ее душа замирает. От которых ее душа сама умирает. От которого Санни не дышит, испуганно смотря вперед. Теряет дар речи. Отшатывается. Делает пару шагов назад, после — замирает как статуя, что разбивается на осколки. Не мрамор или нефрит летят в разные стороны, а ее сердце.
Ее реальность
Ее жизнь.
Перед Санни стоит ее Эверетт. Нежный, заботливый, любящий. Но именно он окутан светом оранжевых запутанных цепей. Объятый оранжевым призрачным светом, чужой мантией и инородной болью. Поцелованный смертью. Убитый другой яростной душой.
— Эверетт…
Она почти инстинктивно лезет в карман за солью и кидает ее в одержимого возлюбленного, вызывая у него шипение. Отточенными до автоматизма движениями охотница пытается обезвредить орэйджи, но и без этого он не исчезает. Словно что-то не отпускает, не дает переместиться, как обычно. Словно что-то помогает ей и позволяет загнать призрака в круг соли.
Паника первых мгновений и осознаний отступает. Санни воздух в легкие набирает и истошно орет так, чтобы все слышали:
— Эверетт! В него вселился призрак! Мне нужна помощь!
Все ликвидаторы, как по команде, оборачиваются и начинает доставать оружие. Кто-то целится, но даже в такой ситуации она ближе всех к призраку. Соль заканчивается, святая вода в машине, отвести взгляд и тем более отвлечься нельзя. Ошибаться нельзя. Чувствовать боль, сжигающую внутренности, тоже нельзя.
— Отойди! — кричит руководитель охотников. — Есть риск, что тебя заденет!
— Стреляйте! Не дайте ему перевоплотиться или…
Или разрушить еще что-то большее, чем все дорогое ей. Но орэйджи сильный, солевые пули, летящие в его сторону, не попадают в тело, не долетают до него. Будто сталкиваются с незримым куполом, будто между ними есть помеха, будто он сам ею управляет.
— Разве так должно быть?..
Эверетт смотрит только на Санни, отчего ее сильнее колотит. Трясет от того, что она видит в нем — борьбу. Переменно исчезающий свет. Переменно проявляющаяся осознанность во взгляде. Его старые шрамы распускаются оранжевыми ветвями, они расползаются по телу и уже доходят до лица. Нет…
— Эверетт! — пытается она докричаться до него, пытается вновь и вновь разубедить себя в том, что происходит сейчас. Нет…
Санни впервые осознает — по щекам у нее текут слезы. Губы застывают в беззвучном крике о помощи, и она действительно приходит: кто-то из ликвидаторов передает по земле оружие. Охотница быстро поднимает его, не сводя взгляда с орэйджи, но даже за эти секунды он успевает переместиться к ней ближе. Рукой протянуть — и она упрется дулом пистолета ему в грудь.
И она понимает. Душа Эвера еще борется, сопротивляется влиянию орэйджи… Чтобы принять конец от ее рук. И только от ее. Никто больше не встанет между ними. Никто не положит конец тому, что создали только они.
Санни стреляет, и в этот раз пуля исчезает в Эверетте. Не смертельная рана начинает кровоточить, но тело остается на месте. У нее пропадают все мысли, из тела пропадают все чувства… Только кровь бешено несется по телу, шаг не удается сделать. Ноги дрожат и подкашиваются в самый ненужный момент.
Санни слышит биение десяток сердец — всех, кто здесь, кроме своего и Эверетта.
Она слышит шум, издаваемый призраком. Слышит и голоса, сливающиеся в гром отчаянных молитв, нелепых песней для отпугивания орэйджи, криков и разговоров шепотом.
— Как мы могли упустить?
— Могла ли пуля пройти мимо?
— Каждая? Я два магазина спустил только на главного призрака!
— А что, если это жертва?..
Санни подходит близко-близко и теперь отчетливо замечает, как орэйджи рвется из тела, но Эверетт удерживает его невиданным образом. Эверетт, ее бесконечно обожаемый и самый лучший мужчина улыбается. Улыбается сквозь боль, сквозь муки души, сквозь чужеродную злость и ненависть.
В последний раз.
Санни закрывает глаза и стреляет в лоб.
Чтобы наверняка.
Чтобы он не страдал.
Чтобы…
Санни подбегает и падает к телу, еще не успевшему озарить мир последней оранжевой вспышкой. Она срывается на крик, окончательно ломающий все в ее душе, на плач, от которого сводит легкие и сердце. Она касается застывшей груди Эверетта, не готовая прощаться с ним. Не готовая существовать дальше. Не готовая дышать, не готовая жить в мире, где нет их.
Санни прижимается лбом к его замершему сердцу и закрывает глаза, надеясь больше никогда их не открывать.
* * *
— But I can't help falling in love with you5.
Играет их любимая песня, вырисовывая в снах невиданные пейзажи тех мест, где они вместе, счастливы, живут и смеются. Шелестят шторы, и прохлада вместе с ветром попадает в спальню. Шуршат простыни, и щекотливое касание приятной мягкой ткани вынуждают Санни проснуться. Улыбнуться, потянуться в постели и лишь после — посмотреть на мир вокруг.
С нее спадает пелена дремы, когда она видит потолок, залитый светом закатного солнца. Апельсиновые шторы, простыни цвета манго, морковные обои. Все пространство состоит из оранжевых оттенков, где-то более светлых, где-то более насыщенных и темных. Какие-то из них радуют взгляд, а какие-то настораживают и заставляют усомниться в дизайнерском вкусе и выборе.
Санни неоднозначно хмыкает и решает осмотреться. Спросонья она не узнает эту комнату, но та определенно ей нравится. Как и мягкая постель на плетеных ножках, плетеное кресло в углу комнаты. Ковер из старых футболок под ногами. Широкий рабочий стол, на котором лежит ее фотоаппарат и разбросаны карточки к нему. Деревянные шкафы и полки, заставленные сувенирами, рисунками в рамках и фотографиями.
Все это вызывает умилительный трепет в душе.
Кроме…
Пустого, пусть все еще и теплого места на кровати. Совсем рядом с ней. Санни перекатывается на ту подушку и вдыхает аромат, который остался на ткани. Пахнет Эвереттом. Пахнет домом и любовью.
Санни улыбается. Эти духи она подарила… на Рождество? Кажется. Сейчас ей точно не вспомнить этого, да и нужны ли воспоминания о прошедших годах прямо сейчас?
— Shall I stay, would it be a sin?..
Санни тянет руки в сторону, разминает затекшую шею и спину. Все тело хрустит, но на удивление ничего не болит. Она чувствует легкость в теле и радуется ей. Ничего другого не нужно, ведь на душе так хорошо. Так спокойно, так невозмутимо. Хочется верить в чудеса, смеяться и не думать ни о чем. Хотя, может, стоило бы задуматься о еде. Желудок поднывает, призывая Санни встать с постели.
На прикроватной тумбочке она находит стакан с водой и записку, заботливо прикрепленную к стеклу:
«Ты уснула после нашего обеденного разговора. Я не стал будить тебя, приготовил ужин и оставил его на столе. Разогрей и поешь, пожалуйста. В