несет в себе какую-то сверхъестественную угрозу, скорее, какую-то невиданную неземную силу… Я думаю, нам всем надо быть начеку, главное, держаться вместе… Да, да, не смейтесь, уверяю Вас, не будьте так легкомысленны! Кто она, откуда, куда и с чем следует, какая тварь ее родила, одному богу ведомо! Верьте на слово, она не одна, у нее есть двойник… Под шалью она прячет еще одно лицо, лицо то ли ходячей смерти, то ли оборотня. Я боюсь, как бы она не захотела испробовать крови, человеческой крови! Ой, мамочки, что будет с нами? – она нервно затряслась, в глазах появился ужас. – Мое сердце чует беду!
– Послушайте, гражданка, – я сделал ей внушение, – не совестно ли Вам так плохо говорить и думать о нашей спутнице?! – Ну и что, что она прячет лицо под шалью? Может, она стесняется его показать, может, ее угнетает какая-то тревога, может, у нее дома траур? А если она с войны вернулась искалеченной, раздавленной судьбой? Разве сегодня среди нас мало ходит людей, искалеченных войной, жизненными неурядицами?
Но по тому, как пугливо озирается девушка, как тревожно ожидает появления таинственной незнакомки, можно было понять, что она знает то, о чем я не догадываюсь. «А если на самом деле она не врет?»
